Вообще-то меня изрядно удивил подход царя к вопросам «индустриализации». Когда отечественные промышленники десять лет подряд сокращали производство чугуна и стали, он в эту сторону вообще не смотрел: ну, трудности у граждан возникли, пусть они с трудностями своими сами и разбираются. А когда казенный завод наглядно продемонстрировал, что у промышленников этих не трудности, в просто острый приступ жадности и нежелания тратить деньги на внедрение «передовых технологий», то он решил на промышленников этих далее просто не рассчитывать, а заниматься производством металла «своими силами». Сил, конечно, у него было немного — очень немного, но вот энтузиазма у этих сил стало хоть отбавляй: Николай объявил о «новой экономической политике».

Причем «политика» была простой, как три копейки: Николай просто «творчески развил» мои предложения по «экономическому принуждению» таких деятелей либо к развитию производства, либо к «добровольной» его национализации, выкатив на рынок «лишний» чугун по исключительно демпинговой цене. Но при этом он установил размер налогов на заводы, исходя из максимального размера производства, достигнутого каждым заводом в обозримом прошлом — и сразу более чем половине русских металлургов стало не по карману продолжать изготовление металла. Их заводы казна выкупала «по остаточной стоимости» (примерно половину таких заводов выкупало, а остальные владельцы передавали заводы в казну вообще «бесплатно», с зачетом набежавших долгов по налогу) — и на эти заводы немедленно отправлялись новые, уже «казенные» руководители (в основном из выпускников Кадетского горного корпуса), задачей которых была скорейшая модернизация возглавляемых ими заводов.

Правда избытка денег в казне все же не было, и задачки Николай этим офицерам ставил почти неподъемные — но именно что «почти»: после такой национализации металл у заводов приобретался казной по «старой цене». То есть предприятие вроде бы снова становилось конкурентоспособным, однако прибыль теперь не забиралась владельцами, а целиком вкладывалась в развитие. Должна была направляться, причем только в течение пяти ближайших дет, после этого срока «праздник невиданной щедрости» со стороны казны должен был прекратиться — но Николай надеялся, что за это время назначенные им управляющие справятся.

В принципе, он не очень-то и ошибался в плане возможностей: постройка «с нуля» одной башни каупера для небольшой домны кубов на восемьдесят обходилась в пределах шести-восьми тысяч рублей, мощной воздуходувки — тысяч в пятнадцать-двадцать. А это объем выпуска чугуна практически сразу удваивало: «стандартная» восьмидесятикубовая (если не в футах, а в метрах считать) домна после таких доработок вместо менее чем двадцати тонн чугуна давала уже под сорок в сутки, а если домна изначально было меньшего размера — то ее (в полном соответствии с указом Николая) просто сносили и на ее месте ставили новую, причем это уже делалось за казенный счет. А новую всегда уже было положено ставить не менее чем на шесть тысяч кубических футов (то есть по сто семьдесят уже метров), то есть такие же, как в Донецке. Но и это по деньгам было подъемно, постройка «просто домны» в основном укладывалась в двадцать пять тысяч полновесных серебряных рубликов…

Ну да, укладывалось, однако вопрос с производством металла на этом не заканчивался. Потому что большинство «старых» заводов сидели на весьма хиленьких месторождения руды и перерабатывали всю, которую успевали накопать крепостные рабочие. А когда производительность домны вырастала в два, а то и в пять раз, то ей руды уже просто не хватало…

Впрочем, офицеры (уже обычные армейские, которым Николай посулил быстрое повышение в чине) стали решать возникшие проблемы максимально быстро (хотя и очень своеобразно): например, в для национализированного заводика в деревне Ханино, который «раньше» выпускал примерно сто шестьдесят — сто восемьдесят тонн чугуна в год, солдатики посланного туда батальона довольно быстро отрыли сразу уже с десяток шахт, на который они же и руду стали копать. Самых примитивных шахт, для размещения которых Николай сразу «частично национализировал» и с дюжину поместий в тех метах, где местные кузнецы уже руду разведали и добывали ее в ими же вырытых «дудках», а для доставки ее на завод проложили и относительно приличные дороги — однако серьезным решением проблемы такую самодеятельность назвать было нельзя.

