И ещё этот Сиггур Додд! Пренеприятный тип, Эмбер он сразу не понравился, хотя она и пыталась оправдать его поведение: многие миротворцы относились к ней настороженно. Но этот… какой миротворец станет хладнокровно добивать поверженного врага?

Подставив спутнице плечо, Тьюди почти волоком тащил её по коридору. С изрезанными руками, в рваном плаще, он и сам с трудом переставлял ноги. Васильковые глаза помрачнели от залёгших под ними глубоких теней, тёмные брови нахмурились. Тяжёлые, недобрые думы отражались на посуровевшем лице.

Ни словом он не обмолвился по дороге, и эта необычная угрюмость старого товарища добавляла страннице беспокойства.

Песчаная буря встретила их за воротами – в ней тонул бетонный причал с чёрными ладьями, таяли серебристые отблески «Квикстарт», терялись белые миротворцы.

Тонула и Эмбер: в янтарной пыли, забивавшей глаза, в рёве иссушающего ветра, в головокружительном тумане подступающего беспамятства.

Она очнулась уже на борту, в кресле пассажирского отсека. И сразу ощутила неладное. Машинально ощупала себя, не открывая глаза. Ну конечно! Она была без плаща!

Странница вскочила: заветное серое одеяние, хранившее в карманах столько секретов, валялось рядом небрежным свёртком. Оставшись в чёрном костюме вражеского образца, она чувствовала себя обнажённой.

Но хуже всего было то, что верный соратник, по-прежнему серо-суровый, молча сидел напротив! Скрестил руки и ждал, не сводя с неё тяжёлого взгляда.

Мысли вихрем пронеслись в голове. Спутник явно в чём-то её винит – но в чём именно?!

Эмбер вопросительно развела руками, не решаясь заговорить первой.

Тьюди ответил сухим кивком и многозначительно повертел в руках чёрную рукоять меча. Изнурительная тишина звенела в ушах, действовала на нервы.

– Мы так и будем играть в молчанку? – странница не выдержала, рявкнула с досады. – Есть вопросы – задавай.

– Вопросы, говоришь? – незнакомым глухим голосом процедил старый товарищ. – У меня только один вопрос… Что это было… Эмбер?

Внутри всё заледенело: он никогда её так не называл.

– Что это, Буря тебя забери, было?!

Странница только качала головой в искренней растерянности, и Тьюди сорвался, закипел, как бывало в юности, затараторил:

– Ты до сих пор носишь их костюм, их меч. Вернее, свой собственный старый меч, я так полагаю? Но ладно это – ты ведь и ведёшь себя, как разрушитель! Что это было: там, в зале, когда ты кинулась на Далерхи? Я думал, ты его заживо испепелишь! Ты была…

Холодная дрожь пробежала по спине.

Тьюди приблизился к ней вплотную, заглянул прямо в глаза, отчаянным полушёпотом выпалил:

– Я не узнаю тебя, беместа! Неужели всё, ради чего мы сражались, с чем мы сражались…

Волна его боли, его смятения захлестнула Эмбер, пронзила сердце острым шипом. В его душе – она чуяла – что-то надорвалось, пошатнулось…

Она протянула руки, хотела обнять, но Тьюди отмахнулся, отпрянул.

Слёзы стояли в его глазах, когда он протянул ей пластинку джета и бросил – жестоко, резко:

– Только не вздумай оправдываться этим.

В голове стоял грохот и гул осыпающихся камней. Это рушился мир – знакомый, привычный мир, в котором Тьюди мог ей доверять. В котором считал её беместой в лучшем смысле этого слова. Считал праведной служительницей Света, верной соратницей его бывшего наставника… и другом.

Отныне мир не будет прежним, неумолимо гласило чутьё, но Эмбер отказывалась верить.

– Я думал, что знаю тебя… но это не так. Боюсь даже представить, что ещё ты от меня скрываешь.

– Тьюди, постой! – вскрикнула она наконец, но спутник уже выходил из отсека.

