– Разминка – лучший способ выпустить пар, – сказал Эрефиэль. Я тоже отбросила меч. – Где училась сражаться?

Помню, как сурово и официально он держался со мной на первых порах, а теперь – с такими приязнью и добродушием. Видимо, потому что перестал быть моим командиром.

Я молчала. Он продолжил сам:

– Точно не в армии. У нас такому не учат.

– Дядя научил, – наконец ответила я.

– Дядя? Что это за дядя, раз умеет так драться?

Я смешалась.

– Весьма… сложный.

– А‑а… – Он явно понял намек. – Вот какой дядя.

Эрефиэль подступил и присел рядом.

Я не уставала восхищаться его статными чертами. Чистейшими белками глаз – вдумчивых и красивых, как ранний лед на озерной глади, – длинными ресницами, сродни сосновым иголкам в раннем снегу.

Повеяло из окна, и я с замиранием сердца посмотрела на перья, ожидая того, как они затрепещут.

Он посмотрел на меня с улыбкой, возвращая из забытья. Слишком я залюбовалась.

– Молодец, что сегодня пришла ко мне за помощью. Без нас все кончилось бы плачевно.

Я какое-то время молчала.

– Что станет с Далилой?

Эрефиэль пожал плечами.

– Будет служить в церкви, оберегать святыни и заветы Владык здесь, в Клерии, а затем отправится по городам, где нужна помощь Праведниц.

– А вы? Она ведь теперь связана с вашим именем.

– Формальность, – отмахнулся он. – Меня это ни к чему не обязывает. Но если Далила нарушит условия помилования, отвечать придется моему дому. – Его лицо стало непроницаемым.

– Как отвечать?

– Должно быть, штрафом. Ну и разумеется, общественное положение пошатнется. – Он посмотрел сочувственно. – Всей серьезности тебе не понять. Скажем, Далила вырастет жестокой и предаст всю Клерию огню. Такой позор моей семье уже не смыть. Влияние, репутация – все понесет урон. От нас не только королевский двор отвернется, но и простой народ. – С каждой фразой он все сильнее мрачнел, но вдруг ожил: – Хотя я абсолютно убежден, что зла от нее не будет.

– Ей нельзя колдовать?

Он грустно кивнул.

– И с родными видеться. Жизнь ее теперь принадлежит Владыкам.

Мы неловко помолчали. Тут мне пришло кое-что в голову, и я зашарила глазами по стенам. Виду старалась не подать, но Эрефиэль все равно заметил.

– Что такое? Что потеряла? – заговорщицки, игриво спросил он.

Я потупилась, как застуканная за воровством конфет с верхней полки девчонка.

– Ваш меч. Берениэль, – созналась я поневоле скромно.

Нефилим улыбнулся во все зубы – такое с ним нечасто.

– Жди.

Он тут же вскочил и вышел, а я не успела и слова вымолвить. Оставалось только ждать, но зал такой просторный и пустой – куда себя деть? Я было встала и оперлась о стену, но нет, не годится. Так несколько минут и ломала голову, выискивала естественную непринужденную позу, но все выходили нарочитыми.

Надобность в этом отпала, когда Эрефиэль вернулся с зачехленным мечом.

Мне еще не доводилось видеть нефилима в бою. Ему это и не нужно. За боем генерал наблюдает со стороны верхом на Зефире, отдавая приказания, – но, право, какие слухи о нем ходят! Якобы от его боевого танца взгляда не оторвать: он точно перо на ветру; чужим клинкам его не настигнуть, а воздух вокруг себя он превращает в длинные разящие ленты.

Эрефиэль еще не обнажил меча, а я уже трепетала и чуть не отговаривала его.

– Брось. Мой же меч, в конце концов.

Генерал положил Берениэль на ладони. Сталь переливалась, будто отполированная самоцветной крошкой, эфес украшало золотое навершие, кожа рукояти была с виду безупречной. Длинная, тонкая, мраморного узора гарда не даст вражескому мечу ссечь пальцы.

Длиной клинок не потрясал, да и в целом имел привычный вид. По рассказам я думала, он больше, и совсем не ожидала такого лучистого сияния.

Единственное, что в нем удивляло, – особенность лезвия.

С первого взгляда клинок имел обычную обоюдоострую форму, но вблизи одна грань ближе к острию становится на две трети уже другой, как если бы кузнец уснул за точильным кругом.

