«Интересно, куда она направилась? Не сидится в родных стенах? Да… в этом мы с ней схожи».

С трудом, но я заставил себя забыть об Амаре и сосредоточиться на цели своего визита. Она виделась не менее занимательной, чем прекрасные бедра дочери правителя Кносса.

Услышав позади чье-то тихое сопение, я обернулся, рассчитывая увидеть Агафона, выгружающего амфоры, но это оказался Иринеос. Щуплый юноша с трудом удерживал в руках сосуд среднего размера. По тому, как сильно напряглось его лицо я понял, что он всеми силами старается не выронить вино. На лбу бедолаги выступила испарина и блестела в лучах жаркого критского солнца. Мне даже стало немного жаль его. Если Иринеос не сумеет выручить достаточно денег за это, пусть и дерьмовое, вино, то обратно в Афины точно может не возвращаться. Отец с него три шкуры спустит и продаст кожевникам, дабы возместить убытки.

Пока наблюдал за отчаянными потугами юнца, в голову пришла озорная мысль, и я не преминул ее озвучить:

– Геройство – удел дураков.

Иринеос вскинул на меня удивленный взгляд. В этот момент его нога споткнулась о сучок, и юный сын афинского торговца полетел носом на пирс, выронив амфору. Раздался громкий треск, дешевое фракийское потекло по доскам алыми ручьями. Юноша поднял голову и обреченно уставился на разбитый сосуд. На свежие ссадины на локтях он даже не обратил внимания.

– Сколько их еще у тебя? – с усмешкой поинтересовался я.

– Еще восемь, господин, – обреченно выдохнул паренек.

– Хм.

Я похлопал по кошельку.

«Еще достаточно…».

Достал восемь драхм и, ступая сандалиями по разлитому вину, подошел к распластавшемуся Иринеосу:

– Плачу за все.

Юноша вздрогнул и ошеломленно воззрился на меня снизу вверх.

– Что, господин? – прохрипел он.

Я покровительственно улыбнулся:

– Плачу за все амфоры.

Иринеос продолжал валяться на причале, беззвучно открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба.

– Но, – я загадочно прищурился, – придется отработать.

Он сел и захлопал глазами:

– А… это… а что от меня…

– Потом. Сначала дойдем до местного рынка, если ты, – я демонстративно позвенел монетами, – конечно, не против.

– А… а амфоры кто донесет?

– Пха, – я отмахнулся, – Флегонту оставим. Пусть подавится, – и протянул ему руку.

Все еще ошеломленный, Иринеос ухватился за нее, и я рывком поднял его на ноги. Всучил драхмы.

– Передай своему горе-хозяину, – бросил я Агафону через плечо, тупо наблюдавшему за этой сценой, – что он только что стал богаче на несколько амфор. Надеюсь, это скрасит настроение после купания в море, – и хмыкнул.

Помощник торговца ничего не ответил. Лишь продолжал тупо таращиться на нас.

– Пошли, – бросил я юнцу, потеряв к Агафону и его хозяину всякий интерес.

– А… это… – Иринеос потупил взор, – что от меня потребуется и… надолго, господин?

Я пожал плечами:

– На второй вопрос у меня ответа нет. Я ж не Пифия[6]. Хотя даже в ее пророчествах сатиры копыта сломят, – и сплюнул на доски.

– Ой… это… не кощунствуй, господин, – осторожно возразил Иринеос, покраснев.

– А не то что? – хмыкнул я. – Зевс мне в жопу молнию засадит?

Челюсть юнца отвисла, он во все глаза таращился на меня, не в силах поверить, как у меня язык до сих пор не отсох от подобной дерзости.

Я же лишь снисходительно похлопал его по плечу:

– Лучше думай о вознаграждении за работу. Не такая уж она и пыльная будет.

– Так… это… что придется делать?

– Мне просто нужны лишние руки. Причем такие, в которых я уверен, что они не обчистят мои карманы, словно проклятый Гермес[7].

– А… – захлопал глазами юноша.

– Идем, – я развернулся, – тут больше не на что смотреть, – и бросил взор на спартанскую диеру, – Афродита все равно вернулась в море.

