— Хм… но ведь тунгстен — металл совершенно не ковкий, и проволочину из него изготовить невозможно!
— Но ведь изготовили же. Я вам могу подсказку дать: чистый вольфрам становится очень даже ковким и пластичным при температуре… свыше тысячи градусов.
— А из чего же в таком случае фильеру делать прикажете?
— Если бы я, Петр Григорьевич, знал, как такую проволоку делать, то стал бы уже одним из самых богатых людей в мире. Но я в металлургии понимаю немногим больше, чем в выращивании ананасов в тундре, а вы ведь из платины сумели монеты делать! Тут, насколько я знаю, сначала методом порошковой металлургии делалась небольшая поковка: ее можно вроде и в вилле палочки изготовить. Ну а затем уже из нее проволочину и вытягивали, нагревая ее током электрическим прямо перед фильерой.
— Ну да, вы правы… подумать тут есть над чем. Но вы сказали, что металл потребно брать очень чистый, а сие тоже дело не самое простое, химиков изрядных привлечь потребуется.
— Как раз получить чистый вольфрам нетрудно, я вам отдельно расскажу как. Только нужен будет йод… но я знаю, где его можно взять много и недорого. Вот если вы проблему с проволокой решите, то держава наша изрядно богатствами прирастет, да и император, насколько я знаю, вас милостями не обделит. А обделит — то поверьте, Южные Американские республики вас столь изрядно наградят, что и правнуки ваши нужды знать не будут.
— Награды, конечно, тоже порадуют, но задачка-то ваша столь интересна… обидно, что секрет утерян…
— Но у вас есть огромное преимущество перед теми, кто его передать прочим людям не успел: вы точно знаете, что сие возможно, и что повторить это — вполне в силах человеческих.
— Пожалуй, вы и правы… а возможно ли ваш светильник поближе изучить? При том, что я вовсе не пообещаю, что повторить его смогу, но наверное ваш образец поломаю.
— Мне в любом случае его поломать придется: чтобы сделать много чистого вольфрама для выделки проволоки сначала нужна проволока из чистого вольфрама, вот я ее из лампы этой и возьму. У меня в запасе таковых штук пять имеется, так что утратить одну или даже две — ущерб небольшой, а вот если вы сам сможете таковую воспроизвести, то выгода-то получится тысячекратная! Так что давайте так договоримся: вы ко мне пришлите кого-нибудь из молодых инженеров, которые займутся простой работой по производству стали в Арзамасе, а вы себя от рутины освободите для работы, требующей глубоких научных знания. Договорились?
— Я не могу сказать, как на это посмотрит его величество…
— С императором я договорюсь. Пока ему отпишу, без особых подробностей конечно, а весной, когда яхта моя до Петербурга дойдет, все в деталях изложу. Уверен, что он всё это горячо одобрит…
Вот в последнем у меня вообще сомнений не было: еще когда я Николая на яхте катал, он освещением в салоне очень заинтересовался — но тогда я ответил, что знаю что именно сделать нужно для его воспроизведения, но понятия не имею как это сделать. И выразил надежду, что в России людей, способных такое повторить, найду — я все же помнил, что платиновые монеты методом порошковой металлургии в начале девятнадцатого века и изготовили. Ну а раз мне попался именно тот человек, кто это сделал, то глупо было бы его не припахать. В худшем случае будут у меня лампы с платиновой нитью накаливания: дорогая, светит тускло — но всяко лучше чем ничего. Еще, конечно, к молибдену присмотреться можно — однако про то, как с ним работать можно и возможно ли из него тонкую проволоку изготовить, я понятия не имел. Но ведь кто-то имел, возможно, что и лично полковник Соболевский — а так как люди, обладающие нужными знаниями, имелись, то требовались только этим людям сказать, чем именно им стоит заняться. Ведь самому всего не сделать, особенно, если даже не подозреваешь, как…
Да и когда подозреваешь, лучше все же воплощение оставить другим людям: дел-то очень много, на все даже «других людей» не хватает. В России, конечно, народу точно уже за пятьдесят миллионов — но вот всех горных инженеров в стране товарищ Соболевский лично знал, а лапотный мужик ничего в промышленности сделать не может.