Хотя принцип «частичной национализации» меня и повеселил: указом Николая все «подземные богатства» были объявлены принадлежащими государству, а под шахты у помещиков изымались очень небольшие участки земли, причем «временно изымались»: все же руда в Тульской губернии была хотя и практически везде, но запасы ее воображение не поражали — и даже самая продвинутая шахта могла все ее доступные количества выгрести за пару лет.

Ну а побочным эффектом такого подхода стало то, что вокруг «старых металлургических заводов» с огромной скоростью стали исчезать леса: печи, чтобы они не развалились, топили даже тогда, когда руды для плавки металла не было — а ведь после модернизации угля они потребляли раза в два, а то и в семь раз больше, причем исключительно угля древесного: на коксе пока только в Донецке печи работали. Так что в любом случае заметного прироста выпуска металла не случилось — однако Николай понял, наконец, зачем нужны железные дороги. А первая — от Арзамаса до Кулебак — как раз к моему возвращению и заработала…

А еще начала довольно быстро строиться вторая, как раз от Донецка в сторону Липецка — потому что и в Донецке началось массовое производство стали, а новенький прокатный стан (только один, и куда как хуже работающего в Арзамасе) готовился к тому, чтобы производить рельсы.

То есть пока рельсы для новой дороги отливались из чугуна: сталь на заводе тоже уже делали, но с помощью описанного, по-моему, еще Жюлем Верном способом пудлигнования — и всю ее пускали на изготовление костылей: процесс-то жутко непроизводительный, много стали с его помощью не сделать. Но уже и к реальному производству стали «новым способом» завод тоже уже приступил. Причем там сталь стали делать по совершенно оригинальной технологии, так что я даже обалдел, когда узнал о достижениях отечественной металлургии. Там один горный инженер по фамилии Синицын решил посмотреть, что будет, если в пудлинговальную печь воздух тоже качать подогретый. Выстроил рядом с печьюминиатюрные копии кауперов, провел «натурный эксперимент», сам собой восхитился: в печи безо всякого перемешивания из чугуна получилась жидкая сталь, причем меньше чем за двенадцать часов (а двенадцать часов — это была стандартная продолжительность смены пудлинговальщика). Причем мужик с ломом за сутки из печи мог вытащить в среднем тонну «ковкого железа», а без такого мужика доработанная печь выдала уже больше пяти тонн, и не железа, а очень хорошей стали. Расплавленной, так что вытащить ее из печи у парня не получилось — и он помчался в столицу с просьбой о выделении средств на строительство такой же, но «качающейся», чтобы сталь можно было из печи по готовности просто вылить.

Правда, чтобы печь не погубить, парень приказал расплавленную сталь черпаками из печи вычерпать — и сталь по его приказу сразу заливали в формы, так что первой продукцией «новой технологии литой стали» у него стали подкладки под рельсы. И я предложил Николаю парню только за это орден выдать — а предложил я как раз на совещании, которое император собрал после моего возвращения на предмет обсудить простой вопрос «а что делать дальше». Потому собрал, что «прироста выпуска металла» в стране не получилось, и даже наоборот получился довольно резкий спад производства: все же больше трех десятков доменных печей просто уже разобрали, а новые еще не построили. Но и когда их построят, сильно лучше сразу не будет из-за отсутствия сырья…

— Ваше величество, ну что я могу по этому поводу сказать? Все, что я мог рассказать полезного, я рассказал… то есть про производство стали рассказал. А сейчас мы просто должны ждать, пока дороги рельсовые не будут выстроены, и по ним не повезут куда требуется руду и уголь с коксом. А пока таких дорог нет, нужно максимально использовать гужевой транспорт, и лошадки позволят стране железные дороги выстроить чуточку быстрее.