— Ты… — начинает Холли, но колеблется. На секунду она отводит взгляд от меня, и я вижу, как она прикусывает нижнюю губу, собираясь с мыслями, прежде чем снова взглянуть на меня. — Как медсестра, я поклялась спасать все жизни, но… т-ты когда-нибудь причинял боль тому, кто этого не заслуживал?

Я смотрю на нее, мои руки опускаются обратно на ее талию, и притягиваю к себе. Ее губы раскрываются, когда она чувствует на себе давление моей длины. Доказательства моего желания к ней очевидны, но она не пытается убежать, и это единственное подтверждение, которое мне нужно.

— Никогда, — уверяю я ее, глядя в глаза, а затем провожу голодным взглядом по ее телу. — Я никогда не причинял боль тому, кто этого не заслуживал.

ГЛАВА 4

Рипер

Возьми себя в руки.

Я заставляю себя повторять эти слова снова и снова в голове, но они не имеют никакой силы в присутствии кого-то вроде Холли. Когда она рядом, слова бесполезны.

Могу сказать, что мои действия и мое признание подавляли Холли, поэтому я проявил милосердие и отпустил ее. Не говоря уже о том, что находиться так близко ко мне в моем нынешнем состоянии, вероятно, было отвратительно. В конце концов, я пришел к ней домой раненым и окровавленным, и с тех пор был в основном без сознания, и мне пришлось только минимально помыться.

Отпустив ее, чтобы она могла встать, я убедил Холли позволить мне встать с кровати и принять душ. Она нервничала из-за того, что мне придется подняться, но я утверждал, что мне нужно смыть кровь с волос, чтобы ей удалось как следует оценить рану на голове. Я был слабее, чем мне хотелось, поэтому потребовалось несколько осторожных маневров, но Холли помогла мне добраться до ванной, наполнила ее водой и нашла запасную зубную щетку. Она покраснела и стала совсем пунцовая, когда спросила, нужна ли мне помощь, чтобы залезть в ванну, но я решил не смущать ее и справился сам. Боже, как приятно было помыться.

Закончив, почувствовал себя намного лучше, но снова быстро вымотался. Мне удалось вылезти из ванны и обернуть полотенце вокруг талии, но пришлось просить Холли помочь мне вернуться в постель. Мой член затвердел от ощущения ее кожи на моей обнаженной, но я слишком устал, чтобы насладиться этим.

Теперь, вернувшись в постель и благодарный Холли за чистые простыни, я позволил ей осторожно осмотреть рану на моем черепе. Наконец она заключила, что швы не понадобятся, но все еще уверена, что у меня сотрясение мозга.

— Я приготовлю тебе что-нибудь поесть. Яйца подойдут? — Спрашивает она.

— Яйца — идеально.

Кивнув в ответ, она выходит из комнаты, а я скольжу взглядом по изящной линии ее спины до соблазнительной задницы.

Боже, все, о чем я могу думать, это каково быть внутри нее.

Часть меня хотела солгать этому ангелу, сказать, что я никогда никому не навредил, чтобы она смотрела на меня иначе, но было бы бесполезно лгать, учитывая тот факт, что мое тело выдаст правду; моя кожа испещрена шрамами, которые я пытался скрыть чернилами, но многие из них слишком глубоки. Теперь, когда я обнажен в постели после ванны, эти шрамы полностью видны.

Она, наверное, и так видит правду в моих глазах.

Или, может быть, в моих глазах отражаются не ужасы моей жизни, а мое желание обладать ею.

Холли вернулась через несколько минут с тарелкой яичницы и стаканом сока, и я с радостью принимаю и то, и другое. Пока я ем, она снова проверяет рану на моей руке. Закончив есть, отставляю тарелку в сторону. Она стоит так близко, что вместо того, чтобы опустить руку обратно на колени, я позволяю ей зацепиться за ее бедро. Она резко вздыхает от моего прикосновения и смотрит на меня.

Глубоко внутри я понимал, что мне следует подождать, но не знаю, сколько времени мы проведем вместе; и не хочу больше ждать. Кто знает, что случится завтра или послезавтра? Мы уже итак потратили много времени.

Потребность обладать этой девушкой, заявить на нее права, и привязать к себе любым возможным способом сильнее всего, что я когда-либо чувствовал. Я никогда не думал о чем-то подобном с кем-либо еще, но глядя на эту идеальную девушку в своих объятиях, все, о чем могу думать, это как сохранить ее навсегда, даже сделать беременной, чтобы все знали, кому она принадлежит.

