Иисус не раз здесь бывал и знал, что означала скульптура и кто автор идеи. Все тот же неугомонный Михаил! Уж очень банально и прямолинейно, считал Иисус, отражен первый акт творения. А что изваял бы он сам? Как, какие средства и какие материалы использовал бы, чтобы в символах изобразить великий акт освобождения энергии? Вспышка? Вдох? Пронзительный крик в молчавшей досель микроскопической точке?.. Возможно, он что-то придумает, пройдя в академии курс обучения.

Его просьба ознакомиться с историей Земли после консультаций Саваофа с ближайшими помощниками была признана недостаточно полной. «История Земли, – сказал Саваоф, – частность, деталь. Мальчик вырастает в юношу, он любознательный и, как мне кажется, уже готов понять и осмыслить этапы развития созданного мира. Начните с этого».

И вот Иисус пришел на первый урок. Профессор в ермолке, с торчащими усами, веселыми и хитроватыми глазами, шаркнув ножкой, представился:

– Эйн. К вашим услугам.

И почему-то показал язык.

Тут надо заметить, что в свое время Саваоф помимо ангелов создал группу существ, которые не были столь же совершенны как ангелы (в частности, их жизнь ограничивалась, впрочем, сотнями тысяч земных лет), но все же были наделены огромными познаниями в отдельных отраслях науки о Вселенной. Из них Саваоф образовал лабораторию, руководители ее научных направлений входили в штат Аналитического центра, который курировал непосредственно Саваоф. Эйн являлся чистым теоретиком, обычно он с насмешками и сарказмом относился к практической деятельности лаборатории, особенно к ее опытам распространения спор жизни на остывших планетах. «Кому нужен весь этот мусор? – искренне недоумевал он. – То, что создано Творцом, самодостаточно и полно. Законы действуют безукоризненно». И высунув язык, заключал любимой, но мало кому понятной фразой: «Не ловите, пожалуйста, креветок, пусть останется все как прежде».

Иисус в начале встречи привязался именно к этой фразе:

– Скажи, Эйн, что означает конец твоего пожелания «как прежде»? Прежде чего именно, и что такое было «прежде», что ты так настаиваешь на его неизменности?

Эйн одобрительно посмотрел на Иисуса:

– Ты молод, а уже задумываешься над такими вопросами. Это делает тебе честь. Многие юноши на моих лекциях рта не закрывают от зевоты. Итак, отвечаю на твой вопрос: стабильность, стабильность и еще раз стабильность, вот что я имею в виду.

– Ты солидарен с Меоном, который порицает папу за то, что он устроил Взрыв?

– До Взрыва было Небытие… Я же говорю о том, что созданный Саваофом мир живет и развивается по начертанным им законам и не нуждается в коррекции.

– Ты оговорился, сказав «было Небытие»? Как может Небытие быть?

– Не придирайся к словам. Язык никогда не накроет точными понятиями многообразие зримого и незримого мира. Ты спросишь, почему? Потому что мир непознаваем.

– Как?! Отец не знает того, что создал?

– Боюсь, что это так, Иисус. Во всяком случае, подозреваю, у него есть вопросы, на которые он пока не знает ответы.

Иисус с интересом посмотрел на Эйна: не часто встретишь в среде тварных сомневающегося. Эйн, между тем, продолжал:

– Я слышал, ты в часы досуга занимаешься плотницким делом. Что ты мастеришь?

– Ну, разное… Столы, стулья, этажерки, шкафчики.

– Можешь ли ты всё, досконально всё, знать о созданной тобой вещи?

– Разумеется. Если она сработана моими руками, как же не знать о ней?

– Не торопись с ответом. Что тебе известно о материале твоих изделий?

– В последнее время я работаю с кедром, его поставляют с Земли, там есть местечко, где он охотно растет, – Ливан. Древесина легко поддается обработке из-за своих коротких волокон. Отдаленно работу с нею можно уподобить работе с белой глиной.

– А сосна, осина, ель, береза?..

Иисус усмехнулся:

– Эти лучше отправить на дрова. Хотя и среди них есть подходящий материал. Например, карельская береза.

– Ты можешь сказать, что именно определило разные их свойства?

– Я никогда не задавался таким вопросом. Думаю, если ты дашь мне немного времени, я отвечу на него.

