Галливакс свел брови, погружая себя в водоворот вдохновения, отдаваясь душой музыке.
– В утробе бездны ждал туман,
Бурлил, кипел в тревоге,
Не ведая ни лет, ни зим,
Пока прибудут Боги.
«Нам нужен свет, пусть сгинет тьма,
Мы слепы от рожденья!»
И вот явились Божества
И даровали зренье.
Блеснули золотом глаза
Владыки, будто пламя,
Сожгли покров небытия,
Раскрасив мир цветами.
Лучи смогли туман прогнать,
Владыка встал у власти,
Сошла на землю благодать,
Но нет конца несчастью.
Заполз туман в сердца людей,
И с алчными глазами
Они сметают все подряд
И мнят себя Богами.
Бог на истерзанной земле
Рыдал, и в полной вере
Архонту крылья сотворил,
Колеса молнией скрепил,
А людям век отмерил.
Но милостивым был указ:
«Цените, люди, время,
Пришлю вам в помощь Семена».
Не всем по нраву Семя.
О, горе им, у Бога глаз
Укравшим, чтоб оковы
Разрушить, – время не унять.
И приговор суровый.
Осела пыль в ночную тень,
Сплетаясь шалью звездной.
Запомните: не страшен день,
Но не гуляйте поздно
[1].
Галливакс взял последний аккорд и пышно, по-менестрельски раскланялся.
– А кто украл у Верховного Владыки глаз? – спросил Перри, когда улеглись овации.
– Королевство Эстрия. Ныне забытое. В нем царят смерть и тлен.
– А правда, что по ночам оно восстает?
Галливакс кивнул.
– Эстрия связана с луной узами и просыпается лишь под ее светом.
Дальше голос подал один ребенок с озадаченной миной.
– А в году что, не всегда было десять месяцев? – Его брови хмуро сошлись.
– Счет месяцам ведет первый ангел, Великий Архонт, по тому, где сейчас парит его золотой шпиль, – с улыбкой отвечал менестрель. – Завет времени велит ему добавлять по месяцу после каждого цикла, когда Семя воссоединяется с создателем. Циклов было десять, вот и месяцев у нас десять. Чем их больше, тем дольше мы живем.
Не успел он договорить, тут же зазвучал следующий вопрос:
– А раз у Верховного Владыки украли глаз, он ослабел?
– Его могущество безгранично, – помотал Галливакс головой. – Пусть одно око померкло, нашему властелину все равно нет равных в силе.
– Даже его Семени? – вставила я.
Зал обволокло густой тишиной. В меня влепились округлые глаза, лица изумленно вытянулись. Даже у Галливакса улыбка сползла с губ – но, кажется, не от злости.
– Даже Семени. Потягаться пытались и Владыки-отступники, и жуки Дюрана, но тщетно. Даже у драконов Крема ничего не вышло.
Я только и ощутила, что трепет при мысли о невообразимой мощи Верховного Владыки.
* * *
Галливакс побаловал нас еще парой-тройкой историй. Про обитателей Дюрана, которых Верховный Владыка сотворил примерно в одно время со своими собратьями. Жуки, мухи, муравьи размером с валун, с башню – такими их рисовало предание. Отец как-то сказал, что, если прижаться ухом к горе Дюран, услышишь мягкий гул: якобы это в темных недрах жужжат крылья и клацают жвалы.
Дальше бард поведал о порождениях третьего Цикла – неописуемых морских исполинах. Чудищах под толщей волн, что поджидают храброго – или безрассудного – морехода. Все же, говорят, Верховный Владыка дал им жизнь, чтобы отвадить нас от путешествий в столь опасные дали.
Напоследок музыкант рассказал о Пепельном лесе – уж больно просил один мальчик.
Далеко за Седым холмом в недрах Чащи есть место, которое стерегут маги церкви Праведных. По слухам, его запечатали Мистики – одна из церковных ветвей.
Ввысь, над деревьями, описывал Галливакс, рвется пламя огненного кольца, опоясывающего лес, и льет с неба инфернальное сияние. По слухам, там царит пугающая тишина и все устлано одеялом пепла, что валит вечным дождем. Порой наемные следопыты отправляются туда добыть демона для опытов.
– Пожалуй, на сегодня все, – вздохнул бард. Юная публика застонала, а он усмехнулся. – Ну правда, мы уже засиделись.
– Вот-вот, – вышла вперед Розмари. – Мне еще гостей кормить, так что, ребятки, пора.
Из нашей гурьбы вырвалась скромная, замкнутая девочка и подбежала ее обнять. Я знала только, что ее зовут Георгия. Как-то пыталась завязать с ней разговор, но она была не в настроении. Розмари приласкала дочку, погладила по спине, и та, не оборачиваясь, убежала в кухню.
Кипучая, с добрым лицом, хозяйка лучилась жизнью, точно двадцатилетняя, хотя мелкие морщинки выдавали ее зрелый возраст. Казалось, сами стены трактира пропитаны ее душой. Галливакс так приковал меня, что я вообще позабыла о ее существовании.
Вдруг мелькнула странная мысль, что в годы прежних Циклов, когда месяцев было меньше, Розмари бы уже давно умерла, а я достигла бы ее возраста.
* * *
Дети высыпали из трактира к ждущим родителям, пока Розмари, Галливакс и другие двигали столы на место.
Ко мне подбежал Дейл.
– Ну как, ну как? – У него восхищенно горели глаза.
Я слегка растерялась от его кипучего восторга.
– Твой отец просто чудо.
– Да не то слово!
Дейл был сама пылкость и бурно выплескивал что досаду, что задор. Чаще второе.
– Вот бы и мне научиться играть как он! – добавил Дейл.
Бэк на это ядовито усмехнулся.
– Твой отец академии в Музее не кончал. Он музыкой даже цветка не вырастит, что уж там чудо сотворить. Вот где талант нужен!
На этот раз я со всего размаха шлепнула негодника по шее и упилась его криками.
– Почему ты вечно такой вредный?!
У меня щеки вспыхнули, а внутри все кипело. Бэк отшатнулся, одной рукой держась за шею, а вторую, в попытке защититься, боязливо выставил вперед.
– Далила, брось, – придержал меня Перри. – Не нужно.
Дейл еще улыбался, но уже тускло, и меж бровей пролегла хмурая морщинка, давая понять, как сильно его подкосило.
– Да ничего… он прав.
Я подошла к нему.
– А вот и нет. Пусть твой отец не заживляет ран и не придает сил солдатам, как Вдохновенные из Музеи, зато послушать его истории стекаются отовсюду и детей они очаровывают. Вот что такое настоящая магия!
Сын барда оживился и в этот миг заметил, как я близко. Он потупил светло-карие глаза и вполголоса поблагодарил:
– Спасибо, Далила.
Я кивнула, как будто не замечая, что он зарделся.
– И вправду, спасибо.
За нашими спинами стоял Галливакс. Бэк вмиг побелел.
– Это действительно так, – сказал ему бард. – В детстве я мечтал вести полки в бой, воодушевлять своей музыкой, но, увы и ах, лишен дара. – Он взглянул на сына. – То ли дело Дейл. У него от природы талант, а не как у меня. Жаль только, не оттачивает его как следует. – Он перевел взгляд на Бэка. – А мне достаточно раз в неделю видеть, как загораются ваши юные лица. И никакой магии не требуется.
Галливакс говорил так спокойно, но, гадала я, вдруг он из гордости не показывает, что душа по-прежнему болит? Или он просто слишком хороший артист и преотлично это скрывает?