Изображение опять ожило. Кусочки прошлого двадцатилетней давности сменяли один другой. Они с Анкой в лесу… в горах… в каком-то маленьком северном городишке… на даче… у кого-то в гостях… они с Анкой танцующие танго… летящие в затяжном прыжке на высоте полтора километра… поющие на два голоса у костра…

— Какого черта! — хрипло произнес Румата.

В этот момент опять появился еще один маленький городишко с узкими улочками — и Анка, идущая навстречу в каком-то маскарадном наряде. Смешная, немного непохожая на себя… Несколько угловатые движения… Широко распахнутые, будто испуганные глаза… Кого же она играет? Джульетту? Офелию? Лауру? Стоп. Это же не Анка, это Кира! Конечно же, это — Кира. Такой я увидел ее впервые в тот день, четыре года назад. Она просто шла навстречу…

— Узнал? — раздался сочувственный голос Пашки, — конечно узнал, но не сразу. Они чем-то похожи, верно? Первая женщина Антона и единственная женщина дона Руматы. Единственная — что бы там не говорили сплетники о двадцати любовницах, не считая мелких увлечений.

Тем временем, игра продолжалась. Кира рядом с ним в какой-то корчме… Кира в его кабинете — листает хрупкие страницы раритетов, задумчиво подперев подбородок ладошкой… Кира в одной легкой рубашке, быстро спускается по лестнице ему навстречу, бросается на шею… То есть, конечно не ему, а тому Румате, почти три года назад… И вдруг изображение меняется. Снова золотой песок и Анка, демонстрирующая внезапную атаку морского десанта.

— Видишь, разница, все же, есть, — раздается пашкин голос, — это не просто игра памяти. Но разница бывает разная. Считай это новым афоризмом и смотри дальше.

Теперь на изображении взрослая Анка. Два года назад. Когда он вернулся на Землю после… После всего, что здесь было — и… Она тянется к нему, чтобы обнять… и вдруг отстраняется назад. Движения быстрые, но выверенные, плавные. Движения человека, прекрасно владеющего своим телом.

— Помнишь, — снова вклинивается голос Пашки, — она увидела у тебя на руках земляничный сок. А подумала, что это кровь. Смелая Анка почему-то всегда боялась крови…. Робкая Кира тоже боялась крови. Помнишь?

— Помню, — механически ответил Румата, хотя Пашка, разумеется, не мог его слышать.

— Но времена меняются, — продолжал голос, — и люди тоже. Сейчас ты увидишь уникальные кадры исторической хроники. Фрагмент битвы с ируканским экспедиционным корпусом.

… Да, об этом Румате рассказывал дон Тага, баронет Пампа. Летит тяжелая кавалерия, блистательный маршал Дирка возглавляет атаку… дым… кони напарываются на заграждение из шипов и рыболовных сетей… Всадники летят на землю… Но маршал не зевает. Вот он уже на ногах, в правой руке — длинный кавалерийский меч, в левой — короткий широкий гладиум. Он готов собрать своих людей — и тут появляется Кира. Спокойная и уверенная, в легком снаряжении, вооруженная лишь узким клинком, похожим на шпагу. Дирка взмахнул длинным мечом… Раз! Изящный уход влево-вперед. Два! Стремительный выпад. Клинок жалит незащищенную доспехами правую подмышку. Маршал выпускает меч. Три! В том же выпаде режущее возвратное движение по тыльной стороне правого колена. Маршал неуклюже падает, но он не сломлен, он пытается встать на одно колено. И вот — финальный удар. Нет, не клинком. Носком сапога в переносицу. Бац! Нокаут. Цель достигнута. Маршал Дирка жив, но абсолютно безопасен на ближайшие несколько часов…

— А вот она крови совсем не боится, — комментирует Пашка, — да, какая грация и какой удар. Маршал никому не расскажет, как он заработал себе здоровенный шрам посреди лица. Но это лирика, а нам еще предстоит выяснить, кто она. Так что обратимся к скучной науке анатомии и не менее скучной биокибернетике. Для удобства обозначим наших прекрасных принцесс, а точнее — их модели, литерами Эй, Кей и Экс. Анка, Кира и …. твоя нынешняя подруга. Разместим их рядом и сравним.

Возникли три объемных зеленоватых полупрозрачных изображения женских тел, маркированных литерами и выстроенные в ряд по росту. Получилось: Эй, Экс, Кей.

— Они выполнены в масштабе, а в зеленый цвет я их выкрасил для драматического эффекта. Тем не менее, они вполне узнаваемы. Кей и Экс похожи настолько, что их можно перепутать, не правда ли? А вот Эй — совсем другая. Теперь временно уберем волосы и черты лица — чтоб не мешали.

Женщины на изображениях превратились в безликие фигуры и каждая несколько раз медленно повернулась вокруг вертикальной оси.

