Женщина глянула на него с какой-то неприязнью. Потом внимательно осмотрела комнату.

— Что у вас тут за бардак? — Спросил она, входя в дом. — Разве мы с вами не договаривались соблюдать чистоту?

— Прошу прощения. Работы на вахте много, — пробормотал Неронов, а сам украдкой прикрыл за женщиной дверь.

— Ну уж нет. Так дела не делаются, — она подбоченилась своими толстыми руками. — Знаете, наверное, мы с вами распрощаемся. У меня первый раз такое, чтобы жильцы не пускали меня в собственную же квартиру! А у меня тут, между прочим, закатки хранятся в дальней комнате! Вы же их не трогали?

— Не трогали, — пожал Неронов плечами виновато. — А… Так вот что там хлопало? А я-то думал…

— Как хлопало? — Удивилась женщина и обернулась. — Мои банки что, повзрывались? А что же вы мне раньше не сказали⁈

Потом она пошла, было ко второй, более просторной комнате жатка, где складировала свои вещи.

Неронов налетел на нее так быстро, что хозяйка не сразу поняла, в чем дело. Когда тонкая струна впилась ей в горло, прорезав кожу, было уже поздно.

С первой нашей с Волковым встречи прошло три дня. Фурсова мы, привычным делом перевезли на дачу к Степанычу. Нельзя было держать его тут, в конторе. Тем более что скоро придет оружие, и оружейная комната будет занята.

Разведчик все еще молчал. Говорил он неохотно и мало. Однако я видел, что Фурсов борется с собой. В его глазах все чаще и чаще стали проскакивать какие-то проблески сомнения.

Всякий раз, когда мы с ним говорили о том, что для Неронова он тоже враг, что именно его «товарищ» натравил на него черемушкинских, чтобы прикончить, Фурсов только отшучивался. Правда, с каждым разом делал это все более кисло и неуверенно.

Волков пришел ко мне только на третий день. Старик исчез на несколько суток. Он старался узнать, как же показания попали к Кулыму, для чего подтянул некоторые свои старые связи. Однако, насколько я понял, пока что его старания были безуспешными.

— Я думаю, с Фурсовым надо жестче, — сказал Волков, постукивая пальцами по столешнице моего стола. — Медлить больше нельзя. Он — единственная зацепка во всем этом деле. Его нужно допросить. Допросить жестко.

— Вы сами говорили, что пытать его — это не лучшая идея, — возразил я.

— А у нас есть выбор? Неронов залег на дно. От него ни слуху, ни духу. Я даже не знаю, за какие концы дергать. Концов тут просто нету. Только Фурсов остался. Может, теперь он будет посговорчивее?

— Может, — задумчиво сказал я, глядя в окно кабинета. Там густели сумерки. — А может, вообще пойдет в отказ.

— Шанс есть. Надо попробовать, — решительно заявил Волков. — Иначе мы вообще ничего не найдем.

Степаныч, сидевший рядом с Волковым, кашлянул. Глянул на часы. Когда в кабинет постучали, мы разом обернулись. В это время контора была пустой. Ночные смены ушли на объекты. Дежурили сегодня и Фима с Женей, как их начальники.

— Кто это, мля, пришел, — насторожился Степаныч.

Волков тут же достал наган. Взвел курок. Я тоже украдкой потянулся к Жениному пистолету, который держал с прошлого раза у себя в столе.

— Извините, можно? — Прозвучал за дверью знакомый голос.

Волков нахмурился. Видимо, ему тоже голос показался знакомым.

— Войдите, — ответил я, спрятав наган под стол.

Дверь распахнулось, и внутрь скромно вошел Коробейников.

— Извините, — понуро сказал он, — дверь была открыта, ну я и подумал, что можно зайти.

Все, кто был в комнате, переглянулись. Я скрытно, чтобы Коробейников не заметил этого, вернул пистолет в ящик стола. Волков тоже тихо снял со взвода курок на своем нагане. Сунул его во внутренний карман пиджака.

— Извиняюсь, что без предупреждения, — сказал Коробейников, пытаясь разогнать неудобную тишину, навеянную паузой.

— Ничего, входи, — проговорил я. — Чего хотел?

Мужчина обвел всех взглядом. Выглядел он совсем невраждебно, а, напротив, казался растерянным и даже разбитым. Ступив в комнату, он заговорил:

— Я запомнил тебя… Вас… Когда мы познакомились на берегу. Потом нашел объявление в газетах о вашей «Обороне». Ну и… Вот я здесь.

