Альдред был из тех людей, кому необязательно доходить аж до середины замерзшего озера, чтобы понять: лед-то тонкий. Но что толку? Да, сейчас он только обмывал сапоги в реке кипящей смолы, что уносила неумолимым потоком тела вечных мучеников, горевших заживо. Проблема в другом: не сегодня, так после Флэй самолично зайдет в неё, окунётся по самую макушку. Дело времени – и только.

– Лучше уж мне думать о чем-то хорошем, – наказал сам себе Киаф, подходя к порогу домика на агатисе.

И ведь было, о чем!

              Он отыскал место, где сможет по-человечески забыться после месяца под землей. Здесь есть, чем поживиться – и речь не только о еде. Ведь еда уже гарантирована. У него имеется источник воды, чтобы вдоволь напиться и даже вымыться; вспомнить, каково это, не вонять усталостью, кровью, грязью и чужими потрохами. Если повезет, удастся даже поспать по-человечески.

              Таким образом, он вновь вкусит все те блага, восполнит потребности, о чем там, под толщей земли, мог только мечтать.

              В конце-то концов, Альдред Флэй был по-прежнему жив! Жил и здравствовал. А цена того – действительно ли так важно, чем пришлось уплатить за завтрашний день?

              Очутившись на пороге домика на дереве, Киаф почувствовал себя героем детской сказки. Ребенком, что ненароком залез в хижину медвежьей семейки.

Единственное, на обеденном столе ужин не стыл. Засаленная скатерть совсем пустовала.

              Глаза так и забегали из угла в угол, выхватывая все новые и новые детали. Ставни стояли нараспашку, так что внутрь проникало достаточно света. От взора Флэя ничего бы не укрылось. На основании всего, что удалось приметить, у Альдреда возник один-единственный вывод: это хижина лесников. Взаправду.

Их летняя застава.

В Ларданском Герцогстве действительно существовали учреждения по лесному хозяйству. Так что Киаф не удивлялся. Занимались они не только надзором за угодьями, но и отловом браконьеров. Не чтобы предать суду, нет. Лесничие охотились на них, как на дичь, и вершили самосуд над нарушителями.

Тем более, когда дело касалось оленей, так полюбившихся дворянам. Лишь им позволено было вести охоту на рогоносцев – и то, в присутствии герцогского семейства.

Селяне же бездумно истребляли их не столько из-за мяса, сколько рогов. Пантам приписывают полезные свойства, и неспроста. Единственное, на всех крестьян этого эликсира не напасёшься. Такого рода лечение – тоже удел голубых кровей. За души тех, кто считал иначе, не спрашивали. От греха подальше.

К счастью, Альдред наткнулся только на жилище лесников. Сами служащие отсутствовали. Странное чувство, которое возникло у Флэя при выходе на поляну, настигло его опять. Здесь, на вершине агатиса.

Лесничие куда-то запропастились, как по звонку. И не вернулись. Ни один.

Остались в беспорядке четыре перины. Давненько. В помещении не стояло и малейшего намека на дух группы сменщиков.

Флэя терзали смутные сомнения. Интуиция подсказывала ему, что отсюда лесники убрались не потому, что наткнулись на след браконьеров. Луки, стрелы – все осталось тут. Скорее всего, просто вылазка по орехи да ягоды закончилась для них неудачей. Раз оружие здесь, они шли знакомыми тропами, но открыли их с новой стороны.

– Занимательно… – пробормотал Альдред, входя в дом.

Раз уж угрозой здесь и не пахло, незваный гость принялся хозяйничать внутри, как у себя в хибаре. Копаться в чужих вещах. Перевернул все пожитки вверх дном. Большей частью натыкался на мусор, и тем не менее, кое-что ценное все-таки обнаружил.

Что наиболее приятно, одежда. Относительно чистая, свежая. Плевать, что потрепанная временем, поношенная. Главное, по размеру. Даже пара высоких сапог нашёл – по стопе судя, годились.

– Лесничья одежка. Это лучше, чем ничего.

