Рыдая, Акио с силой ударил его по груди и – о… чудо! Влад пошевелился, закашлялся. Акио перевернул его на живот и стал стучать ладошкой по спине, чтобы вышла вода из лёгких.
– Ну, дружище, – вытирая мокрые глаза, сказал Акио, – как ты меня напугал. Я думал, что ты умер.
– Не дождёшься, – кисло улыбнулся Влад.
Акио помог ему подняться.
– Если бы не ты, меня, возможно, уже не было бы в живых, – благодарно добавил Влад.
– Нет, это нас Нингё спасли. Я тут ни при чём. Если бы не они, катало бы нас по этим рифам, пока мы не превратились бы в песок.
– Кто такие Нингё?
– По-вашему это русалки.
По листьям ударили первые крупные капли дождя, но друзья уже бежали к дому. Молоденькие деревца гнулись до самой земли – ветер показывал власть над ними. Раскат грома – и через мгновение сверкнула молнии. Вот и сухое дерево-исполин. Ещё один раскат – и молния ударила в землю совсем недалеко. Когда идёт гроза, не знаешь, чего от неё ждать. Бах! – Молния попала в исполинское дерево. Сколько веков это дерево переживало такие грозы! Но сейчас оно не выдержало и прямо на глазах друзей вспыхнуло и превратилось в горящий факел. Испуганный Акио закричал:
– Это дерево священное, нельзя, чтобы оно погибло! Его нужно спасти!
Но не успел он что-либо предпринять, как на землю обрушилась стена воды, среди дня наступили сумерки. Дождь потушил огонь, объявший священное дерево, и оно, обгоревшее и уродливое, гордо стояло под дождём.
– Бежим быстрей! – очнувшись, прокричал Акио, и они припустили к дому.
В серой пелене стволы деревьев были едва различимы, одна за другой налетали пронзительные стрелы-молнии, от которых мальчишкам приходилось прыгать из стороны в сторону. Вот и дом. Мокрая компания заскочила под навес, сняв обувь, поставила сандалии носками наружу на специальную приступочку-гэнкан и замешкалась, не зная, что делать дальше. Вода ручьями стекала с одежды и волос. Вышла Тэмико.
– И чего это ради вы пошли гулять на побережье перед грозой? – строго спросила она.
– Я хотел посмотреть на бушующее море, – ответил Влад. – Акио отговаривал меня.
Тэмико вздохнула и подала им полотенца обтереться.
– Ну хорошо, всё потом объясните, а сейчас марш в баню греться, а не то заболеете.
Влад давно понял, что Япония – страна, которая гордится вековыми традициями и бережно их хранит. И мама Акио свято им следовала. Дома Влад ходил со взрослыми в парилку, но в Японии баня была устроена совсем по-другому. Сначала ребята сели на низкие скамеечки, приняли душ с мочалкой и мылом, затем Мио помог им сесть в фурако, специальную бочку с тёплой водой, и строго следил, чтобы линия сердца обязательно находилась над поверхностью воды. Это нужно было для того, чтобы температурный режим организма был сбалансирован. И только после того, как они привыкли к такой воде, ребятам разрешили перейти в более горячую воду, погрузиться по шею и блаженствовать, распаривая тело до малиновой красноты. Слуга надел им на головы влажные шапочки. Завершился банный ритуал отдыхом на кушетках. Раскрасневшиеся друзья в лёгких халатах сели к столу. Слуга налил им горячего зелёного чая.
– Давай завтра сходим к морю, оно уже успокоится. И посмотрим, как там.
– Я согласен, – зевая, ответил Акио. – После бури можно найти много интересных вещей. Сейчас пойдём спать. Они вытащили из специальной ниши оси-ирэфуто-ны (матрасы, наполненные прессованным хлопком), разложили на полу и улеглись на них.
– Акио, почему ты дерево назвал священным? Ведь это просто сухое дерево.
– Ты что? Так нельзя говорить. Дерево может обидеться.
– Но оно не живое. У нас сухие деревья вырубают.