Пока мы сходили по причалу на берег, я словил на себе равнодушный взгляд местных стражников и испепеляющий взор Флегонта. Торговец, весь сырой и злой, как собака, метал в мою сторону глазами молнии. Но меня это не слишком трогало. Толстяк оказался забавным попутчиком, но дальше ждали более увлекательные дела. Во всяком случае, я на это надеялся.

[1]Диера (бирема) – античный гребной военный корабль с двумя рядами весел, который оснащался тараном. Длина биремы составляла 30-38 м, а водоизмещение 60-100 т.

[2]Многие эллины называли спартанцев неучами, считая их безграмотными в сравнении с собой.

[3]Агора – рыночная площадь (торжище) в древнегреческих полисах, являвшихся местом общегражданских (народных) собраний, которые также по месту проведения назывались агорами.

[4]Линоторакс – древнегреческий панцирь из льняной ткани.

[5]Копис – разновидность холодного оружия с лезвием на внутренней части клинка, предназначенное в первую очередь для рубящих ударов.

[6]Пифия – в Древней Греции жрица-прорицательница Дельфийского оракула в храме Аполлона в Дельфах.

[7]Гермес – в древнегреческой мифологии бог торговли и счастливого случая, хитрости и коварства, юношества и красноречия.

Портовый рынок Кносса представлял из себя жалкое зрелище. Во всяком случае, мне он казался таковым. Ни в какое сравнение с гаванью Пирея, и уж тем более с афинской агорой он не шел. Мелкие лавочки, которые способен унести в море мало-мальски свежий ветер, ютились вдоль причала и грунтовой дороги, уходившей на запад и восток. Народу было не слишком много, но гвалт торговцев все равно неприятно бил по ушам. А запах разношерстной рыбы бил уже по носу, заставляя меня морщиться от омерзения. Терпеть не могу рыбу, особенно соленую. А этого добра было здесь навалом. Бочки с солью и морепродуктами стройными рядами виднелись позади прилавков. В основном, рыбой здесь и приторговывали. Были еще продавцы дешевого вина, солонины и грубой ткани. К сожалению, овощами тут не баловали. А я ведь очень люблю бобы…

– Эй, добрый муж! – воскликнул торговец вином, худощавый тип с всклокоченной бородой и оголенный по пояс. – Не желаешь освежиться в столь жаркий день глотком хорошего фракийского?

Я едва сдержался, чтоб не прыснуть со смеху, однако подошел к прилавку и сделал вид, что и вправду заинтересован в его товаре.

– Может быть. Если оно не стухло по пути.

– Обижаешь, добрый муж! Травить покупателей – не моя задача!

«Конечно. Твоя задача ободрать их, как липку».

Я ткнул пальцем в самую маленькую амфору с черным рисунком финиковых пальм.

– Дай-ка взглянуть.

Тот, кряхтя, пододвинул ко мне указанный сосуд. От одного вида, как была запечатана пробка, мне все стало ясно.

«Дерьмо».

Вслух же спросил:

– Как торгуется, хорошо?

– А, – отмахнулся бородач, – на винишко спрос всегда найдется.

– Ну, это точно, – я с задумчивым видом повертел амфору, – а в округе как раньше? Давненько не бывал здесь, а новости интересные я люблю.

– О, собрат по ловле сплетен, а? – хозяин лавки заржал, словно лошадь. Меня чуть не передернуло. – Тоже любишь уши развесить?

– Что-то вроде того, – холодно ответил я.

– Наш славный правитель Аристомен щедрую награду объявил! Сейчас это на устах всех путешественников и искателей приключений себе на задницу. Но звонкие монеты кого угодно могут соблазнить.

– И за что награда? – я посмотрел на него поверх амфоры.

Торговец подался вперед и заговорщически зашептал:

– Люди недавно стали пропадать. Причем только по ночам. Днем все спокойно, как парус в безветренный час.

– Хм, – я нагнулся и сделал вид, что рассматриваю пробку, – без следа пропадают что ли?

– Если бы, – лицо торговца помрачнело, – изодранные в лоскуты. Аж жутко становится. Я теперь загодя до заката лавку закрываю, чтоб успеть домой до темноты. Стража-то не по всем дорогам ночью ходит.

– Интересно, – я побарабанил пальцами по амфоре, – но ведь на Крите хищников нет.