– Нет надобности в этом. Но заметил ли ты собственное признание в том, что не всё знаешь о сработанном тобою стуле? Хотя минуту назад был убежден в обратном.

– Аналогия твоя по сути своей неверна. Я не создавал ель, сосну и прочее, поэтому не знаю всех их свойств. Но Творец знает все!

– В том числе и свойства материала, из которого создан им мир? При этом заметь, Творец сам был частью реликтовой точки, а часть, как известно, не может быть целым и, следовательно, не может обладать свойствами всего целого.

– Эйн! Творец вне времени и природы, следовательно, не является частью сотворенного! Разве ты не знаешь этого!? К чему ты клонишь, Эйн? Призывая к стабильности, ты одновременно утверждаешь, что мир неопределенен, а значит, в нем могут быть заложены риски. Как же можно стремиться к стабильности, зная, что риски, как червь, подтачивают ее? И в чем, на твой взгляд, заключаются риски?

– Отвечаю на последний вопрос… Риск в свободе. Да, мой юный друг, в свободе. Согласись, есть внутреннее противоречие между сотворенным и развивающимся по заданным Саваофом законам миром, с одной стороны, и свободой, декламируемой им же, Саваофом, с другой. Или ты соблюдай законы и подчиняйся им, или поступай по собственной воле. Или – или. Я допускаю, Иисус, что нас ждут неприятности. Не исключено восстание. Оно может случиться как разрешение противоречия между законом и свободой. А это прямая угроза Вселенной.

– Может быть, ты и прав, Эйн. Но означает ли это, что папа ошибся, предоставив свободу…

– …выбора, Иисус, всего лишь свободу выбора между черным и белым, между Тьмой и Светом, между Добром и Злом. Но я подозреваю, – Эйн огляделся и заговорщицки приставил указательный палец к губам, – я подозреваю, что реликтовая свобода, свобода коренная пришла в мир неожиданно для самого Творца и оттуда, откуда Он не ждал ее.

– Ты что-то темнишь, Эйн? Договаривай.

Эйн задумался, заметно было, что сомневается, продолжать ли рискованную тему беседы. И наконец принял решение.

– Боюсь, Иисус, что я вторгся не в свою сферу. Тебе лучше поговорить об этом с Бердом. Это его епархия и его теория.

Иисус навестил Берда через неделю. Берда отличало от других членов Аналитического совета замкнутость, излишняя доля самонадеянности. У него не было близких друзей и, кажется, он в них не особенно нуждался. Он оставлял о себе впечатление вечно занятого человека, которого ни на минуту не оставляет озабоченность. Саваоф, впрочем, очень высоко ценил Берда за его углубленные проникновения в проблемы этики и нравственности. В отличие от того же Эйна Берд горячо защищал проект развития жизни на Земле, верил, что человеку уготована великая миссия стать верным и полезным помощником Творцу в схватке Тьмы и Света. Эйн на это с ехидцей замечал: «Не смеши меня, коллега… Что могут эти козявки? И что, у Саваофа нет больше дел, кроме как возиться с ними? Уверен, Он давно забыл о них».

На этот раз разговор начался с другого. Иисус рассказал о беседе с Эйном и о том, что тот уклонился от темы соотношения закона и свободы.

– Он сослался на то, что это твоя, Берг, стезя, с тобой и следует обсуждать ее.

Берг долго тер плохо выбритый подбородок.

– Не знаю, Иисус, с чего и начать… Проект «Земля и Разум» – так называю его я – вступает в решающую фазу. Еще каких-то двадцать-тридцать миллионов земных лет, а это, согласись, мгновение, и мы станем свидетелями появления предков человека, существа разумного, способного познавать законы творения мира и самого себя. Когда твой отец говорит о том, что он создает свое подобие, он имеет в виду не бороду, руки и ноги, а чудное свойство тварного существа, а именно – способность творить. А эта способность пока только Его прерогатива. И теперь задумайся: Он готов поделиться своим умением, своими безграничными знаниями с какими-то, по мнению Эйна, козявками! Ясно же, Отец твой имеет в виду что-то другое! Но в последнее время, я чувствую, Творец чем-то озабочен. Чем? Могу лишь предполагать. В проект «Земля и Разум» вмешались посторонние силы…