Грязная до черноты, низкая дверь избушки распахнулась.

Баба яга не была худой. Она совсем не походила на тощую крючконосую старуху, морщинистую, как прошлогоднее яблоко. Через порог, пригнувшись, шагнула высокая дородная женщина с широким равнодушно-улыбчивым лицом. Запахнув на груди белый пуховой полушалок, она остановилась, прислонившись спиной к косяку. Мутные, как осенний туман, бельма глаз слепо таращились в пространство — но даже от ворот Дина чувствовала холодный внимательный взгляд.

Сторож границы между мирами встречал гостей.

— Приветствую, — вежливо поздоровалась Дина, громко сглотнув пересохшим горлом. — У нас визитер. С той стороны.

Баба яга медленно повернула к ним бледное, круглое, как луна, лицо.

— Слышу. От него пахнет Навью. Заносите в дом.

Подхватив кощея под руки-ноги, Дина и Сумароков, громко пыхтя и оступаясь, потащили его по шатким прогнившим ступеням. Баба яга отодвинулась, прямая строгая, как могильный крест, толкнула скрипучую дверь.

— Идите за печь.

В избе пахло кислым печным дымом, сухими травами и старой свалявшейся шерстью. Через крохотное мутное оконце лился тусклый свет и таял, растворялся в пепельной вязкой полутьме. Ступая наощупь, Дина послушно двинулась прямо, прошла мимо огромной, ослепительно-белой печи, неожиданной в этой крохотной грязной комнатке, как королева Елизавета среди бомжей. За печью блеснул луч света. В противоположном, слепом конце избы проступил отчеркнутый расширяющимся просветом прямоугольник второй двери. Медленно и неумолимо распахиваясь, она открывала перед Диной не забор и не сосновый бор. За порогом начинался пологий, поросший примороженной рыжей травой берег. В десяти шагах тихо катила сонные воды река, тронутая по краям прозрачным ледком. От воды отчетливо пахло нефтью.

Почувствовав прикосновение к плечу, Дина вздрогнула.

— Что?

Сумароков, не решась кричать, кивнул на порог и вопросительно вскинул брови.

— Да. Вываливаем.

Переступать на ту сторону не хотелось даже случайно. Несколько раз раскачав тело кощея, Дина и Сумароков перебросили его за порог, в тронутую белым игольчатым инеем траву.

— Вот и правильно, — сухо бросила баба яга. Шагнув мимо застывшего, бледного, как полотно, Сумарокова, она с грохотом закрыла дверь. — А теперь пошли вон. Всю избу мне провоняли.

В последний раз взглянув на закрытую дверь, Дина послушно вышла из-за печи. Просторная, тщательно убранная изба была залита белым электрическим светом. На стене озабоченно бормотал телевизор, в углу бодро подмигивал индикатором робот-пылесос. Трехцветная кошка, дремлющая у окна, открыла один глаз и посмотрела на Дину с усталым равнодушием.

— А это… А у вас… — остановившись посреди комнаты, Сумароков вытаращился на пылесос. — У вас же «Ксяоми»!

— И что? Думаешь, слепой женщине легко чистоту в доме поддерживать? Хотя бы на старости лет метлой не буду махать. И не ори мне тут, — припечатала баба яга, отвесив Сумарокову размашистый подзатыльник.

— Заткнись! — яростно зашипела Дина, подхватила Сумарокова под локоть и потащила к выходу. На клумбах покачивали нежно-розовыми головками лилейники, у забора весело топорщились молоденькие туи. А за калиткой печально и вкрадчиво шелестел до боли знакомый сосновый бор.

— Валим отсюда! Быстро валим! — рявкнула Дина, дергая Сумарокова за форменную куртку. — Пошли, пока она не передумала!

— Не ори. От тебя голова раскалывается, — Сумароков остановился, тяжело помотал разлохмаченной башкой, прочистил пальцем сначала одно, потом другое ухо. — Вот черт. Все спекшейся кровью забито.

— Ты меня слышишь? — удивленно прищурилась Дина.

— Ну да. Я же не глу… — Сумароков замер, так и не вытащив из левого уха указательный палец. — Ну да. Я слышу. Я слышу!

— Отлично. Подарок тебе на прощание. Вежливо поклонись воротам, поблагодари хозяйку за милость — и валим!

Глава 20 Татьяна, русская душою, сама не зная, почему

Возиться с угощением не хотелось, но noblesse, мать его, oblige. Заскочив утром в магазин, Дина вслепую смела с полок пачки печенек, какие-то шоколадки и запаянные в пакеты крохотные кремовые рулетики. Наверняка львиная доля купленного окажется лютой гадостью, но что-нибудь приемлемое должно попасться.

