Я не сержусь на него, как такового, я просто злюсь, что эти посещения сайта заняли так много времени.

Взглянув на часы, я понимаю, что уже больше шести вечера.

— Черт! — Я нажимаю на газ, выезжая с парковки.

Мои пальцы дергаются, чтобы позвонить на телефон Пейтон и убедиться, что она останется сегодня дома. Но я этого не делаю.

В основном потому, что я уверен, что она не ответит. И какая-то часть меня надеется на ее непослушание. Или, скорее, на последствия этих действий.

Проезжая через пробки, я наконец-то ощущаю сладкий фруктовый аромат. Терпкий.

Опираясь на колено, чтобы удержать руль, я беру маленький белый пакет и осторожно выкладываю пирожное на ладонь.

Мои ноздри расширяются, когда я подношу пирожное к носу и вдыхаю.

Если очень сильно задуматься, я представляю, что чувствую тепло розы Пейтон, которое исходит от ее руки, обернутой в бумагу.

Широко открыв рот, я запихиваю половину пирожного в рот и откусываю.

Вкус проносится по моему языку. Сладость, смешанная с привкусом вишни.

Мои веки опускаются, и мне приходится напомнить себе, что я за рулем, чтобы не закрыть глаза до конца.

Это так хорошо.

Вкус как у нее.

Я облизываю поверхность вишни на недоеденной половинке, замечая, что мой член теперь полностью твердый.

— Господи.

Все еще управляя своим коленом, я надавливаю другой рукой на свой член.

Мой взгляд метался туда-сюда между печеным лакомством в руке и дорогой, и более чем на мгновение я задумался о целесообразности дрочки, пока я набиваю рот оставшимися вишнями Пейтон.

Я сильнее сжимаю свой член, когда он начинает пульсировать. И прежде чем я успеваю сделать что-то действительно нелепое, я запихиваю остаток пирожного в рот, стону, жуя.

* * *

Когда я наконец добираюсь до района Пейтон, я замедляю шаг и останавливаюсь у бордюра в самом конце ее квартала.

Я ненавижу это дерьмо. Я хочу подъехать прямо к ее парадной двери.

На самом деле я хочу вытащить ее за волосы из этого здания и перевезти к себе. Мой большой пустой дом стал еще более пустым, чем когда-либо, с той ночи, когда я впервые увидел ее. А причины держаться от нее подальше становится все труднее и труднее пережить.

Я — Неро.

Меня боится весь преступный мир.

И все же я здесь, крадусь возле дома своей девушки, как подросток, нарушающий комендантский час.

Девушки?

Господи Иисусе. Я совсем спятил.

У меня не было девушки с тех пор, как… Откинув голову назад на подголовник, я задумался. А у меня была? Может, одна девушка в старших классах? А потом была та цыпочка, с которой я трахался большую часть года в свои двадцать…

Неважно. Не имеет значения. Потому что Пейтон не моя гребаная девушка.

Мои пальцы тянутся и выключают зажигание

Трудно сказать под таким углом и на таком расстоянии, но дверь во внутренний дворик Пейтон выглядит закрытой. Неудивительно, учитывая смертельный взгляд, которым она пыталась окинуть меня ранее в кафе. Свет, льющийся из ее окон, привлекает мое внимание. Должно быть, она дома.

У меня возникает искушение вернуться в пустую квартиру через дорогу от ее, чтобы посмотреть и понять, как она себя ведет. Но есть шанс, что она попытается пойти на этот гребаный концерт сегодня вечером.

Взявшись за ручку двери крепче, чем нужно, я открываю ее ключом.

Наглость этого гребаного парня. Просит ее номер прямо у меня на глазах. И она дала ему его.

Плохая Пейтон.

Как раз когда я выхожу на улицу, мимо моей открытой двери пролетает машина, с сантиметрами в запасе, и во второй раз за сегодня у меня возникает искушение вытащить пистолет.

Когда тормозные огни машины освещают улицу, я замечаю на приборной панели одну из тех светящихся неоновых лампочек, которые означают, что это машина для поездок. И что-то внутри меня останавливается.

Пока я стою там, наполовину войдя и наполовину выйдя из машины, дверь дома Пейтон распахивается, и сама женщина спускается по бетонным ступенькам и пересекает тротуар, прежде чем практически нырнуть на заднее сиденье машины.

