— И что теперь? — Сумароков все еще вертел в руке обломок меча, изображая выпады и удары. — Российские ученые в поте лица восстанавливают передовые наработки шестнадцатого века?

— Вроде того. Опыты ведутся, некоторые успехи имеются… Но если оперативник на серьезное дело идет, меч он берет из запасников. С новоделами только на ерунду вроде леших и водяных охотятся.

— А почему только с мечом? — Сумароков, замахнувшись, так и застыл, осененный внезапной идеей. — Есть же еще ковер-самолет, сапоги-скороходы… Шапка-невидимка должна быть!

— Ковров-самолетов, извини, нет. Шерсть — материал исключительно нестойкий: и горит, и гниет, и моль ее жрет. Не дожили ковры до наших дней. Сапоги-скороходы имеются… Но какой смысл бежать, пусть даже с волшебным ускорением, если можно доехать на автомобиле?

— Логично, — несколько разочарованно вздохнул Сумароков. — Шапку тоже моль съела?

— Нет. Шапка кожаная, крепкая, как слоновья задница. Ничего ей не станется. Но как шапка-невидимка поможет охотиться на кощея?

— Я тебя, может быть, удивлю, но подходить к противнику, будучи невидимым, намного удобнее, чем видимым.

— Вот! Вот к чему приводит избирательное восприятие. Про шапку-невидимку ты помнишь. А про русский дух почему забыл?

— А я помоюсь.

— Запах жизни не смоешь. Для обитателей Нави живые воняют так же сильно и омерзительно, как для нас — лежалые мертвецы. Кощею на тебя и смотреть не нужно — он просто почует запах. Как ты, скажем, чуешь запах тухлой селедки.

— М-да-а-а… — Сумароков почесал затылок. — Ну хоть броник надеть-то можно? Против броника нечисть не возражает?

— Броник — это отличная идея. И кстати. Я тут подумала… А зачем нам перековывать меч на нож? Есть же более практичные варианты.

— Ну-ка, ну-ка, — отложив рукоять, Сумароков притянул к себе Дину и крепко прихватил ее за задницу. Но глядел внимательно и серьезно. — Я тебя слушаю. Излагай.

План был прост и надежен, как стальной сейф. Отец Маркушева звонит Гришке и предупреждает, что Костянов выехал из особняка. Маркушев, в свою очередь, звонит Дине. Дорога из особняка только одна, развилок нет, поэтому Сумароков ставит на «ниву» люстру, надевает форму и в максимально представительном виде караулит лимузин кощея в тихом безлюдном месте. Естественно, водитель останавливается. Сумароков просит Костянова выйти, отводит к своей машине…

И в дело вступает Дина.

План был прост и надежен. Он просто не мог поломаться.

Конечно же, он поломался.

Когда черный, глянцево отблескивающий «Брабус» показался из-за поворота, Сумароков вышел к дороге и повелительно взмахнул рукой.

— Стой! Эй, тормози!

Невысокий грузный водитель изумленно приоткрыл рот, кажется, что-то сказал, но дисциплинированно сбросил скорость и вырулил вплотную к обочине.

— Евгений Витальевич? — опустив стекло, водитель выглянул из машины, словно кукушка из часов. — Что-то случилось?

— Да. Это очень срочно. Василий Владимирович, можно вас на минуточку? — сжимая в руках предельно официальную черную папку, Сумароков шагнул к пассажирской двери «Брабуса». По сценарию, в этот момент Костянов должен был выглянуть из машины. Сумароков продемонстрировал бы издалека документ, напоминающий исполнительный лист. Точнее, это и был исполнительный лист — отсканированная и обработанная в фотошопе копия с откорректированными фамилиями и приправленным перечнем имущества. При беглом взгляде погрешности был неразличимы. А для второго, более внимательного взгляда Костянов должен был подойти к Сумарокову и взять документ в руки.

Костянов действительно выглянул из окна, внимательно оглядел и пыльную, коронованную люстрой «ниву», и Сумарокова, сжимающего в руках исполнительный лист.

Распластавшаяся в канавке под орешиной Дина подобралась и поправила приклад «Сайги».

— Что это, Евгений Витальевич? — тихим бесцветным голосом задал вопрос Костянов, не сводя глаз с документа.

— Сегодня утром к нам пришла информация… Думаю, вам нужно ознакомиться лично, — Сумароков поморщился, изображая досаду от бессмысленной задержки. — Уверяю, вам будет крайне интересно.

