У палачей была особая форма одежды пурпурно-красного цвета: как будто с человека сняли верхнюю одежду, опустили в бочку, наполненную бычьей кровью, потом вытащили, высушили и снова надели на него.
Люди боялись палача и сторонились его. Сами же палачи считали, что это всего лишь суета. «У нас работа такая. Если не я, то кто-то другой займётся этим делом. Мы, палачи, – коллеги судьи, прокурора – и все вместе, рука об руку, работаем как единая команда, осуществляем правосудие, без нас не будет порядка в обществе», – оправдывались они. А народ этого не понимал и относился к ним враждебно. Учитывая это, палачам не разрешалось без особой нужды выходить из своего дома. Без особой нужды – очень расплывчатое понятие, и палачи злоупотребляли этим. Они не только выходили из своего дома без особой нужды, но иногда даже посещали пивные.
И вот он – палач. Вечером сидел в пивной и заказал себе кружку пива. Между тем в пивной народу стало больше. Все столы уже были заняты. А там, где сидел палач, стулья пустовали; он был один, и никто не хотел садиться с ним рядом. Интересно, можно было сидеть с палачом в одной и той же пивной, но нельзя было сидеть с ним за одним столом. А почему? Таковы были правила; скорее всего, это была традиция, и никто не осмеливался нарушить её. Нельзя и всё. С источниками смертельной опасности необходимо соблюдать дистанцию; на определённом расстоянии оголённые концы электропроводки не убивают, змея не укусит, огонь не сожжёт… А вот попробуй проведи эксперимент и нарушь дистанцию… Нельзя. Видимо, с палачом было то же самое – надо было держать расстояние. Очень примечательно было и то, что те, кто наотрез отказывался сидеть с палачом за одним столом, шутили в его адрес. Можно было даже посмеяться над ним, и если у жены палача был любовник, то это давало хороший повод для издевательств. Флиртовать с женой палача – вот были мужики! А его жена тоже ничего: с палачом делила ложе своё и с другими мужиками флиртовала. Вот баба смелая!
У палача была ответственная работа, и в очередной раз он стоял на эшафоте. Нет, это не тот, жена которого флиртовала с другими мужиками. Это был другой; у него жены не было. Это был тот человек, который вынужден был согласиться стать палачом, чтобы спасти свою жизнь. Жил он как дикий зверь, с людьми не знался. А в тот день надо было казнить молодую женщину. Ситуация была весьма парадоксальной: нестарый палач, холостой мужчина в расцвете сил, должен был обезглавить молодую, очень красивую женщину.
Красота её поразила палача. Это ощущение усиливалось ещё и тем, что красота была рядом, палач имел даже доступ к ней, поскольку она была его пациенткой – на палаческом жаргоне смертников так и называют: пациент – и он имел право потрогать, пощупать её. Он держал её за руки, надел на них кандалы, обдал её своим горячим дыханием, вдыхал опьяняющий аромат её прекрасного тела, чёрных волос и впервые чувствовал себя счастливым от того, что он палач. Пусть весь мир презирает его за то, что он палач, он же счастлив именно тем, что палач. Он счастлив, потому что имеет право стоять рядом с этой красивой женщиной.
На городской площади собрались тысячи мужчин, и все они в восторге от этой чужеземной красавицы. Каждый из них в тот момент завидовал палачу, хотел быть на его месте – палач чувствовал это интуитивно, и это на самом деле было так. Он не только стоял рядом с красавицей, он разговаривал с ней, трогал, щупал её тело и чуть не таял от счастья. «О, какое счастье быть палачом! – подумал он. Затем помог ей встать на колени и правильно положить голову на плаху. – Нет-нет, не так. А вот так… – и он трогал её лицо, шею, щёки, даже губы… – Какое благо!» И всё это достаётся ему, оттого, что он палач; не судья, не врач, не священник, а палач. И как хорошо, что он палач!
Палач был в восторге и почти опьянел от счастья. А публика не заметила этого; у неё было своё хобби: она хотела смерти, она жаждала крови. Сама смертница тоже вначале ничего не заметила. Правда, чувствовала необыкновенную нежность и теплоту прикосновений палача, но не придала этому особого значения и подумала, что, наверно, так и должно быть: тот, кто лишает человека жизни, должен быть именно таким. Лишь потом она начала смутно догадываться, в чём дело, и за это презирала его: «Какой подонок!» Если б руки не были в кандалах, она влепила бы ему хорошую оплеуху. «Воспользоваться моментом, даже когда женщина при смерти, когда ей осталось жить всего несколько секунд… И всё же какие подонки эти мужики! Мародёры бессовестные!» – думала она. Ей очень жаль было так рано расстаться с жизнью, в которой она ничего хорошего не видела, только горечь и страдания. А ведь она так красива! В этой жизни ей не повезло и всё. А теперь финал – она на эшафоте, её руки в кандалах, голова лежит на плахе, и через несколько секунд всё кончится.