Просто по теории вероятности.

Школьники, увидев одноразовые тарелочки с конфетами и печеньем, приуныли. Даже тактичная Маша, украдкой вздохнув, поджала губы. И только Маркушев радостно устремился к столу с победным воплем «Ура! Печенье! Налетай, братва!».

Пробегая мимо Дины, Маркушев быстро ей подмигнул — и плюхнулся на ближайший стул.

— Ух ты! Горяченький кофеечек! Кому налить, мужики и дамы?

Пока Маркушев вертелся вокруг стола, разливая в чашки кипяток, Дина попыталась собраться с мыслями. Плана занятия не было, конспекта — тем более. Все, что имелось у Дины — раскалывающаяся после контузии голова и гребаный томик Пушкина.

Но с этим тоже можно работать.

Хреново, конечно, работать — но ведь работать!

Дина поднялась, обошла стул и уперлась ладонями в спинку.

— Домашнего задания у нас сегодня не было. Но все вы слушали Марию Степановну, а если не Марию Степановну, то телевизор, или первую учительницу, или подругу бабушки, или черта лысого в ступе. Поэтому все вы заучили как дважды два: Татьяна Ларина — умная, искренняя девушка, подарившая Онегину великое чувство. А он, сволочь, не оценил. Но давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны, — потянувшись за чашкой, Дина подула на кофе и сделала маленький глоток. — Во-первых, возраст. Точной цифры в романе нет, а косвенные данные довольно противоречивы. С одной стороны — Пушкин постоянно упоминает возраст тринадцать-четырнадцать лет, называет Татьяну девочкой и говорит про игру в куклы. Теоретически Татьяне действительно может быть четырнадцать. В Российской империи были другие законы, традиция выдавать девушку замуж в столь юном возрасте уже отмирала — но все еще существовала. И это было легально. Но с другой стороны… Первой замуж должна была выйти младшая сестра Татьяны, Ольга. Но не в тринадцать же лет! К тому же вскоре после отъезда Онегина родители увозят Татьяну в Питер, чтобы подыскать ей мужа. При этом они беспокоятся, что девушка приближается к возрасту старой девы. Таким образом мы получаем взаимоисключающие параграфы… Но есть нюанс. Пушкин несколько раз уточняет, что любовь у Татьяны первая, по-детски восторженная, отмечает неопытность девушки и ее наивность. Да и ведет себя Таня как полная… малолетка. Поэтому сделаем предположение — Татьяна Ларина действительно все еще подросток. Может быть, вашего возраста, может, чуть старше. Поэтому, давая оценку ее поступкам, попробуйте примерить их на себя. Так проще понять персонажа.

Дина снова отпила кофе и обвела школьников взглядом. Маркушев из-под стола выразил одобрение, показав два больших пальца.

— Итак. Танечка Ларина — подросток. Практически старшеклассница. Пушкин описывает ее как очень эмоциональную, мечтательную девушку, грезящую о великой любви. Сейчас Таня пачками читала бы фанфики и любовные романы, но в девятнадцатом веке… В девятнадцатом веке фанфиков не было. А вот любовные романы были — и пользовались чудовищной популярностью. Пушкин перечисляет книги, которыми зачитывалась Таня. Нам эти имена ничего не говорят, но для современников Александра Сергеевича образ получался кристально ясный. «Любовник Юлии Вольмар, Малек-Адель и де Линар, и Вертер, мученик мятежный, и бесподобный Грандисон, который нам наводит сон» — процитировала Дина. Вольмар, Малек-Адель, Грандисон, Вертер — все это персонажи ужасно слезливых романов о великой любви. Идеальные мужчины, утонченные женщины, роковые страсти и разбитые сердца отсюда и до луны. Как сейчас говорят, розовые сопли в сахаре. И вот что нам говорит Пушкин о том, как Татьяна, используя собственный литературный опыт, воспринимает Онегина: «Все для мечтательницы нежной в единый образ облеклись, в одном Онегине слились». То есть, простыми словами. В Онегине она видит живое воплощение идеального героя из дамского романа. Для нее Женя вообще не человек. Не личность со своими достоинствами и недостатками, достижениями и потерями. Это созданный мечтательной девичьей фантазией персонаж. Думаю, каждому знакома такая ситуация — вы влюбляетесь в человека, ничего о нем, по сути, не зная, и выдумываете ему идеальный образ. Случалось такое? — Дина сделала паузу.