– Я, подходя к городу, видел что-то напоминающее кладбище, – заметил Андрей Иванович. – Или это что-то другое?
– Хоронят и там, но, в основном, бедняков. Эти захоронения содержит город на свои средства. Город большой, по последней переписи 360 тысяч человек.
На многое раскрыл глаза Гостю хозяин этого благоустроенного дома. При всем зримом неравенстве шумеры сохранили личную свободу, право на труд и извлечений дохода от своего труда. Священники, чиновники и солдаты составляли малую часть городского населения. В основном, Ур – город земледельцев и скотоводов, корабелов и рыбаков, торговцев и писцов, врачей и архитекторов, строителей и плотников, кузнецов, ювелиров и гончаров. Они владеют фермами и садами, скотом, домами, мастерскими и ателье. На городском рынке бойко идет торговля изделиями ручного труда, покупатели расплачиваются либо своим товаром (своеобразный бартер, заметил Гость), либо дисками или кольцами из серебра стандартного веса.
– На соседней улице разместились десятка полтора мастерских, – сказал хозяин, – и, если пожелаешь, я завтра сведу тебя туда. Поглядишь своими глазами. – А теперь на выбор: или продолжаем наслаждаться пивом, или идем на городскую площадь, где ты увидишь весь наш бомонд. Как правило, это детки состоятельных родителей, старшеклассники подобные моему балбесу.
«Балбес», рослый парень с пробивающейся бородкой, бодливо нацелился на отца и от греха подальше поспешил ретироваться. Отказаться от похода на площадь он явно не собирался.
– Все так демократичны с детьми, – поинтересовался Гость, – или это свойство редкое?
– В Шумере любят детей, – ответил хозяин. – Может быть, излишне любят и оберегают. Наши соседи с севера и северо-востока воспитывают молодую поросль в суровых условиях, не потакают им как мы потакаем своим. И они у них вырастают жестокими и алчными. Ради серебра и золота, волов и женщин их дети готовы перегрызть нам глотки. Лично я вижу во всем этом огромную опасность для Шумера. Нельзя быть мягкосердечным с теми, у которых одно на уме: отнять у тебя имущество, сжечь твой дом и убить тебя.
На городскую площадь Гость, сославшись на усталость, не пошел. Схожу в следующий вечер. Попросил:
– Может, у тебя есть что почитать на ночь?
Хозяин оказался писцом и в его кладовой хранились глиняные таблички. «Я только что закончил по заказу храма переписывать поэму о страшном бедствии шумерского города Агаде. Принесу тебе ее. Но разбираешься ли ты в нашей клинописи?» Хозяин в нерешительности на миг остановился.
Гость поначалу смутился, но тут же успокоился: это же всего-навсего сон, он, больной, валяется на диване и под ним опять мокрая от пота простынь. Сейчас он встанет и заменит ее, а потом возьмется за чтение поэмы.
Картина третья
Ему показалось, что он прочитал ее за минуту. Древний автор, омывая слезами таблички, повествовал о беспощадном и разрушительном вторжении кутиев, тех самых, о которых упоминал хозяин дома. Жестоких варваров-кочевников, спустившихся с восточных гор. Это было возмездие правителю города Агаде Нарамсину за разрушение соседнего города шумеров Ниппура, а самое главное, за поругание святилища Энлиля – царя богов. Именно по этой причине Энлиль наслал на Шумер кутиев, приказав им разрушить Агаде и воздать по заслугам за разоренный любимый храм. И его поддержали восемь божеств из шумерского пантеона. Они прокляли город и обрекли его на вечное запустение и безлюдье.