– Так это у вас. Мы почитаем деревья и их возраст. Ты видел, какой у него ствол, сколько корней? Это вековое дерево. Много повидавшее на свете и мудрое. Я прихожу к нему и рассказываю о себе, и оно мне помогает. Всегда после беседы с ним я нахожу правильное решение. А ты видел, что дух дерева Ко-дама помог ему не погибнуть? Только самая верхушка подгорела, а дерево выжило. Знаешь, если бы дерево было мёртвое, то и Ко-дама был мёртв и не смог бы ему помочь. А теперь давай всё же спать.
«Утро вечера мудренее», – засыпая, подумал Влад. Жизнь в Японии ему определённо нравилась.
Евгения Палетте
Россия, Гатчина
Евгения Валентиновна родилась в городе Владивостоке в семье флотского офицера. В 1946 году маленьким ребёнком приехала в Кёнисберг, куда был направлен отец для дальнейшего прохождения службы. Вся жизнь прошла в этом городе, за исключением нескольких лет, когда уезжала учиться. И потом сорок лет служила в «скорой». Работала сутками через двое, иногда трое. Стало быть, было время писать.
Писать начала рано, в девятом классе средней школы. Сначала это были стихи, о которых сейчас говорят, что они хороши. И это, заметьте, говорят пишущие люди, что бывает очень редко… У автора есть две книжки стихов, изданных в Калининграде. Но сама она всегда была влюблена в прозу. Нравились её возможности – палитра, разноплановость, ритм, бесконечные возможности слова, особенно если использовать сюр, что дарит фантастическое удовольствие. Сейчас автор много времени отдаёт прозе, но иногда пишет и стихи. Сейчас работает над романом «Сюзерен».
Среди изданных книг – повесть о депортации немецкого населения из Кёнигсберга (о дружбе двух замечательных детей, которым пришлось расстаться). Уехавший мальчик стал известным художником, в 2000 году он приезжал в Калининград. И Евгения Палетте организовывала его выставку в Stadt Halle.
Вышел в свет роман «Квадрат» (об ответственности каждого человека за то, что он делает в этой жизни, на примере Латвии в 1939 и 1940 гг.) Расстановка сил, ситуация, в которой оказались прибалтийские республики, давние соседи, с одного двора, – полковник Советской армии Руппе и его приятель – легионер фашистского легиона в Латвии.
Издан и роман «Интрига». Место действия – Германия и Россия. Автор романа, как и его герой, убеждены, что ничего «такого страшного» в этом городе (Берлине) не будет, потому что здесь – территория любви, освящённая чувствами и верностью им, этим чувствам, главных героев.
Отрывок из поэмы «Карнавал»
Весёлый день. Начало всех начал.
Всего, чего от мира не бывало.
Ни в мыслях, ни во сне, ни в глубине зеркал,
где дух живёт «ОТ» и «ДО» карнавала.
С самим собой печалясь и смеясь,
ища в себе восторг и вдохновенье,
он в зеркале своём, развеселясь,
вознёсся, как во вдруг Освобожденье.
Он был волной, коснувшейся небес,
танцующим среди песков верблюдом.
Летал на гору. Окунался в лес,
надеясь повстречаться с Робин Гудом.
Он был звездой, плывущей по воде
без сожаленья и без укоризны.
Был стрекозой, летящей па-де-де,
поднявшимся над всем в начале жизни.
Был карнавальной трапезой, питьём
И музыкой освобождённых ритмов.
Он был Красоткой. И Весёлый Гном
влюбился навсегда. Без алгоритмов
не зная, что он – Дух, что никогда
никем другим он для него не станет.
И долго-долго будет течь вода,
пока, быть может, он его вспомянет.
Вселенский Дух. В нём дышит всё и вся.
И в глубине родного зазеркалья
он, неизбежно жребий свой неся,
хранит сосуд с Вселенскою Печалью.
Затем, чтобы в надёжной глубине
хранилось бы не ставшее забвеньем.
И тонкий флёр былого где-то вне
скользнул по радости непреходящей тенью…