— Вы полагаете? — все так же тихо прошелестел Костянов. — Сандугач, дружочек, погляди, что там.

Неожиданно ловко грузный водитель выскользнул из-за руля и направился к Сумарокову. Черные глаза на безмятежном, словно у Будды, лице цепко обшаривали кусты и дорогу.

Увеличенные прицелом, оспины на лице водителя напоминали кратеры.

— Давай, чаво у тебя, — Сандугач потянулся смуглой ладонью, но Сумароков отступил в сторону.

— Прости, но в руки не дам. Официальная бумага, сам понимаешь.

Сандугач наклонился, недовольно скривив рот, тонкие усики над верхней губой шевельнулись.

— Так чаво эта? Номер машины нашей вон там — эта зачем? Чаво хочешь?

Сумароков быстро сунул ему под нос исполнительный лист, демонстрируя мелкий плохо читаемый шрифт, снова отдернул бумажку и раздраженно дернул щекой.

— Василий Владимирович, я не намерен терять время. Если вам не интересно — не смею вас больше задерживать. Честно говоря, я рассчитывал на более конструктивную беседу.

Сандугач выпрямился, по широкому смуглому лицу скользнула и тут же пропала улыбка.

— А почему это исполнительный лист у мента, а не у пристава? — спокойно спросил он. Нелепый акцент исчез, голос звучал ровно и гулко, словно из бочки.

Душный, сладковатый аромат Нави обрушился на Дину, забивая рот и нос. Лицо у водителя дрогнуло и поплыло, из-под улыбчивой маски Будды выглянул хищный, азартный оскал. Не упырь, не лесовик, не одержимый… Дина качнула стволом от кощея к водителю, потом опять к кощею, не решаясь выбрать мишень.

— Потому что это копия, придурок, — так же спокойно отрезал Сумароков, убирая исполнительный лист в папку. — Но если вам не нужна информация — без проблем. Узнаете позже, от приставов.

Гнилостный запах Нави усиливался, водитель внимательно смотрел на Сумарокова, а тот все еще стоял у машины… «Уходи. Уходи оттуда, мать твою», — отчаянно телепатировала Сумарокову Дина, судорожно рыская стволом.

Убирайся в машину, чтоб тебе пусто было!

Но чертов тупица Сумароков решил дожать ситуацию.

— Василий Владимирович, вы точно отказываетесь это прочесть? — он сделал шаг к машине, и водитель, прищурив глаза, оскалился. Маска Будды, треснув, осыпалась, лицо поплыло, ощериваясь тонкими, игольчато-острыми бесчисленными зубами. Водитель глубоко вдохнул, его грудная клетка расширилась, еще расширилась, и еще… Брызнули, улетая в пыль, пуговицы с рубашки.

— Заткни уши, — пронзительно завопила Дина, сообразив, наконец, кто именно работает у кощея водителем. Но было поздно. Соловей-разбойник, сложившись пополам, свистнул — и ударная волна хлестнула лес, срывая с ветвей листья.

Дина, зажав уши и широко открыв рот, вжалась в свою канавку, а над ней чудовищным невидимым тараном летел звук, обретая силу и плотность чугунного ядра.

А потом стало тихо.

Звук закончился, и мир замер, погрузившись в бесформенную, густую, как вата, тишину, и Дина плыла в ней, гребла изо всех сил, пытаясь не утонуть. В ушах звенело и грохотало, мир опасно кренился, покачиваясь, и дрожащие руки что-то держали… держали… что-то… держали…

С трудом сфокусировавшись, Дина несколько секунд пялилась на карабин — а потом, глубоко вдохнув, прижала приклад к плечу. Сумароков лежал на дороге, зажимая ладонями голову, и не двигался, кажется, он был без сознания, определенно, без сознания. Не думая о других вариантах, выключив все мысли, как выключают надоевшую музыку, Дина прицелилась в соловья-разбойника, уже разрывающего зоб. Первый выстрел ударил в грудь. Дробь, отлитая из меча-кладенца, прошила ребра и легкие, как бумагу, и соловей сдулся, сложился пополам, бессильно и бессмысленно разевая рот. Именно туда, в широко распяленный рот, Дина и всадила второй патрон. У человека таким выстрелом голову бы по дороге расплескало. Но соловей-разбойник человеком не был. Он просто исчез. Рассыпался черной пылью, оставив на земле кучку смятой одежды и поношенные кроссовки New Balance.