У одного в рундуке среди тряпья даже затесалась бутылочка старого доброго ликера дженепи. Вот незадача: Флэй пил нехотя, относясь к спиртному больше как к ритуалу. Хлебать крепкие напитки в одиночку считал ниже собственного достоинства. Единичное проявление слабости в расчет брать не стоило. За неимением приятной компании не стал бы даже притрагиваться. Что хуже, ликер горел не слишком, даже таких процентов спирта.

Сделать нечто сродни снарядов Станеску не удастся. Альдред положил ядовитое зелье, где взял.

Он прошел мимо пустой бадьи у места для бритья с зеркалом, побоявшись даже взглянуть на себя раньше времени. Сам чувствовал, поверхностью кожи, что похож на косматое чудище. Требовалось привести себя в порядок – ради собственного же самочувствия. Но это потом. Всё потом.

Ноги сами вели его к письменному столу, расположившемуся промеж двух перин. В дерево был вбит охотничий нож из булатной стали, который и удерживал на месте от ветра лист бумаги. Та уже пожелтела на солнце, давая понять: каракулями её исписали уже давненько. По самым оптимистичным подсчетам, где-то месяц назад.

– Это у нас тут что? – задался вопросом Флэй, подойдя поближе.

   Выдрал из стола нож, оглядел его со всех сторон. У него имелась устойчивая и не вполне здоровая любовь к своего рода «оружию последнего шанса». Её Альдреду привили ещё в учебке кураторов: не везде полезешь с палашами наголо. Так и повелось. Этот экземпляр, что удивительно, прекрасно подходил для работы по коже и мясу. И колоть, и резать удобно должно быть. Надо брать!

Пока незваный гость нагнулся, чтобы запрятать клинок в сапог, поднялся ветер. Записку чуть было не сдуло в окно. Флэй – такой неуклюжий – гаркнул, вытянулся, постарался словить. Он поймал, но лишь чудом. Выдохнул с облегчением и встал, расправив плечи. Стал читать, щурясь: и действительно, аноним писал, как курица лапой. Возможно, читать он умел, а вот самостоятельно послания оставлять – едва ли.

– Как так можно было? – сокрушался Альдред, испытывая нечто сродни дислексии. Потребовалось время, прежде чем уродливые буквы примелькались его глазу.

Если бы сам Киаф сел за эту записку, он бы, в меру грамотный, написал так…

Братушки! Я обыскался Вас. Не нашёл. И не могу уйти, пока не скажу, что за мрак творится в этой дырявой глуши.

По городам в Ларданах какая-то зараза бродит. Что за лихо, хер бы знал. Но ладно чума какая – трупы! Ходячие трупы. Бедолаги, что от мора подохли. Они возвращаются с того света. Сбиваются в стаи. Жрут еще живых. Говорят, в Кутро совсем беда. Всех загубили, до кого добрались. А сам город затопили.

Куда ни плюнь, одно и то же. Ревенанты если не убивают, все равно заражают еще дрыгающихся. Может, через укус. Может, от их смрадного дыхания. Становишься таким же. Я лично видел их по пути сюда. Издалека, на тракте. Группу. В дождь прячутся.

От этой напасти нет спасения. И когда эта сволочь обглодает города, они пойдут в деревни. Из деревень – в леса. К вам. Я валю отсюда. Сейчас. Вам желаю того же, парни.

У меня семья под Тарсалой. Жена, дочки. В хер не сбрякала мне война герцога. Лучше к теапольским подамся. Не обессудьте. И простите, если что не так.

Альмо, долг в кости прощаю.

Карло, если свидимся, ещё порыбачим с тобой, зуб даю.

Бруно, ты сукин сын. Но я тебя уважаю.

                                                                                                            Фредо

– Один успел уйти и вернуться, а трое как запропастились, так и не явились. Письмо написано в пустоту, – искренне взгрустнув, констатировал Флэй.

Эту четверку лесничих он в глаза не видал, но посочувствовал их судьбе. Сквозь каракули за посланием чувствовалась целая история. Чужие жизни – может, еще теплящиеся, а может, уже оборвавшиеся. Поди знай. Альдред разжал руку и вверил записку ветру. Бумагу тот бойко подхватил и, шатая из стороны в сторону, утащил за собой через окно наружу.

– Какое тебе дело до этих мужиков? – не понимал призрак. – Они тебе кто?