– Взмахни, – разрешил Эрефиэль.

Я отшатнулась и в священном трепете вскинула руки.

– Вы что, как можно!

Он усмехнулся и сам положил мою ладонь на рукоять.

– Не бойся ты так.

Рукоять и на ощупь оказалась весьма привычна, зато каким балансом обладал меч, невзирая на форму. Казалось, брось его – и он вспорхнет на крыльях.

– Взмахни.

Я так посмотрела на генерала, будто Владыки вот-вот разразят меня молнией. Но повиновалась.

Странное чувство. Я покосилась на Берениэль, взмахнула опять, с силой. Да, очень странно.

Удар, еще удар. Нужно как следует прочувствовать замах, тяжесть – и вдруг тяжести не стало. Меч выскользнул? Я глянула на руку – и нет, он крепко зажат в хватке, налит прежним весом.

Ничего не понимаю. Я наморщила лоб.

– Он как будто…

– Исчез из руки, да? – закончил Эрефиэль.

Главного вопроса он так и не дождался и сам перешел к объяснению:

– Меч становится невесомым как перышко. Потому и носит название Берениэль.

– А удары убыстрились.

Он кивнул.

– С замахом струя воздуха за узкой гранью закручивается и разгоняет клинок.

Я мало что поняла. Эрефиэль подступил так близко, что пахнуло потом и чуточку лавандой.

Он провел пальцем вдоль тонкого сужающегося лезвия.

– Эта грань сделана так, чтобы закруглять за собой ветер и придавать скорости каждому удару. Чем чаще разишь, тем гуще поток воздуха и невесомее клинок.

Он взял у меня меч.

– Так что при должной быстроте… – Меч замельтешил шумным смерчем, расплываясь в неуловимое для глаза пятно. Вскоре прервался и ветряная занавесь вокруг него развеялась. – Он как будто растворяется в воздухе.

Визит в генеральское имение помог унять тревожные чувства, вознаградив усталостью. Думать о Далиле и о том, как несчастной девочке удружили мои родители, не было сил – зато меня заняло другое.

Кем мы с Эрефиэлем все-таки приходимся друг другу? Я с первого дня на службе его почти что боготворила.

Стать, достоинство, доблесть при обороне Седого холма стяжали нефилиму небывалую славу, еще когда я только мечтала связать жизнь с армейской службой. На него молились. Мне исключительно повезло, пусть и недолго, побыть его подопечной. Он обаятельный, отзывчивый, приятный во всех отношениях. Но мне нужен не друг, а командир – воодушевляющий пример для подражания.

Что только не лезло в голову по пути на выход. В какой-то миг меня окликнул Сару и в благодарность за сегодняшние хлопоты угостил пирожным.

Что утром, что теперь я растерялась при виде шавину. Он не грязный, как я ожидала. Учтивее меня. Внезапно, к своему стыду, я поймала себя на том, что таращусь на шрам, и покраснела. «Изгой», – промелькнуло в мыслях. Хотя, если его и покоробил мой взгляд, недовольства дворецкий не выказывал.

Я вновь направилась к железным воротам и за вязью кованых завитков разглядела женщину в белом. Праведницу из суда. При виде ее на ум опять пришла Далила, что, конечно, не скрасило дум. Как там эту монахиню звали? Мать Винри?

Меня она приветствовала спокойной улыбкой.

– К генералу? – коротко справилась я. – Он дома.

– Вообще-то, я бы предпочла поговорить с вами, – невозмутимо обозначила женщина.

Ее прямота обезоружила. Пожалуй, не стоит с ней так резко. Без матери Винри я бы не сетовала о судьбе Далилы, а оплакивала ее смерть.

Она прямо смотрела мне в глаза.

– Как Далила? – спросила я.

Монахиня кивнула.

– Станет достойной сестрой нашей общины.

Опустилось молчание. Монахиня нарушила его первой.

– Меня зовут…

– Я знаю, кто вы.

– Не имею удовольствия похвастаться тем же.

Я замешкалась.

– Нора. Нора Роусом.

Мать Винри кивнула.

– Что вы хотели? – спросила я.

Мать Винри попросила отыскать Каселуду Далилы. Когда она вернулась за Эриком в суд, его вместе с книгой уже след простыл. Монахиня бы сама разыскала стражника, но он покинул Клерию – и я подозревала, куда держит путь. Лучше бы мне там не появляться… Нет, ради Далилы я обязана.