Будь проклят этот мир с его законами, правосудием, двуличными мужиками! О Господи! Когда же он, этот палач, нанесёт удар, когда же всё кончится?.. Скорей бы конец! Скорей! Почему так медленно идёт время? Может быть, на эшафоте время замедляется? Но всё равно что-то не так. Почему палач медлит? Вместо того, чтобы взять топор, один раз как следует ударить и оборвать её жизнь, он медлит, явно тянет время. Как это: «Голову так положи. Нет-нет, не так, а вот так. Плечи назад, ещё чуть-чуть. Шею вытяни…»
«Кому это надо? Уместно ли говорить, что если не так положишь голову или недостаточно вытянешь шею, топор может повредить плечо или подбородок? Что за глупость?! Кому нужны мои плечи и подбородок? Он явно заигрывает, злоупотребляет своим служебным положением», – размышляла женщина.
С нетерпением ждала и публика. Центральная площадь была переполнена. Власти города создавали все условия, чтобы при публичных казнях присутствовало как можно больше народу. По их мнению, такие мероприятия воспитывают народ, заставляют уважать законы, люди становятся более законопослушными. В этот раз присутствовало намного больше зрителей. То, что будет казнена молодая красивая женщина, сыграло свою роль: яблоку негде было упасть. Со всех концов города на центральную площадь стекались люди, чтобы лицезреть кровавый акт правосудия. Да какое там правосудие! Ведь она, эта бедная женщина, ничего не украла, и фактически это было не правосудие, а кривосудие. А народу было не до этого; люди давно привыкли к тому, что, как правило, наказывают ни в чём неповинных, и это стало законом, ведь недаром же один философ сказал: «Когда беззаконие носит всеобщий характер, то это законно». Вот наконец очередная казнь. Но она будет необычной, потому что будет казнена молодая женщина необыкновенной красоты.
Наконец-то всё готово, и, как говорится, последнее слово за палачом. А он явно был не в себе: чувствовалась какая-то неуверенность в его поведении. Что случилось? Ведь он всегда был собран, трезв, всё делал чётко и вовремя. Его пациентка, стоя на коленях и положив голову на плаху, ждала. Публика тоже, затаив дыхание, ждала с нетерпением. Нервы у всех были напряжены до предела. И вот наконец палач обеими руками взялся за рукоятку топора. А это означало, что осталось совсем мало времени, максимум десять секунд: за это время топор поднимется и с вершины своей траектории упадёт вниз, а на нижней мёртвой точке, неглубоко задевая плаху, остановится и завершит свой кровавый полёт – красивая голова молодой женщины слетит с плеч. При виде топора толпа содрогнулась и от страха шарахнулась, словно стадо баранов, которое вдруг поблизости заметило неожиданно появившегося волка.
Волк – обыкновенное четвероногое животное, очень похожее на собаку. Но волк для барана – символ смерти. Топор – обычный сельскохозяйственный инструмент, на эшафоте же он применяется как орудие смерти; поэтому топор тоже символ смерти. Люди боятся её. Но смерть другого человека доставляет удовольствие, толпа считает, что это очень зрелищно.
Баран не может быть равнодушным, когда волк на его глазах терзает другого барана. Но даже если он, баран, довольно силён и отважен, он недостаточно умён и отважен, чтобы оказать сопротивление волку. Кто обращал внимание на драки баранов? Отойдя на несколько метров, они наносят друг другу мощные удары головой! Можно даже сказать: «бараны дерутся – щепки летят». Вот представьте, эти бараны с такой же яростной отвагой атакуют волка. Только одного точного удара барана достаточно, чтобы свалить с ног любого волка, а двумя такими ударами можно сокрушить даже самого царя зверей – льва. А бараны ещё додумывались до этого: сила есть, сообразительности нет. Поэтому-то они символ тупости и несообразительности. Но вместе с тем это тупое животное не может спокойно стоять там, где волк расправляется с его собратом – другим бараном. Несмотря на то, что баран – символ тупости, он всё равно соображает, что, когда на твоих глазах терзают твоего собрата, это ужасно, страшно, омерзительно и ничего хорошего в этом нет.