А прежде, рассказывал автор, Агаде был богатым и сильным, под нежным и постоянным руководством его верховного божества Инанны. Его дома и храмы были полны золотом, серебром, медью, оловом и ляпис-лазурью. Старики давали мудрые советы; юные дети полны радости; звучала музыка на площадях и бульварах, да и все окрестные земли жили в мире и безопасности. Ворота города всегда оставались открытыми и сюда приезжали кочевые марту – люди, не знавшие зерна. Они пригоняли отборных быков и овец. Сюда приезжали люди Черной страны, привозя экзотические товары. Приезжали эламцы и субарийцы с востока и севера с огромной ношей, точно вьючные ослы. Здесь бывали все принцы, вожди и шейхи равнины с дарами каждый месяц и на Новый год.
И вот пришла беда! Ворота Агаде разбиты, ибо святая Инанна, гневаясь, пренебрегла дарами и покинула храм. Грешный правитель Нарамсин теперь мрачно сидит в одиночестве в рубище. Увы, его колесницы и суда стоят без дела, всеми забытые. И все почему? Да потому что Нарамсин нарушал заповеди Энлиля, осмелился разорить соседний город Экур и его рощи, разрушил все медными топорами и кирками так, что каждый дом лежал сраженный, точно мертвый юноша. Он осквернил святые сосуды и срубил священные рощи Экура, превратил в пыль его золотые, серебряные и медные сосуды. Он погрузил все имущество Ниппура на суда, что стояли прямо у святилища Энлиля, и вывез в Агаде.
И тогда Энлиль неистовый бросил взгляд на горы и призвал кутиев, народ, кому контроль неведом, и они землю покрыли, как саранча. Никто не избежал их ярости. Бандиты обложили все дороги, жители оказались запертыми в городе. Страшный голод настиг Шумер. Поля зерна не давали; не ловилась рыба в затонах; сады орошенные ни вина не давали, ни меда.
Тогда восемь самых главных божеств шумерского пантеона Син, Энки, Инанна, Нинурта, Ишкур, Уту, Нуску и Нидаба, решили, что пора умерить ярость Энлиля. Но в наказание Агаде, согласились они с Энлилем, должен быть разрушен: пусть зарастет он плакун-травой. Каждому смертному в назидание. Пусть все знают: кара настигнет любого, кто эгоистичен, зарится на чужое добро, излишне честолюбив.
Город, ты, что смел напасть на Экур,
что Энлиля ослушался,
пусть рощи твои превратятся в кучу пыли,
пусть кирпичи вернутся к своей основе – глине,
пусть деревья твои вернутся в свои леса.
Ты водил на бойню быков
– поведешь вместо них своих жен,
ты резал овец – будешь теперь резать детей.
Твои бедняки – им придется топить
своих драгоценных детей.
Агаде, пусть твой дворец,
построенный с сердцем веселым,
развалинами обернется.
По местам, где свершал ты обряды и ритуалы,
пусть лиса, выходя на охоту, свой хвост волочит,
пусть на тропах твоих судоходных
ничего не растет, лишь плакун-трава,
на дорогах для колесниц
пусть ничто не растет, лишь плакун-трава,
И еще сверх того,
на твои судоходные тропы и пристани
ни один человек не взойдет из-за диких козлов,
змей и горных скорпионов.
Пусть в долинах твоих, где росли сердцу
милые травы,
не растет ничего, лишь осока слез.
Агаде, вместо вод сладкоструйных твоих,
воды горькие пусть потекут,
Кто скажет: «Я бы в городе том поселился»,
не найдет в нем пригодного места.
Кто скажет: «Я бы в городе том отдохнул»
не найдет там удобного ложа.
Ничто так не угнетает человека, как болезнь – первая мысль, с которой очнулся Андрей Иванович. Он чувствовал себя получше, однако простынь по-прежнему была мокрой и к тому же прохладной, если не холодной. Он порадовался тому, что приходящая для уборки женщина накануне выстирала дюжину их, погладила и сложила в шкаф. Иначе, лениво подумал он, пришлось бы утонуть в собственном поту. Андрей Иванович лег на правый бок, лицом к стене, свернулся калачиком и опять провалился в сон. На этот раз он самым чудесном образом переместился на улицу ремесленников, где его ждали. Наверное, догадался Андрей Иванович, сработала протекция писца, у которого он гостил.
