– Так зачем он позвал, как думаешь? – ломал голову Брэдли. Мы вытаскивали из обоза последние ящики с припасами.

Я пожала плечами

– Может, повысит? – предположил он.

– За то, что валяюсь и болтаю об акарских членах?

– Я знаю, зачем позвал! – раздался до боли знакомый тошнотворный голос.

Я повернулась и увидела спину Кэссиди, приобнявшего себя за плечо ухоженной рукой. Казалось, он лобызается с кем-то своим ядовитым языком. Ходячий слизень. Сорняк, который давно пора выкорчевать. Грязно-русые локоны обрамляли изнеженную физиономию со вздернутым носом и змеиными, глубоко сидящими глазами. Все знали, что в гарнизон под началом Эрефиэля его пристроил папаша – высокопоставленный клерианский аристократ.

– Нора, сладость моя! Давай по-птичьи спаримся!

Прыснуло вялым смешком – исключительно от подхалимов вокруг Кэссиди.

– О да, генерал Эрефиэль, залейте меня своим птичьим семенем! – пискляво, противно дразнился он.

– Ну-ка, продолжай. Вспомни, как еще тебя растлили. Тебе бы не хватило фантазии это выдумать.

Он резко крутанулся. Теперь вокруг посмеялись в голос, а не вяло, как прежде. Даже шайка Кэссиди еле сдержалась, закусив губы. Как приятно, что подонок тут же покраснел.

– Сама-то много повидала? – Он злобно ткнул в меня пальцем. – Ты тут одна девка. У кого за щеку взяла, чтобы отрядили к сыну Белого Ястреба?

Кругом звучно заулюлюкали, заводясь: назревала жаркая перебранка. Одни лишь акары опасались обращать внимание.

Я прикусила язык. Не для того я надрывалась на тренировках, пока из пор не брызнет кровь, а по венам не побежит пот, чтобы поддаваться на пикировки сопляка.

– Пошли отсюда, – шепнула я Брэдли и развернулась, однако Кэссиди не унимался.

– Слушай, а не обслужишь нас всех? После такой бойни грех не порезвиться. Я вот убил с десяток акарских мерзавцев. А ты? За нами сидела, тряслась, пока мы делали дело?

Меня взорвало. То ли из-за его настырности, то ли потому, что в бою он съежился в комок, пока весь строй проливал кровь. Перед глазами мелькнули павшие товарищи – и как Кэссиди от страха жмется к земле. Или, может, мне просто надоела его тупая рожа. Не знаю, что виной, но я крутанулась и пошла на него в атаку.

– Тише-тише! Какая страсть! Я же никуда не убегу.

Кэссиди, слизняк, спустил штаны и потряс холодным квелым членом в сморщенной коже.

Я со всего размаха ударила ему лодыжкой между ног – с такой силой, что у него закатились глаза. Публика болезненно поморщилась, завздыхала, заойкала.

Кэссиди со стоном рухнул на колени. Четверо его дружков отшатнулись под моим взглядом – не столько в испуге, сколько в немом потрясении. Я подошла и за волосы вздернула на себя его повисшую голову.

– Значит так, – процедила я сквозь зубы. Весь форт застигла такая тишина, что меня слышали все. – Еще раз увижу твой член, рохля несчастный, срежу с трупа и скормлю Вол’тару.

Его губы дрожали, от глаз остались одни белки.

– Усек? – тряхнула я его.

Молчание.

– Если понял, кивни.

Я рванула его за волосы, но в ответ – ничего.

– Кивай! – Мой крик резко рассек осеннюю безмятежность плаца.

Тут я натянула ему руку под неправильным углом и, вдавив его лицом в грязь, уперлась коленом в спину. До всех слишком поздно дошло, что я задумала.

– Нора! – только и успел вскрикнуть Брэдли.

– Усек или нет?!

Грянул финальным аккордом оглушительный хруст, что отдался от стен крепости. Рука неестественно выгнулась. Кэссиди взвыл от муки – почти осязаемой, – перекошенный рот ронял слюни, из покрасневших глаз полились слезы.

