Исемби улыбнулся:

– Они не рискнут. Ты разве не знаешь, кто находится в комнате под этой шахтой?

Посмеиваясь, Войскунский ответил:

– Возможно, вы не поверите, капрал, но я хороший солдат. Я иду туда, куда мне велят, и не задаю вопросов.

– Нет, ты просто комментируешь.

– Конечно. Братство ведь хочет, чтобы его члены свободно выражали свои мысли, не так ли?

Открыв было рот, Исемби все-таки воздержался от резкого ответа и переключился на поставленную перед ними задачу.

– В зале заседаний под нами допрашивают пойманного во время захвата города ученого ВОИ.

– И что?… В ВОИ ученых полным-полно. Сомневаюсь, что они заметят отсутствие одного из них.

С насмешкой Исемби произнес:

– Этот джентльмен считается у них «экспертом» по тибериуму. Остальные их «эксперты» были уничтожены, когда производилась зачистка «Филадельфии».

– О, прошу вас. Станция не была «зачищена». Ее взорвали. И я мог бы добавить, что взорвали красиво. Мне никогда не нравился ее дизайн.

Исемби снова напрягся.

– Дело в том, что этот человек очень ценен для них. Мы здесь для того, чтобы помешать неизбежному вторжению парней из ВОИ, желающих спасти славного доктора Такеду.

– Хорошо. Если эта штука действительно взорвется, когда я выстрелю из нее, они по крайней мере тоже погибнут.

Вздохнув, Исемби подумал, что после выполнения задания надо бы написать рапорт капитану аль-Рашану относительно Войскунского.

Тот пробормотал что-то на своем родном русском языке.

– Что это было, рядовой?

– Я говорил, что, даже несмотря на это вот мощнейшее оружие, – он показал на «Т7», – у нас вряд ли хватит сил, чтобы всерьез удерживать город и отражать атаки ВОИ. Нам чертовски повезло, что мы вообще смогли его захватить.

– Это не было везением, – возразил Исемби. – ВОИ ослабла и решила, что мы еще слабее. Их жалкая разведка даже не смогла заметить нашу тайно крепнущую силу. Мы наращивали мощь, а их оборона оставалась на прежнем уровне, точнее, приходила в упадок. Мы смогли захватить Сан-Диего, потому что войска, защищающие его, были ослаблены и почти ничего собой не представляли.

– Да, но долго так продолжаться не может. Вы действительно считаете, что мы способны захватить все Синие зоны? Возможно, я ошибаюсь – конечно, не в первый раз, – но если вас интересует мое мнение, мы здесь не для того, чтобы удерживать Сан-Диего, а для того, чтобы позлить ВОИ и вселить страх в их сердца.

«Я точно составлю на него рапорт», – подумал Исемби, но вслух ничего не сказал. Ему надоело слушать Войскунского.

Его болтовня была бессмысленна. Тибериум спасет человечество, выведет его из темных времен зависимости от ископаемого топлива, жалких границ и войн. Он сделал для объединения мира больше, чем что-либо другое, хотя этот процесс еще не завершился. Тем не менее, в мире, где когда-то были сотни наций, их осталось всего две. Когда Братство окончательно уничтожит ВОИ, мир станет целостным. Им будет править тибериум, и его неограниченный потенциал выведет человечество на новый уровень.

Исемби надеялся застать это время. Если же не удастся – что ж, по крайне мере он смог увидеть Тихий океан. Он родился и вырос в Кении и много раз видел Атлантику, во время подготовки в Бхопале познакомился с Индийским океаном, но Тихий…

Когда подразделение Исемби направлялось на войсковом транспорте «Ви-Ти-32» в Сан-Диего, капрал не мог оторваться от иллюминатора. Оба океана, которые он видел раньше, были по-своему очаровательны, но они и сравниться не могли с грандиозной величественной синевой Тихого океана, в котором лишь местами виднелись небольшие острова.

«Даже если я погибну сегодня, по крайней мере я это увидел».

Потом они летели над Сан-Диего. Город, не подвергшийся влиянию тибериума, пребывал в примитивном, если не безжизненном состоянии. Желтовато-серый бетон, стекло… За пределами Сан-Диего господствовала растительная жизнь, а затем начиналась пустыня. «Типично для ВОИ, – подумал Исемби. – Они окружили свои Синие зоны стенами – корабли, так сказать, попали в бутылки, – надеясь сохранить уже несуществующее прошлое».