— Мы видим, — продолжал Пашка, — что соотношение размеров плечи-грудь-бедра у всех трех принцесс практически одинаковы. При этом Экс и Кей почти одинакового роста, а Эй выше почти на 10 сантиметров. Но вот по телосложению Экс явно ближе к Эй, а не к Кей. Если мы приведем наших принцесс к одному масштабу и прорисуем опорно-двигательную систему…

Пашка сделал паузу, изображение Эй стало чуть ниже, а затем во всех трех изображениях проявился скелет и мускулатура.

— … это будет видно невооруженным глазом. Эй и Экс по типу телосложения относятся к атлетикам, а Кей — к астеникам. Тем более это станет заметным, если прорисовать голени, бедра, живот и плечевой пояс, а затем убрать остальное… Вот, посмотри. Накладываем трафарет Экс на Эй. Разница минимальна. А теперь на Кей… Ну, вот. При других обстоятельствах я бы сказал, что мы видим классические различия телосложения туземки и современной землянки. Они связаны с характером питания, медицинского обеспечения, видами нагрузок и так далее. На этом можно было бы поставить точку. Но мы хотим исследовать вопрос подробнее — а потому перейдем к лицам.

Изображение резко поменялось. Теперь на Румату влюбленными глазами смотрели две Киры.

— Ну? — иронично спросил Пашка, — которая из них настоящая? Попробуй угадать. Через десять секунд появятся литеры. Левая или правая? Девять…. Восемь…

— Ад и дьяволы! Они же одинаковые!

— … Семь … Шесть…

Присмотревшись, он понял, что лица чуть-чуть разные.

— … Четыре… Три…

… Да нет, очень разные. Совершенно разные.

— … Два…

… Но которая из них Кира?

— … Один…

— Вот она! Справа! — Румата выбросил руку в сторону правого лица.

— … Ноль.

Над правым изображением вспыхнуло «Экс», над левым — «Кей».

— Неправда! — крикнул он, — она справа! Вот она!

— Ты ошибся, — спокойно прокомментировал Пашка, — хотя, строго говоря, ты угадал. Твоя нынешняя подруга, которую ты считаешь настоящей Кирой — справа. А та Кира, которую застрелили два года назад, и которую ты уже практически забыл — слева.

Румата хотел было возразить — но понял, что это бессмысленно сразу по двум причинам.

Во-первых, Пашка его не слышал. Это было просто кино.

Во-вторых, Пашка был абсолютно прав. Прав буквально во всем.

И Пашкины реплики, предельно точно отслеживавшие реакцию Руматы по ходу киношного действия убеждали в этом более, чем что либо иное.

Тем временем, изображения обеих девушек погасли.

— Конец первой серии, — сообщил пашкин голос, — звякни мне, если захочешь посмотреть вторую. Будь здоров, Тошка. Береги себя и не кипятись попусту.

«Легко тебе говорить, — подумал Румата, подбрасывая на ладони замолчавший проектор, — а посмотрел бы я на тебя в моей шкуре. Ты бы не просто кипятился. Ты бы весь на пену изошел, биокибернетик, блин, исследователь хренов.»

Было огромное, почти непреодолимое желание подбросить проклятую пластмассовую коробочку в воздух и рубануть по ней мечом. От души. Чтобы вдребезги. Остановила его лишь одна мысль: именно этого поступка от него и ждут… Кто ждет? А, шут его знает. Теперь уже не поймешь. Одно только понятно — влип Тошка в чужую, темную, паскудную игру. Сидит он за болвана, а игроки сдают ему, болвану, карты и потом его же болванскими картами друг под друга заходят. Кто-то из них что-то выиграет, а вот болван проиграет обязательно. Потому что он не просто болван, а болван по определению.

Так. От меня ждут, что я растопчу проектор, как злую гадину. Уже через час пожалею об этом, буду ругать себя последними словами, наконец, позвоню Пашке, попрошу у него и первую и вторую серию… Да, и мне можно будет преспокойно сдать проектор с «подлянкой», потому что я уже напрочь потеряю нюх, да и вообще чувство реальности. К тому же, я наверняка поругаюсь с Кирой… Или с Экс… Нет, к черту Экс. Это — Кира. Все. Точка. Потому, что если это не она, значит, я ради миража закопал в землю двадцать тысяч человек. Нет, опять неправильно. Получается, я ради Киры их закопал… А завтра я ради нее разрушу город. Ад и дьяволы! Что я делаю? Что я вообще здесь делаю, в этом сраном Арканаре? Может, поговорить с ней, все же? Или сначала с Бромбергом? Рассказать ему про кино… Стоп. Успокойся, дурак. Не суетись. Что бы ты сейчас не сделал — это будет глупость. Потому, что в таком состоянии ничего умного сделать невозможно. Так что сиди спокойно, дурак и, главное, ничего не делай, пока не успокоишься… Ну, помогло вроде. Начал успокаиваться.