Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Падают звёзды, срываясь в последний полёт…»

Падают звёзды, срываясь в последний полёт —
души людские… с ночной крутизны небосклона,
правдою жизни отмечены. Кто разберёт,
как и когда их настигла судьба Вавилона —
кто-то в нечаянной радости, кто-то – смеясь,
кто-то, приблизившись вдруг к долгожданному счастью,
кто-то, возникнув опять из беды и ненастья,
кто-то, расставшись с судьбой, ничего не боясь…
Тихо, смиренно, безропотно и не скорбя,
так, что подручный Аида, привычный к недолгому делу,
так же бездумно и так же по-своему смело
сортировал эти души, поверив в себя…
И где бы ни был – на Звёздной Земле или под —
в благословенных самою курносой чертогах,
краткое имя его холодящее – Тодд —
разноязыко звучало на дальних и ближних дорогах.
Но он об этом не слышал. Не слышал, пока
синяя звёздочка, падая, остановилась,
и, не желая лететь – видно, издалека —
не затухая, настойчивым светом светилась.
И, недвижимая, быстрым делам вопреки,
странною силою к действию благословенна,
как направляема волею тайной руки,
так и осталась на склоне небес неизменно.
И тут подручный – как будто взглянув сквозь стекло —
понял: однако, на свете добро есть и зло…
И представленье своё обо всём, чтоб унять,
он рассудил про добро и про зло всё понять…

Фрагменты романа в стихах «Влажный ветер Леванте…»

Времена Афинской демократии

– Симпозион, – сказала Ника громко, —
несите рыбу, овощи, десерт,
напитки с ячменём в сосуде ёмком,
вино и сыр, и – пирожков конверт.
Душистых, сладких, как вино Эллады.
Солёных – к сладкому, подскажет винодел.
И – флейты. И танцовщиков – усладу
небесных и земных насущных дел…
– Но флейты и тимпаны днём и ночью
уже поют. Сатиры все – в разлёт…
Пастуший пан и Боги – всё – воочью…
Агора ждёт…
– Агора подождёт…
Как только прочь уйдут дневные тени,
и солнечный зенит осушит тлен,
мы все пойдём, где Диониса гений
вершит дела.
– И учит Демосфен…

«Ликуют тимпаны, волнуются звуки свирелей…»

Ликуют тимпаны, волнуются звуки свирелей,
И флейты восторженно славу поют.
Вливаются в хор песнопевцев восторги и трели.
И в чашу хмельную вино неразбавленным льют.
Плывёт Дионис над весельем. Большой и священный.
Статую несёт вся Агора – хореги, жрецы.
И – даром, что в дереве он воплощённый,
поют ему гимны и воины, и мудрецы.
Корзины с плодами над статью хорошеньких женщин.
Венки из плюща и фиалок у юношей и у мужчин.
И каждый, кто здесь, его славой увенчан —
разбойник и праведник. И – государственный чин.
Силены, сатиры пешком, на ослах и на мулах
кружатся в причудливых танцах в стихии своей —
комический образ насмешки. В пирах и разгулах
рождённый всевластием глупых и жадных людей.
Наивный напев и дурашливый лик скомороха.
Под маской – зловредный и яркий народный протест.
Но – праздник. И кажется всё не больнее гороха,
шрапнелью стреляющего по мишеням окрест.
Проносятся толпы поэтов, хоревтов, актёров.
Священный огонь и восторги вокруг алтаря.
И сотни быков рёвом глушат пространство, в котором
ждут праздника люди, улыбки друг другу даря.
А справа поёт хор сатиров козлиный —
козлиные маски, как облик природы самой —
то песня про солнечный луч, чтобы жаркий и винный,
тогда виноград будет тоже такой.
То – песня про грусть, про дыхание смерти,
когда Дионис не услышит мольбу,
ему принесённую в песне – конверте —
назначено только ему одному…
И, как в подтвержденье того заклинанья,
трагический Мим поднял руки мольбы.
И долго стоял, как само изваянье
изменчивой и неизбывной судьбы.
И хор уже снова – про год без изъяна…
Грохочут тимпаны, и флейты поют.
И в жёлтый киаф козлоногого Пана
сатиры вино неразбавленным льют…

«Восторженной радости, счастья, согласья и спора…»

Восторженной радости, счастья, согласья и спора
вместилище. То же – и скорби, и жертв приношенья, и бед.
Источник живительной силы и славы народной – Агора.
И – фронда последнего часа трагических лет.
И нет тут конца ни надеждам, ни робким
                                        и тайным сомненьям,
разочарованьям и вере в победу опять,
когда, уповая на милость богов и инстинкт сохраненья,
приходит сюда человек утешенья искать.
Когда мир померк, и никак не уймётся ненастье,
и крылья свои не найдёт в суматохе Амур,
«Живи незаметно. Люби, и придёт к тебе счастье», —
вдруг скажет кому-то в волшебном саду Эпикур.
А что до души – неприметна, безлика, инертна.
Поёт, соблюдая привычно знакомый канон,
пока существует…
                          – Не слушай! Бессмертна
душа человека, – ответит Зенон.
– Она, словно песнь с переливами, льётся —
огонь к огоньку, чтоб искре не остыть.
В одном от другого она остаётся,
чтоб жизнь человечью собой повторить,
хотя говорят про плохие законы —
в плохом государстве, мол, плох и закон…
– Его покидают враги и вороны
не больше, – тотчас отзовётся Платон.
А там, за колонной – фигура Сократа.
Босой… и при жизни себя не менял.
Стоит пред согражданами виновато,
хоть он демократию не отменял…
А вот – философская притча о счастье —
оно есть у каждого, до одного.
Оно – уже вечное к жизни причастье.
Оно – уже ваше. Найдите его!
А кто-то напомнит про хитрость Ликурга —
как сделать богатства богатых ничем.
Одним осторожным движеньем хирурга… —
он сделал монеты железными. Всем!
Никто не имел серебра, позолоты
в своих кошельках и домах под рукой.
Какие покупки, когда все заботы —
телегу с железом возить за собой…
Вместилище жизни, согласья и спора,
великих прозрений и маленьких бед,
казнит и простит, и поднимет Агора
над праздником, выше которого нет.
И сделает это с весельем и страстью.
И ясно – с какой стороны ни возьми —
хоть каждый твой день побеждает ненастье,
но счастье возможно лишь только с людьми…
21
{"b":"921265","o":1}