Румата поднялся и вышел из-под полога. Поднял глаза вверх, к звездам. Подставил лицо прохладному ночному ветру.

— Устали, Светлый? — негромко спросил подошедший капитан легионеров.

— Не то слово.

— Можно я предложу вам глоток вина?

— Конечно, можно, — Румата усмехнулся, — и даже нужно.

Отхлебнул из протянутой ему фляжки. Вино было теплое и терпкое.

— Он искал смерти, — неожиданно сказал капитан.

— Кто?

— Флеас. Дождался момента, когда уже стало ясно, что мы победили, и бросился в самое опасное место.

— Ах, вот как, — медленно произнес Румата, — кажется, я начинаю понимать… Кто такая Глен?

— Его жена. Погибла во время событий в Енгабане. Легат не мог простить себе, что во время не удалил их в поместье. В смысле, ее и сына. Шерку было три года. Он тоже погиб. Такие дела, Светлый.

И капитан снова протянул ему фляжку.

— Очень ее любил? — спросил Румата.

— Не то слово. Вообще, ее все любили. Такая была удивительная женщина… Когда он узнал, то чуть сразу не бросился на меч. Потом передумал. Сказал, всех их сперва убью, и уж тогда… А перед той атакой… Не знаю, Светлый, стоит ли это говорить…

— Говорите, раз уж начали.

— Ну, он мне сказал, что теперь спокоен, что вы… Светлые… всех этих порешите, камня на камне от Ордена не оставите. Потом попросил: если что, скажи им, пусть только Енгабан не разрушают. Это — последнее, что от старых королей осталось. И еще попросил: передай, что Питан надо под плуг пустить, как наши предки делали. Чтоб, значит, наверняка.

— Под плуг? — переспросил Румата.

— Ну, да, — подтвердил капитан, — распахать и засеять. А я вот еще прикинул, может лучше фруктовые сады там посадить? Чтобы, значит, деревья и все такое. Жаль только, в тех местах воды почти нет. Солончаковое болото.

— Что-нибудь придумаем, — рассеяно сказал Румата, делая еще глоток и возвращая фляжку капитану.

— Хорошо бы, — вздохнул тот, — Глен очень любила фруктовые деревья. У них даже в городе во дворе росли несколько… Их сожгли, конечно. Вместе с домом… Вот…

Капитан отсалютовал и растворился в ночи, а Румата отправился назад.

За время его отсутствия ничего не изменилось. Вики-Мэй безмятежно спала. Флеас так и не пришел в сознание, хотя дыхание вроде бы стало ровнее. Игенодеутс все также сидел неподвижно, только ладони его перестали хлопать по коленям. Он уже не находился в трансе. Он просто пребывал в глубокой задумчивости.

«Ну, что ж, будем думать вместе. Непонятно, правда, о чем — но там видно будет», — решил Румата и уселся рядом с ним.

Примерно через четверть часа шаман нарушил это странное молчание.

— Надо найти женщину и ребенка, — сказал он, — таких же, как те, мертвые, что зовут этого воина за собой.

— Таких же? — переспросил Румата — Или похожих?

— Таких же. Или похожих, — эхом отозвался шаман, — тогда он вернется. Иначе — уйдет.

— А что должны делать эта женщина и этот ребенок?

— Просто быть здесь. К полудню.

— Так, — сказал Румата и легонько толкнул в бок спящую Вики-Мэй.

— Что там? — спросила она, протирая глаза.

— Смени меня пожалуйста. Я отправляюсь за прекрасной принцессой для нашего героя.

— Какая еще, к свиньям собачьим, принцесса?

— Обыкновенная. С ребенком. Все вопросы — вот к этому джентльмену, — Румата быстро поцеловал Вики-Мэй в ухо, встал и направился к группе негромко переговаривавшихся о чем-то легионеров, чтобы задать им вопросы, казалось бы совершенно нелепые:

— Кто из вас хорошо помнит, как выглядели жена и сын легата?

— Да, считайте, все помнят, — откликнулся кто-то.

— Тогда вопрос второй. Где находится ближайшее место, в котором сейчас много женщин?

— Женщин? — переспросил один, с нашивками лейтенанта, — да, наверное, милях в двадцати пяти вниз по Вал-Зи. Там латифундия Ордена. То есть, теперь, вроде бы, ничья. Там можно найти хоть какую-то еду и крышу над головой. Значит, много беженцев. В основном — женщины, дети. Ну, еще старики и увечные…

— То, что надо, — перебил Румата, — поедете со мной, лейтенант. Возьмите с собой полсотни парней половчее.