Это воспоминание освежило Исемби, смыв дурной вкус ехидного комментария Войскунского, и он слегка поерзал.

Татуировка снова начала чесаться. Он машинально положил руку на плечо, затем отдернул ее.

– Впечатляет, – заметил Войскунский. – Последний капрал, под началом которого я служил, постоянно чесал свою татуировку.

Глядя на оголенную часть руки Войскунского, Исемби покачал головой:

– Я смотрю, у тебя нет татуировки.

Солдат вздрогнул.

– У меня аллергия на иглы. Да и неохота, чтобы тибериум был в моей коже.

Исемби не выдержал:

– Ты хоть понимаешь, что с каждым твоим словом мне все больше хочется написать на тебя рапорт?

– За что, капрал? Я верный солдат, готовый отдать жизнь ради Братства, – особенно если при этом я смогу нанести ущерб этим фашистам. Возможно, я согласен не со всем, что делает Братство, но верю, что в целом мы правы, а ВОИ сильно заблуждается. Я не люблю Братство столь сильно, как любите его вы, сэр, и прошу прошения за это, но вы можете не сомневаться, что никто не ненавидит ВОИ сильнее меня.

До настоящего момента тон Войскунского был слегка ехидным, даже презрительным, и от этого у Исемби скулы сводило. Но, когда рядовой говорил о своей ненависти, капрал видел, как напрягается под броней его тело. Исемби решил повременить с рапортом на рядового и принять окончательное решение в зависимости от его поведения в бою. Ведь скорее всего отряды ВОИ нападут на Дворец съездов. ВОИ пойдет на все, чтобы спасти Такеду. Исемби уже предвкушал уничтожение вражеских бойцов во имя Братства.

Если он будет носить этот костюм не снимая, то никогда не перестанет бежать.

Вега пробегал шестьсот метров десятки, нет, сотни раз, начиная с подросткового возраста. Он участвовал во множестве забегов на соревнованиях, когда носил темно-бордовую форму Фордхемского университета, но никогда не чувствовал себя в таком приподнятом настроении, как в конце этой пробежки. Рикардо совершенно не ощущал усталости. Все дело было в тех черных ремнях, которые показал ему Бродер. Они усиливали его и так натренированные ноги и с избытком компенсировали вес костюма, «Джи-Ди-2», «Ночного ястреба», запасных боеприпасов и шлема

Шестая и седьмая роты достигли улицы, ведущей к одному из многочисленных отелей, которые обслуживали Дворец съездов. Харбор-драйв изначально предназначалась для движения тяжелого автотранспорта, распространенного здесь раньше. Вокруг высились небоскребы, но дальше, за пределами делового центра, высоких зданий не было – в этих местах часто случались землетрясения, а со времен появления тибериума ситуация заметно ухудшилась.

Чуть раньше лейтенанты Андерсон и Лемиш вместе с первой и второй ротами отделились от общей группы и двинулись направо к пристани, чтобы зайти сзади. А почти перед самым отелем лейтенанты д'Агостино, Гюган и Демитриджян вместе с третьей, четвертой и пятой ротами повернули налево, чтобы, обойдя кругом, приблизиться к дальней стороне Дворца съездов.

Капитан Генри остался с шестой и седьмой ротами, значит, Вега будет действовать под его руководством. Порядок подчинения в 22-й дивизии определялся номером роты, Андерсон и д'Агостино остались во главе своих частей. Если что-нибудь случится с Генри, его сменит лейтенант Липински, и только если что-то случится с ней, командование перейдет к Опал.

Вега заметил, что их не сопровождают медики. Видимо, командование абсолютно уверено в способности бронекостюма оказывать первую помощь. Он надеялся, что эта уверенность оправданна.

Вега услышал сообщение:

– Периметр совершенно чист.

Это означало, что Нод не сможет нанести по ним удар, пока они не достигнут ДССД. А еще это подтверждало, что на центральных улицах Сан-Диего, где обычно бурлила жизнь, никого нет.

Конечно, они находились в деловом районе, и никаких жилых зданий, кроме отелей, не было здесь, но атмосфера все равно казалась зловещей.