– Усек! – нечленораздельно выхаркнул он в промежутках между воплями и плаксивыми всхлипами.

Злоба утихала. Я перевела дух, и тут до меня стало доходить, что случилось, – сначала по чуть-чуть, а затем плотину прорвало. Что же я натворила? От ужаса все внутри оборвалось и ухнуло куда-то вниз. Меня прошиб холодный пот.

Я оскорбила и искалечила не просто однополчанина, а Кэссиди Фемура, сына Джейсона Фемура.

– Нора! – раздалось сверху.

Весь двор вздернул головы. Из окна своего кабинета на нас смотрел Эрефиэль. Он жестом велел мне тотчас подняться.

Я привалился на подоконник, потирая переносицу.

– Ты же сказал, что от нее не будет проблем!

Как мне на этот раз целовать Джейсона Фемура в зад, чтобы выкрутиться? Мать бы разразилась очередной тирадой о том, что удивляться нечему, раз принимаю на службу «безродных дворняг».

Мой кабинет кипами заваливали документы, неподписанные предложения об обмене ресурсами и просьбы отрядить солдат. Под слоем развернутых свитков лежала карта Седого холма, над которой я просидел не одну бессонную ночь. В кабинете с трудом развернешься, но он служит мне добром: по правой и левой стене высились шкафы для бумаг, а посередине стоял простой письменный стол.

Лейтенант Хендрикс с досадой в глазах свел брови.

– Она отличный солдат! Надежная, верная, сильная – и с запалом. Ты сам видел ее в бою! Какой огонь, Эрефиэль!

Его густая щетка усов оживленно, пылко шевелилась, как и все лицо в мелких морщинках. На почти пятом десятке лейтенант обладал исключительно острым и проницательным умом, не имеющим равных, пусть и уступал молодым в быстроте и свирепости – из-за брюшка.

– В ее запале и проблема. Джейсону Фемуру наплевать, какая она в бою! Надо же было не поладить именно с его сыном… Папаша потребует суровой кары.

Хендрикс взвешивал возможности.

– Гм, но ведь это не первенец, а четвертый…

– Пятый.

Он кивнул.

– Пятый сын. Может, отец проявит снисхождение.

Я с горькой усмешкой помотал головой: Джейсон Фемур – и проявит снисхождение! Для него простить такую пощечину – все равно что открыто расписаться в своей немощи.

– Ты не понимаешь. До сына ему и дела нет. А вот до своего имени, которое Нора попрала, – напротив. Она, можно сказать, подняла руку на самого отца.

Тут нас прервал стук в дверь.

– Войдите, – отозвался я, опираясь о деревянный стол пальцами.

На пороге возникла вооруженная девушка с забранными в пучок темными волосами. Ее приятные скромные черты искажало возмущение. Нора поникла и не смотрела нам в глаза – точь-в‑точь малое дитя перед отповедью.

– Оставьте нас, – приказал я Хендриксу.

На выходе он рукой в перчатке сжал Норе плечо и что-то шепнул на ухо.

– Лейтенант!

Хлопнул ее напоследок по спине, закрыл дверь.

Я устремил на Нору протяжный взгляд. Все тянулись, тянулись секунды. Было видно, как стыд в ней борется с гордыней – и пока не ясно, кто кого теснит.

Висело молчание, и лишь гомон солдатских голосов со двора его разгонял. Нетрудно догадаться, из-за чего шумиха. Нора мялась, не решаясь заговорить первой.

– Что скажешь в свое оправдание? – подтолкнул я разговор.

– Он сказал, чтобы я перед ними всеми ноги раздвинула!

Слова слетели с ее языка так, будто их заранее готовили к залпу. Едва она открыла рот, я уже поднял ладонь.

– Ты унизила и покалечила отпрыска одного из самых влиятельных дворян Клерии. Того, кто приходится ближайшим советником королю Астону. Самосуд я не потерплю, даже если Кэссиди к тебе лез.

Нора напряглась и с суровой миной вздернула подбородок. Если прежде ее стыд выдавали красноречивые морщинки на лице, то теперь они полностью разгладились.