В декабре 1741 года умирающий Витус Беринг в сопровождении немецкого натуралиста и судового врача Георга Стеллера был доставлен на одинокий, затерянный в ледяном море остров. Целую зиму они питались мясом огромных девятиметровых и весящих 70 центнеров морских млекопитающих, названных позже стеллеровыми коровами. Сам Стеллер умер по дороге домой, длившейся целых пять лет. Но его дневник с описанием морской коровы был издан через пять лет после его смерти, в 1751 году. Через двадцать шесть лет после описания стеллеровой коровы она перестала существовать на Земле, будучи истреблена охотниками на каланов и рыбаками.
Тысячи морских птиц со склеенным мазутом оперением, потерявшим свою водонепроницаемость, ежедневно выбрасывает прибой на побережье Атлантики. Птицы попадают в мазутные шлейфы, которые оставляют за собой суда. Мазутная пленка тянется, почти не прерываясь, от Ньюфаундленда до самого Северного моря.
Обыкновенную селедку скоро можно будет купить в магазине только в качестве редчайшего деликатеса. Уже в пятидесятых годах сельдь исчезла из Ла-Манша. В шестидесятых годах с помощью специальной техники лова удалось значительно повысить ее добычу на всем Северном море. К 1965 году вылов сельди достиг своей кульминационной точки — почти полтора миллиона тонн. Но несмотря на то что была достигнута договоренность между заинтересованными странами — не пользоваться на Северном море мощными рыболовными судами, улов становится все меньше. В 1971 году он составил 5500 тонн. Рыболовецкий флот ФРГ на сегодняшний день вместо ежегодного вылова сельди в 200 тысяч тонн вылавливает лишь 3 тысячи. Теперь настала очередь мощных скоплений сельди в Северной Атлантике, нагуливающихся между Гренландией и Норвегией. Веками они служили основным источником существования многочисленным рыболовецким поселкам норвежского побережья. В 1965 году облов этих косяков дал еще 1,7 миллиона тонн, а уже в 1971 году удалось выловить всего лишь 21 тысячу тонн.
Ведь теперь не только каждый рыболовецкий траулер, но и всякая мелкая рыболовецкая шхуна снабжена эхолотной установкой, с помощью которой можно выявить нахождение рыбьих косяков за многие километры и практически на любой глубине.
В то время как в начале нашего столетия в Швейцарию еще ежегодно прилетало гнездиться 150 пар аистов, сегодня там не встретишь уже ни одной пары. Из существующих на Земле пяти видов носорогов — индийских панцирных — осталось 680 экземпляров (сохранившихся в шести заповедниках Индии); яванских носорогов осталось не более 30–40, а самых маленьких, суматранских (с острова Суматра), — ровно 100. В Натале (Южная Африка) путем строжайшей охраны удалось увеличить численность огромных белых носорогов с 24 до 1 тысячи голов и более. Зато северный подвид этих носорогов во время гражданской войны в Конго потерпел крупный урон — примерно десятая часть всей популяции была уничтожена; то же самое постигло и белых носорогов, живущих в Уганде. Сегодня их осталось не более двухсот. Что касается черных носорогов, то их по всей Африке сейчас насчитывается примерно от 10 до 13 тысяч.
Очень жаль, что мало кому известен следующий позорный факт. Ночью 4 июня 1844 года три рыбака отправились с южной оконечности Исландии к острову Элдей. Имена этих людей заслуживают того, чтобы их запомнить: Ислефсон, Кентилсон и Брандсон. Это именно они убили двух последних бескрылых гагарок. Птицы эти напоминали пингвинов, которые теперь встречаются только в южном полушарии, но когда-то они гнездились сотнями тысяч у берегов Северной Европы, Северной Азии и Северной Америки. Они были величавы, любопытны и доверчивы. Радостно бежали они навстречу пристававшим к берегу судам, а их тысячами убивали палками. Таким образом, на побережье Соединенных Штатов они в скором времени были полностью уничтожены. В небольшом числе эти птицы сохранились на исландском острове Гайрфугласкер, и только потому, что подход к острову был крайне затруднен из-за сильного прибоя и не раз стоил жизни не в меру предприимчивым рыбакам. Да еще, может быть, потому, что два соседних монастыря требовали себе три четверти добычи в качестве пошлины. Поэтому-то птицы там и сохранились, пока в 1830 году весь вулканический остров не исчез под водой…
Рыбаки, убившие двух последних, чудом сохранившихся на соседнем островке Элдей бескрылых гагарок, совершили более тяжкое преступление, чем грек Герострат, поджегший, как известно, храм Артемиды в Эфесе только затем, чтобы увековечить свое имя. Но храмы и раньше и позже люди отстраивали вновь (и вновь сжигали!), а вот если погубить последнюю пару животных какого-нибудь вида, не произведшую на свет потомства, то такого животного никакими силами человеку уже не восстановить. И хотя мы умеем строить небоскребы и в состоянии уничтожить атомными бомбами целые континенты, а вот оживить мертвого дождевого червя — этого мы сделать не в силах!