— Витя, ты его знаешь? — спросил Степаныч.

— Мы познакомились на берегу Кубани, когда ездили с Сергеем проверить машину Нерона.

— Зачем ты пришел? — холодным тоном спросил Волков.

Любой, кому старый КГБшник был не знаком, не услышал бы ничего особенного в этом его тоне. Счел бы его, скорее, нейтральным. А я уже мог распознать в этой бесстрастности Волкова некоторые нотки раздражительности. Он был не рад тому, что Коробейников явился в Оборону.

— Хотел сказать спасибо, — несмело ответил помощник прокурора. — Вы оказались правы. Моего отца нашли под платиной. Он захлебнулся. Расследование уже началось. Они излазили машину отца. Нашли там следы крови. Предварительная версия: угон, сопряженный с разбойным нападением. А там, черт его знает, что они придумают. Дело сложное. Следственные действия будут продолжительными. Я уже говорил Пятакову, он обещал помочь. Но, сами знаете, как сейчас загружена милиция. Они там у себя просто складируют дела по убийствам. Рук всем заниматься не хватает.

— Ты говорил он нас? — Спросил тут же Волков.

Коробейников поджал губы. Опустил взгляд в нерешительности.

— Говорил, — виновато сказал он.

Волков тут же укоризненно глянул на меня.

— Обещали, что вас опросят. Не приходили? — спросил Коробейников.

— Пока что не приходили, — сказал я, откинувшись на кресле. — И очень может быть, что придут еще не скоро.

— Согласен, — покивал помощник прокурора. — Если честно, я не особо надеюсь на милицию. Черт знает, сколько еще будет длиться расследование. А я…

Внезапно взгляд Коробейникова, напоминавший взгляд растерянного телка, ожесточился. Мужчина свел брови к переносице.

— А я хочу отомстить. Мне покоя все это дело не дает. Виктор, вы упомянули, что знаете того, кто убил отца. Я сразу понял, что кто бы он ни был, он вам не друг.

— Верно понял.

— Если вы ищете эту гниду, я готов помочь. Готов помочь, чем только смогу. Если нужно будет…

— Ты уже помог, — перебил его Волков. — То, что ты рассказал о нас милиции, осложняет дело. Органы рано или поздно прицепятся с расспросами.

— Скорее всего поздно, — будничным тоном заметил Степаныч.

— Может быть всякое, — возразил ему КГБшник.

— Я был в отчаянии, — Коробейников понурил голову. — Хотел передать в милицию любые зацепки, которые только мог вспомнить. Надеялся, это как-то поможет. Но судя по тому, что по моему заявлению до сих пор даже не дали ответа о возбуждении дела…

— И даже прокурор не повлиял? — Удивился я.

— Пятаков — новый в городе человек. Вероятно, не обзавелся пока что нужными связями, — пожал плечами Коробейников.

— Значит, ты хочешь поучаствовать, — задумался я.

Помощник прокурора покивал.

— Скажи, а твой начальник, он откуда перевелся?

— Из Краснодара. На повышение пошел.

Мы с Волковым переглянулись. Во взгляде старика читалось непонимание с примесью безразличия.

— Ну хорошо, — я кивнул, — оставь, как с тобой связаться.

— Я напишу личный номер, — поторопился ответить Коробейников и подошел к столу.

Внезапно он застыл на месте, под суровым взглядом КГБшника.

— Разрешите? — Спросил помощник прокурора немного заискивающе.

— Да, конечно, — после небольшой паузы ответил Волков и отодвинулся на стуле.

Коробейников протиснулся к краю стола, стал писать на подсунутой мною бумажке номер телефона.

— Если будет надо, мы тебе позвоним, — сказал я.

— Спасибо, Виктор. Вы…

— Можно на ты, — улыбнулся я.

— Спасибо тебе, Виктор, — с горечью в голосе поблагодарил Коробейников.

Когда он вышел из комнаты, Волков спросил:

— Зачем ты приплел его?

— Он может быть нам полезным. Что, если у Пятакова остались какие-то связи в Краснодаре? Ты ведь искал того, к кому можно обратиться с делом Фомина? Вот. Теперь у нас есть ниточка выяснить, кто бы мог взяться.