Это делает меня психом?

Наверное, я чокнутый, раз хочу заполучить ее, хотя знаю ее меньше двух дней и большую часть этого времени был без сознания. Заявив о ней, я бы связал ее со своей долбаной жизнью, но не могу отрицать привлекательности провести остаток жизни, купаясь в тепле ее прикосновений и голоса.

Подношу другую руку к ее талии и тяну, пока она не падает на меня, затем немного приподнимаю ее, пока у нее не остается выбора, кроме как оседлать мои бедра поверх простыни. Холли опирается обеими руками на мою грудь, чтобы удержать равновесие, и ее пальцы осторожно коснулись моей обнаженной кожи.

Никто не прикасался ко мне так, как она, за всю мою жизнь, с такой заботой и состраданием. Я отказываюсь терять это чувство.

Я хочу ее!

Мой член достаточно тверд, чтобы забивать гвозди, и ее близость медленно разрушает контроль, который я пытался соблюдать. У нее перехватывает дыхание, когда я провожу тыльной стороной ладони по ее челюсти и вниз по шее, мой взгляд прикован к выпуклостям ее сисек.

— Рипер… Ч-что ты делаешь? — Прошептала она, облизывая губы, и черт возьми, если это не самая горячая вещь, которую я когда-либо видел.

— Хочу поблагодарить тебя за спасение моей жизни. — Я говорю первое, что приходит на ум, встречаясь с ней взглядом и проводя рукой вниз к ее груди. Она дергается в моих руках, и тихий всхлип вырывается из нее, когда палец касается ее соска.

— Цветы, — говорит она с придыханием, беспокойно ерзая у меня на коленях. — Большинство людей послали бы цветы и открытку в знак благодарности. Я… Мне нравятся тюльпаны.

— Я запомню, — говорю я, проводя рукой по ее животу, поддевая топ. Каждое прикосновение моих пальцев к ее коже посылает яростный шторм жара в мой твердый член, и мне приходится прикладывать все усилия, чтобы не толкнуть ее обратно на кровать, не сорвать с короткие шорты и не вонзить в нее свой ствол. — Я куплю тебе цветы и открытку позже, но сейчас… позволь отблагодарить тебя по-своему.

— Мы не можем… О, Боже, — шепчет она хрипло, когда я обхватываю ее идеальные сиськи руками. Она стонет, выгибаясь навстречу моему прикосновению, когда я провожу большим пальцем по ее соску, а бедра нежно покачиваются на моем члене. — Рипер, мы не должны…

— Почему бы и нет? — Хрипло говорю я, опуская рот к изгибу ее шеи и касаясь губами кожи, заставляя дрожать.

— У тебя голова и рука… Ты ранен.

— Я в порядке, — уверяю я ее, что отчасти правда. Голова все еще пульсирует, а рука болит, но мое желание к ней пересиливает все остальное. Я не знаю, насколько сильно это навредит, и, честно говоря, мне все равно. Холли, с другой стороны, милый ангел, которой и является, явно обеспокоена. — Я буду осторожен.

Мои слова, похоже, нисколько не успокаивают ее, поэтому я решаю попробовать другую тактику: отвлечение.

Я целую ее шею, нежно покусывая кожу, прежде чем успокоить ее языком, впитывая реакцию. Она стонет, когда я целую ее челюсть, прежде чем медленно тянусь к ее рту, и когда провожу по нему своими губами, она так мило раздвигает для меня свои. Я дразню ее, наше дыхание горячо смешивается друг с другом, и искры между нами растут с каждой секундой, пока я сдерживаюсь, чтобы по-настоящему поцеловать ее.

— Рипер, — хнычет она, ее голос жадный, и это все, что мне нужно, чтобы завладеть ее губами. Она стонет в поцелуй, ее бедра покачиваются на мне, когда она наклоняется ближе.

О Боже, нет ничего мягче и слаще ее губ. Я чувствую невинность в том, как она целует меня в ответ. Застенчивость и неловкость не должны меня возбуждать, но, черт возьми, все в этой девушке грозит отправить меня прямо за край. То, как ее язык страстно встречается с моим, вызывает собственническое рычание, нарастающее в моем горле.