«Места на Земле хватит для каждого», — отвечает на подобные опасения рядовой обыватель. Но это только безответственная отговорка. Мы сидим, стиснутые, миллионами в своих гигантских городах под сизым колпаком дыма, не пропускающим солнечных лучей. Эти города, словно зловредные фурункулы, все разбухают и разбухают, высасывая из земли все грунтовые воды и отравляя своими ядовитыми сточными потоками все реки… Связанные законами и запретами, среди путаницы рельсов, границ и автострад, словно мухи, бьющиеся в паутине, люди все чаще стали обращать свой взор на край обетованный — на Африканский континент. Вот где еще можно найти не тронутую цивилизацией, не изъезженную машинами, девственную прекрасную природу! И как бы ни делили колониальные власти между собой этот континент, в мыслях он всегда принадлежал всем и каждому, кто любит природу, кто утешает себя тем, что есть еще на земном шаре благословенная земля, есть желанная тишина и покой, напоенный ароматами чистый и свежий воздух!
Такая Африка еще долго будет существовать, но только в фильмах, приключенческой литературе и в сердцах мечтателей — в действительности она уже исчезает как мираж, как счастливое сновидение…
В Южной Америке, Африке и Австралии еще есть огромные необжитые пространства, тем не менее для человека они малопригодны. В тропиках хотя и произрастают пышные густые леса, но земля малоплодородна. Почвы девственных лесов Заира у нас в Европе считались бы непригодными для вспашки. Если свести лес, то тропические ливни быстро вымоют из земли все минеральные соли, а солнце и ветер за несколько лет уничтожат весь плодородный слой. Поэтому плантации в тропиках — это хищническая эксплуатация земли. Чтобы вырастить кофе, бананы, чай, бобы какао или другие тропические культуры, каждый раз вырубают и выжигают новый кусок девственного леса. Такие плантации используются, как правило, от пяти до шести лет, после чего никогда ничем не удабриваемая почва становится полностью истощенной. Плантацию просто бросают и переходят на другое место. Покинутые плантации сначала зарастают кустарником, и только через 80–100 лет там снова вырастает лес, и плодородие почвы постепенно начинает восстанавливаться.
Это в Африке. А вот в Бразилии, во всем огромном бассейне Амазонки, однажды сведенный лес уже не восстанавливается никогда. Он вырос в значительно более богатую осадками эпоху на этой бедной питательными веществами земле. Что же касается африканских плантаций, то расположены они теперь большей частью наиболее удобным для транспорта образом — вдоль автомобильных дорог и восстанавливаться лесу практически не дают: вырастающий кустарник сжигается вновь и вновь. Местные жители ежегодно сжигают сухой высокий травостой в поясе саванны вокруг лесов, после чего там остаются стоять лишь одиночные, разрозненные деревья и ландшафт приобретает известный всем по фотографиям вид «плодового сада». Такой «типично африканский» саванный ландшафт — дело рук человеческих, результат ежегодных поджогов травостоя. Не будь этих пожаров, саванный пояс постепенно тоже превращался бы в девственный лес.
Таким образом, некогда необозримые лесные массивы с каждым десятилетием съеживаются и становятся все меньше и меньше. Скоро и они исчезнут окончательно. А степь, как известно, сменяется пустыней. Начиная с XV столетия Сахара ежегодно продвигается к югу на один километр по фронту, растянувшемуся на 3 тысячи километров! Таким образом, ежегодно 3 тысячи квадратных километров зеленой степи превращаются в безжизненную песчаную пустыню…