О Свет… Странница обхватила голову онемевшими руками. Парализующий холод во всём теле. Пустота. Сердце оборвалось, ринулось камнем в бездну, застыло в полёте. Она забыла, как дышать. Вдох-выдох. Выдох. Выдох.

30

Эмбер вползала в кабину на ватных ногах. Мир рухнул – но жизнь продолжалась. И путь был не окончен.

Ладья падала в пропасть, мчалась со сверхсветовым вихрем по таинственному коридору меж неразличимых от скорости звёзд.

Странницу всегда очаровывал этот дивный и пугающий вид. Ей казалось, что можно запросто провести целую вечность, глядя в мельтешащую бездну, уносящую хрупкое судёнышко, как песчинку. Но сейчас Эмбер застыла с тяжёлым сердцем на пороге кабины, не решаясь войти, и с тупым безразличием смотрела прямо перед собой.

– Куда мы плывём? – наконец спросила она упавшим голосом.

Тьюди небрежно бросил, не обернувшись:

– В грот Менауту.

Эмбер не удивилась. Ей следовало бы кричать от ужаса, но вместо этого она только поинтересовалась:

– Где миротворцы?

– Не знаю. Может, остались на Лагдагаре. Они не возражали против нашего отбытия.

Внезапная мысль, будто чья-то подсказка, решительно подтолкнула странницу к панели управления.

Не глядя на спутника в штурманском кресле, она опустилась рядом и принялась торопливо щёлкать по кнопкам.

– Что ты делаешь? – холодно осведомился Тьюди.

Эмбер продолжала молча, на автомате. В голове её кружил вихрь похлеще, чем за бортом, и она изо всех сил пыталась сосредоточиться. Всполохи жутких догадок не складывались в единый образ, мерцали, подобно звёздам, слившимся в сплошную стену штормового колодца.

– Я спросил, что ты делаешь?

Чужие металлические отзвуки в ледяном голосе старого товарища пробирали до мурашек.

– Хочу связать с Чертогом.

В ответ – только равнодушное «а».

Это невыносимо. Какой-то липкий кошмар. Больше всего на свете ей хотелось проснуться.

– Слушай, Тьюди, – начала странница, – так нельзя… Я действительно… совершила ошибку. И не одну. Ты прав, но…

– Пытаешься извиняться?

– Да, – охотно согласилась Эмбер, – я ужасно, невероятно, чудовищно тебя подвела… Всех подвела. И мне невыразимо, бесконечно жаль…

– Прибереги красноречие для кого-нибудь ещё.

Она выдохнула – протяжно и шумно. Сейчас он напоминал упрямого мальчишку, дерзкого юнца, каким был когда-то.

Во время Бури они нередко устраивали перепалки: Эмбер злилась, с трудом подавляя вспышки разрушительного гнева, Тьюди её подначивал, а Виг… Виг всех примирял. Учил бывшую противницу сохранять спокойную рассудительность, журил подопечного, объясняя, что служителям Света чужда даже безобидная ирония, ибо в ней скрываются семена многих пороков. Гордыни. Осуждения. Нелюбви к ближнему.

Но, к несчастью, благочестивого Виграда Сорли с ними не было, а мучительный разлад носил далеко не шуточный характер.

Это воспоминание, будто проблеск света, озарило надеждой.

– Помнишь, что Виг говорил, когда мы ссорились? – оживилась странница. – Разве миротворцам пристало враждовать?

Тьюди повернулся, и она встретилась с его взглядом – насмешливо-горьким. Кривая ухмылка исказила лицо спутника досадной гримасой:

– А это ты мне скажи. Пристало ли миротворцам лицемерно покрывать военную преступницу, на чьей совести столько загубленных жизней? Пристало ли пользоваться её порочными предвещаниями, хитрыми трюками, ложью и коварством, чтобы победить в войне? Пристало ли выжигать планеты, врываться в чужие дома, расстреливать поверженных врагов?