— И меня с моими охотниками, — раздался за спиной утробный бас Верцонгера.

— Ну, разумеется, — согласился Румата, — и вас тоже.

Вскоре около сотни всадников уже стремительно неслись вдоль реки на поиски «того, не знаю чего». Практически, как в сказке. Прошло чуть больше часа, когда они издалека увидели бывшее орденское поместье. Вернее, слабые всполохи огня над ним.

— Кто-то что-то подпалил, — флегматично констатировал Верцонгер.

— Я даже догадываюсь кто, — заметил лейтенант, — дезертиры из бывшей армии этой собаки-магистра. К морю идут. Думают смыться на острова. Ну и по дороге решили пограбить. У беженцев известное дело, все добро нараспашку.

— Как думаете, много там этих дезертиров? — спросил Румата.

— Да уж справимся как-нибудь, — лейтенант нехорошо усмехнулся, — это же крысы, а не мужчины. Корм для свиней. Прикажите атаковать, Светлый.

— Атакуем, — ответил он, после секундного размышления.

…Это был не бой, а простая, грязная и кровавая резня. Орденских солдат, а точнее — мародеров, было значительно больше, чем атакующих, но они не представляли собой никакой организованной силы. Легионеры и варварские воины гонялись за ними по широким полям, на которых решительно негде было спрятаться, вытаскивали их из нехитрых хозяйственных построек, выдергивали из рядов испуганных, сбившихся в кучки, беженцев. И рубили — нещадно, на месте… Занимался рассвет… Румата тупо стоял на лужайке перед усадьбой, между двух изуродованных клумб, и с недоумением рассматривал клинки своих мечей. Ему как-то самому не верилось, что, поддавшись общему настроению, он только что вдохновенно рубил бегущих беззащитных людей. Сейчас ему было стыдно.

«Не буду говорить ничего Вики-Мэй», — подумал он.

Потом прикинул в уме, как они вернуться, и как эти легионеры будут за кружкой вина рассказывать товарищам: «А Светлый-то и вправду на мечах первый в империи. Прямо с седла одним ударом пешего пополам разделал. От макушки и до задницы, даром, что тот метался, как крыса. Что значит, не бывает? Да я своими глазами видел! Так две половины на землю и упали, чтоб мне подавиться, если вру!..». И далее — в том же духе. «Нет, — решил он, — лучше уж я сам расскажу. Без особых подробностей и острых углов.»

— Светлый, мы тут посовещались… — начал подошедший лейтенант.

— И что? — глухо спросил Румата.

— Ну, похожа, в общем. Со спины вообще почти не отличить. И лет примерно столько же. Только волосы, вроде, светлее. Лицо, правда, поуже и еще нос другой. Ну, подбородок острее. А так — похожа. Особенно, если подкормить — а то худая очень. И парнишка ничего, прыткий такой, чуть не убежал. Наверное, на год старше, чем у легата. Как думаете, сойдет?

— Где они?

— Вон там, — лейтенант махнул рукой, — я решил, что тащить их как-то неудобно. Просто отделил их от остальных гражданских и охрану выставил.

— Правильно решили. Ну, пойдем, посмотрим.

… Она была чудовищно спокойна. Окинув подошедших взглядом огромных серых глаз, тихо сказала:

— Ребенка отпустите. Незачем ему это видеть.

— Стоп, — сказал Румата, — почтенная, вы совершенно не то подумали. Клянусь небом, вас здесь никто не обидит.

— Побойтесь неба, — тихо ответила она, — ваши воины схватили меня и выставили перед вами, как кобылу на базаре. Мне все понятно — и вам все понятно. Я всего лишь прошу отпустить мальчика.

— Вы не поняли, — возразил он, — мои воины не грабят и не насилуют женщин. Посмотрите вокруг и убедитесь… Ну как вам еще объяснить?… Верцонгер!

— Я здесь, Светлый.

— Верцонгер, друг мой, ты видишь, этих людей? — сказал Румата, обводя рукой мелкие группы беженцев, сидящих на земле или беспорядочно перемещающиеся в разные стороны, — они беззащитны и напуганы.

Варварский вождь пожал плечами — ясно, что так.

Румата кивнул и продолжил: