— И ты вынудил? — Поднял на меня взгляд Фурсов.

— Я к этому очень близок.

— Очень хорошо, — покивал Фурсов. — Вымани его. Забей ему, как это говорят в кругах уважаемых людей, стрелку. Я убью этого козла собственными руками.

Слова Фурсова меня удивили, но я промолчал. Направился к Нерону. Тот, сидел на месте, все еще борясь с болью.

Нерона колотило. На лбу, несмотря на прохладу, царившую на даче, выступила испарина. Щеки силовика раскраснелись.

— Как давно ты его подстрелил? — Спросил я у Жени.

— Пару часов.

Фима со Степанычем переглянулись.

— У него жар. Возможно, в рану попала инфекция.

— Это может быть простым болевым шоком, — заметил Фима.

— Нет, — возразил Степаныч. — Шок длится не более часа. Скорее всего, подхватил что-то в подвале. Рана была грязной?

— Угу, — буркнул Женя. — Мы промыли ее водой.

— Вы что, не видите, — истерически заулыбался Нерон, глядя на нас. — Мне конец. У меня начинается лихорадка. Отвезите меня в больницу. Иначе до утра я уже недотяну.

Мужики переглянулись.

— Шеф не обрадуется, если узнает, что вы меня убили, — стиснув зубы, просипел Нерон.

— Твоему шефу на тебя плевать, — я пожал плечами. — Я думал, ты это уже понял.

— Ты его плохо знаешь.

— Я знаю о нем достаточно. Он в курсе о смерти Учителя. Если бы ему было не плевать, он бы не стал присылать сюда юриста. Сразу бы согласился на сделку лично, чтобы отомстить нам. Но нет, он слишком сильно боится за свою жопу, Нерон. Так что можешь не надеяться, что тебя спасут.

— Это мы еще посмотрим, — зло хмыкнул оперативник.

— Но ты можешь помочь себе сам, — пожал я плечами.

Нерон нахмурился, сверля меня взглядом.

— И как же? — Недоверчиво спросил он.

— Если ты кое-что для нас сделаешь, я отвезу тебя в больницу.

— И что же тебе от меня надо? — Спросил Нерон холодно.

Я прекрасно понимал, как мыслит этот человек. Действия Нерона ясно показали мне, что он из себя представляет. Это был хладнокровный, умный и изворотливый мужчина. А еще достаточно расчетливый. Его личная преданность Фомину ограничивалась тем числом благ, которым последний мог обеспечить Нерона. А это значило — если речь пойдет о жизни и смерти, Нерон легко откажется от своего шефа. И сейчас перед ФСКшником встал именно такой вопрос. На этом я и собирался сыграть.

— Ты же знаешь, что делают с вражескими разведчиками? — хмыкнул я.

— Что за дурацкие вопросы? — Дрожа от лихорадки, спросил Нерон. — Говори толком, что тебе надо? Я, может быть, не доживу до конца суток, а ты решил потешить свое самолюбие за счет меня?

— Ну, если ты считаешь, что не доживешь до конца суток, в твоих же интересах ответить на мой вопрос. Так что делают с вражескими разведчиками?

— Перевербовывают, — понуро ответил Нерон, после недолгого молчания.

— Совершенно верно. Будем считать, что ты уже перевербован. Как никак твоя жизнь теперь зависит от меня. Вопрос номер два: для чего их перевербовывают?

Весь этот разговор явно раздражал Нерона, и он с трудом держал себя в руках.

— Контрразведка, дезинформация… — выдавил он сквозь зубы.

— Совершенно верно. Дезинформация. И ты, Нерон, как раз с этим мне и поможешь.

— Ты хочешь, чтобы я вкинул шефу дезинформацию? — Мрачно спросил Нерон.

— Да.

— Какого рода?

— Узнаешь позже, если согласишься.

Нерон недовольно поджал губы. Опустил смурной и задумчивый взгляд в пол.

Я знал, что он ответит. Прекрасно понимал его ход мыслей и не ошибся.

— Я согласен, — выдал он, наконец.

— Очень хорошо.

Отозвав мужиков в уголок, я тихо начал:

— Женя, отвези в больницу Нерона. Фима, ты едешь с ним.

— У него огнестрел. Что нам сказать? — Заискивающе глянул на меня Ефим.

— Придумайте что-нибудь. Мне, что ли, вас учить?

— За это не переживай, — отмахнулся Корзун. — Мало ли. На улице подстрелили. Вариантов куча и все будут правдоподобными. Ты, Фима, лучше в оба смотри, чтобы этот подстреленный козел чего не выкинул.

Потом Женя вздохнул. Во взгляде его читались сомнения.

— Витя, что ты задумал?

— План есть, но на его реализацию нужно время. И главное, чтобы этот, — я кивнул за плечо на Нерона, — не скопытился.

— А если он нас кинет? Я не верю этой изворотливой суке.

— Не кинет. Ему нужен будет длительный уход и лечение. В больнице его долго держать не будут. Сам знаешь, коек нынче не хватает. И мы будем единственной надеждой для Нерона, как минимум не остаться инвалидом, а как максимум не сдохнуть. Он не собирается пожертвовать свою жизнь ради Фомина. Я это знаю.

— Надеюсь, ты прав.

— А у нас с тобой, Степаныч, будут другие дела, — сказал я.

— Какие?

— Мы поедем к нашему старому другу Коробейникову. Он хочет отомстить убийце его отца. Убедить его помочь будет несложно.

— Ведь убийца, это Нерон, — нахмурил Степаныч седые брови. — Ты сдаешь его Коробейникову?

— Коробейникову он не нужен. Парень — просто административный клерк, что он будет с ним делать? Но если он узнает, кто стоит за всем этим, по чьей вине обстоятельства сложились так, что погиб его отец, не откажет в помощи.

— В какой помощи? — Вопросительно кивнул Степаныч.

— Если уж мы хотим напичкать Фомина дезинформацией и вынудить его приехать, значит, нужно сделать эту дезинформацию более-менее достоверной. Вот с достоверностью Коробейников нам и поможет.

— Ну что ж, — Старик вздохнул. — Надеюсь, ты прав.

На то, чтобы все подготовить у нас ушло три дня. Коробейников и правда согласился помочь. Требовалось от него ни много ни мало, а подготовить один подложный документ. Документ, выполненный на специальном бланке армавирской прокуратуры, несущий на себе гербовую печать и подпись прокурора. Последнюю, Коробейников удачно подделал.

Пока он работал над своей частью плана, я собирался прогреть Фомина. Подготовить его к тому, чтобы гад проглотил наживку. Это оказалось не так просто. Пришлось названивать ему чуть ни целые сутки, чтобы генерал, наконец, взял трубку.

Наш разговор состоялся на стоянке, возле конторы Обороны. После обеда, когда я вернулся на работу из дому, решил позвонить в очередной раз. Признаюсь, я не надеялся на то, что мне ответят. Однако привычные уже долгие гудки на том конце оборвались. Я услышал высоковатый, тянущий слова голос Фомина.

— Слушаю.

— Узнал? — Спросил я тут же, ожидая, что сейчас ФСКшник отключится.

Он не отключился.

— Летов, — Угрожающе понизив голос, протянул Фомин. — Я знаю номер, с которого ты мне звонишь.

— Хорошо. Ну как? Твой юрист донес до тебя мои условия, так сказать, сделки?

— Ты поступил очень недальновидно, что отказался передать мои личные вещи через него, мальчишка. Не боишься, что это тебе ох как аукнется?

— А ты не боишься, что потеряешь возможность получить свой компромат? Тебе лучше поторопиться. ВКР заберёт Фурсова послезавтра. Тебе, конечно, не критично, но очень неприятно. Одних его показаний мало, чтобы тебя упрятать. Но достаточно, чтобы к тебе стали присматриваться. А через два дня я передам военной контрразведке компромат на тебя. Тогда, полагаю, твоя песенка будет спета.

Фомин молчал. Мой блеф выглядел правдоподобно. Я прекрасно понимал, что сейчас оба этих ведомства состоят не в лучших отношениях, зубами выгрызая себе все скудеющие госбюджеты. Чем больше получит ФСК, тем меньше достанется ВКР. Таковы были реалии современного слабого Российского государства, ударившегося в пучину девяностых.

Алигархи, оголтело рвущие построенное поколениями советских людей богатство, не хотели, чтобы им мешал кто бы то ни было. Не хотели, и потому тщательно контролировали и разваливали силовые ведомства. А те, в свою очередь, боролись за жизнь, как могли. В том числе и друг с другом.

— Ты блефуешь, — пробурчал на том конце Фомин.