То есть мужик тоже может: круглое таскать, квадратное катать — то есть изображать из себя грубую физическую силу. Или не очень грубую и даже не особо физическую: в пяти верстах от Павлова Острога, например, мужики героически копали гипс, а в Вольске — лепили из местного мела с глиной «гранулы», пережигаемые в цементных печах. Правда, с Вольском тоже не все было славно: цемента там могли куда как больше производить, но печи топить было нечем, так что дрова, из которых затем уголь выжигался для цементных печей, плотами аж из-под Перми по реке гоняли…
Правда, с углем ситуация вроде налаживалась: две уже шахты в Красноармейске кокующегося выдавали с избытком, так что часть кокса из Донецка вывозилась в другие места. Да и в самом Донецке уже три «государевых» шахты заработали — но они работали пока только для демонстрации того, что их выстроили не напрасно: углем они снабжали лишь местное население. По одной простой причине: лошадей не хватало для перевозки многочисленных появляющихся там грузов. Ну и мужиков, которые должны телегами управлять…
Собственно поэтому ч весь февраль просидел с офицерами, которых прислал себе на замену Соболевский, объясняя им как должен работать бессемеровский конвертор. На Александровском заводе уже успели изготовить и железные «колбы», и чугунные станины, и даже два паровых насоса «высокого давления» (то есть способные атмосфер так до семи воздух качать), а теперь все это предстояло офицерам «объединить» в единую конструкцию. На выстроенном уже заводе даже успели рельсы проложить, по которым ковши с металлом должны будут кататься, и сразу четыре не самых маленьких вагранки выстроили. Но главное — в Арзамасе завершался монтаж новенького прокатного стана. Двух станов один предполагался как «рельсо-балочный», а другой — как «фасонный», хотя разница между ними заключалась лишь в том, что первый мог катать железяки длиной метров так до пятнадцати (при нужде подогревая их в большой печи), а на другом готовый прокат не мог быть длиннее десяти футов, зато в нем можно было катать одновременно до пяти железяк. Кто все это придумал — мне было неведомо, я одно знал: один конвертор за сутки может наварить стали, из которой можно выстроить пару километров рельсового пути.
Чтобы эти пару километров построить, нужны не одни только рельсы: тут и костыли, и подкладки под рельсы, и болты ч накладками, чтобы рельсы вместе свинчивать — так что рядом с «тайным заводом» быстро строился (уже, можно сказать, достраивался) завод «механический» — и больше всего разговоров у меня было именно по поводу номенклатуры выпускаемых изделий этого механического завода. Грустных разговоров: офицеры — люди, конечно, грамотные и умелые, но вот рабочих на завод и они не могли родить…
— Вы бы, граф, уговорили бы Александра Христофоровича дозволить на работы иностранных мастеров брать, а то ведь некому на заводе работать совсем, — пожаловался мне один их «горных инженеров».
— Ну да, а на воротах тайного завода вы табличку повесите: «Самый секретный завод империи, иностранцам через забор на него глядеть возбраняется». А других предложений у вас нет?
— Если будет указание его величества, то можно сколько-то рабочих забрать с Александровского завода, с Ижорского, может еще откуда-то…
— Пишите заявку, я ее с императором постараюсь обсудить. А вы пока в Арзамасе озаботьтесь постройкой качественного жилья для этих рабочих: тех, кто работать умеет, назначим мастерами, пусть местных мужиков работе учат.
— Так бараки-то уже выстроены.
— Ну да, конечно, посмотрят местные мужики на бараки и подумают: а оно мне надо, учиться-то? У меня в избе, чай, получше живется. У мастеров должно быть такое жилье, чтобы любой мужик от зависти рыдал и старался сам мастером заделаться как можно быстрее! Значит так, дома ставить каменные, трехэтажные… я вам сегодня же картинки нарисую, какие. И обязательно школу для детей этих рабочих: завод-то не на пару лет строится, нужно думать и о том, кто на смену нынешним рабочим придет.