На заднее сиденье автомобиля, которым управляет незнакомец.

Чертовым незнакомцем.

Я возвращаюсь в свою собственную машину, включаю ее и переключаю рычаг на передачу еще до того, как машина Пейтон начинает двигаться.

Моя нога дергается в сторону газа, но прежде чем я успеваю проехать вперед больше фута, я нажимаю на тормоз.

Я не могу просто сбить машину с дороги и похитить Пейтон.

То есть, я бы хотел.

Я хочу.

Но я не смогу.

Выезжая на улицу, я оставляю между нами несколько машин.

Поскольку это будний день, в центре города достаточно транспорта, чтобы спрятаться. Темнота делает меня одним из многих фар в их зеркале заднего вида. Но когда мы съезжаем с главных улиц и движемся к окраине города, рядом с тихим бейсбольным стадионом, я осознаю ошибку в своем плане. И точно, машина впереди меня делает еще один поворот, затем замедляется, приближаясь к незнакомому мне заведению.

К месту, где очередь из дверей и на весь квартал. И негде, блядь, припарковаться.

Машина, в которой сидит Пейтон, останавливается, и как только она вытягивает ногу с заднего сиденья, ревнивый и собственнический гнев сжимает мои ребра.

Она в гребаном платье. Или юбке. Что бы это ни было, оно достаточно короткое, чтобы юбка задралась, когда она наклоняется, чтобы вылезти, показывая бледную кожу над чулками до бедер.

Бедро. Высокие. Чулки.

Мой член становится твердым, когда я медленно проезжаю мимо нее.

Я хочу покончить с этим дерьмом прямо сейчас. Выскочить из машины, стащить ее с тротуара и бросить в багажник. Но я вижу четырех полицейских у здания, помогающих охране, и уверен, что мои действия не останутся незамеченными.

И хотя я уверен, что мне это сойдет с рук, именно такого внимания я пытаюсь избежать с Пейтон.

Вцепившись в руль так крепко, что он скрипит, я кружил по следующему кварталу, пока не нашел место для парковки.

Мой гнев растет, когда я подбегаю к зданию и обнаруживаю, что Пейтон уже прошла через очередь. Тогда я окидываю взглядом почти сотню людей и решаю, что это невозможно. Это значит, что этот маленький придурок достал ей какой-то билет на боковой вход.

Задыхаясь, я иду в конец очереди и жду, как и остальные эти гребаные рты. Это один из тех случаев, когда я хотел бы, чтобы обычные люди знали, кто я такой, чтобы я мог запугать их, чтобы они меня пропустили.

Надо было отменить встречу с Абдулом, как только Пейтон согласилась поделиться своим номером.

Но я и так уже достаточно отсутствовал из-за этой маленькой сирены. Я больше делегирую. Что заставляет людей говорить. Конечно, все предполагают, что это женщина. И в этом случае они правы. Только вместо того, чтобы проводить ночи в ее постели, я провожу их через дорогу от нее, ожидая проблесков, как проклятый гад.

Уже совсем стемнело, и температура резко упала, когда я, наконец, добрался до охраны.

— Ремень, сэр. — Глубокий голос вышибалы останавливает меня, прежде чем я прохожу через металлоискатели, и я рад, что решил разоружиться в машине.

Стиснув зубы, я снимаю ремень, достаю из кармана телефон и бумажник и кладу все это в небольшой лоток.

Мое терпение истощается, и то, что меня гонят сюда, как гребаный скот, быстро надоедает.

— Все в порядке, — кивает мне вышибала, чтобы я забрал свои вещи.

Я беру ремень. Затем быстро понимаю, что это не мой ремень. Он черный, не кожаный и усыпан квадратными серебряными шипами. Отложив его, я беру свой ремень, тоже черный, но из натуральной кожи, без липких шипов. Пока я продеваю его в петли брюк, я обращаю внимание на толпу вокруг меня. Много черного. Много кожи. Много длинных волос. На всех.

Что это, черт возьми, за концерт?

Я шаркаю вперед, мой костюм и мокасины выделяются в этом море… что это вообще такое?

— Телефон? — спрашивает меня женщина. Она примерно возраста Пейтон, волосы коротко подстрижены, на ней красное поло, сигнализирующее о том, что она здесь работает. Когда я не отвечаю достаточно быстро, она протягивает мне ручной сканер. — У вас есть билет?