Старушка посмотрела на мою ладонь и что-то быстро забормотала.

— Она говорит, твоё сердце несвободно, но скоро перед тобой встанет испытание… выбор, — перевёл Аршад. — От того, куда пойдёшь, зависит, будет ли счастье!

— Не старушка, а Нострадамус в юбке, — фыркнула я.

— Почему? — возразил Константинидис. — Всё вполне логично. Выберешь не того — никакого счастья не будет!

— Посмотрим, что сейчас скажут тебе, толкователь! — огрызнулась я.

Бабуля как раз выпустила мою руку и потянулась к конечности супруга. Но посмотрев на его ладонь, покачала головой, снова посмотрела на мою, сравнивая, и вновь покачала головой.

— Что-то не так? — нахмурился супруг.

Старушка заговорила, но тон отличался от того, каким она рассказывала о моей судьбе. Аршад замялся, переглянулся с женой, и немного заискивающим тоном произнёс:

— Она говорит, вы оба считаете вашу встречу случайной, и в этом ошибка. Если не перестанете видеть в этом случайность, будет беда.

— То есть, его сердце свободно! — возмутилась я, кивнув на супруга.

Тот растянул губы в довольной улыбке и посмотрел на меня с нарочитым превосходством. Аршад снова замялся и, наконец, выдал:

— Его сердце… в огне. Но огонь может и согреть, и обжечь.

— Кого? — нахмурилась я.

— Любого, — сверкнул улыбкой ланкиец. — Не стоит понимать толкование буквально.

Я хотела возразить, что от умеющей читать по руке гадалки как раз-таки ожидаю толкования, которое уже не нужно растолковывать. Но посмотрела на старушку, на сосредоточенно уставившегося на дорогу Аршада и поняла: дело вовсе не в толковании, а в том, что целиком его нам не перевели. И, вероятно, там было нечто, о чём суеверному Константинидису лучше не знать. Супруг уже в самом деле начал озабоченно хмуриться, но я шутливо хлопнула его по руке:

— Вот почему ты смог так быстро меня согреть, когда шёл дождь! Всё дело в твоём пылающем сердце, Данко!

Константинидис тут же предположил, что Данко — персонаж очередного аниме или фильма Тарантино. Я, расхохотавшись, возразила, что это — персонаж произведения Максима Горького, которого знает каждый российский школьник. Константинидис вспомнил, что когда-то читал Толстого и Достоевского… я ему посочувствовала… И так, переключившись на русских классиков, мы ушли от темы туманных предсказаний. А вскоре уже добрались к месту нашего столкновения со слонами. Машина так и лежала там колёсами кверху. Поодаль валялась банановая кожура — ушлые слонопотамы устроили-таки пиршество с нашими фруктами после того, как прогнали нас в джунгли! Но наши вещи, включая сотовый и портмоне супруга, не пострадали. Аршад и Константинидис тотчас начали выламывать заклинишую дверь, чтобы до всего этого добраться. А я, улучив момент, заговорила с женой ланкийца.

— Мне показалось, Аршад о чём-то умолчал, переводя слова своей матери. Это… как-то связано с моим супругом? Ему грозит что-то нехрошее?

И зачем только это спрашиваю?! Мне-то какая разница, что ему грозит! Женщина опасливо глянула на своего благоверного, что-то доказывшего моему благоверному, и вполголоса проговорила:

— Лила действительно кое-что видела… Твой муж… женится ещё раз. Скоро.

Я закашлялась, неизвестно чем поперхнувшись, но тут же овладела собой. Чему, собственно, удивляюсь? Срок годности нашего брака — двенадцать месяцев…

— Но это не всё, — добавила женщина. — Он женится, но разрыва предыдущего брака нет ни на его ладони, ни на твоей.

— Д-двоежёнство? — заикаясь, переспросила я.

Вот ведь малакас! Хотя… это ведь не значит, что…

— Это значит… меня уже не будет?

Ланкийка нахмурилась, явно не понимая, что я имею в виду, а, поняв, замахала руками.

— Нет-нет, ты будешь жить!

— Но не с ним?

— Это Лила не смогла понять… — вздохнула она. — Ваши судьбы как будто соединены, но… почему тогда второй брак?

— Всё цело! Но хорошо, что чай уже отослали в отель! — к нам двигался сияющий «двоежёнец». — Сейчас бы пришлось с ним возиться! А так отправимся в Сигирию налегке!

Улыбается как ни в чём не бывало! Как же хочется его стукнуть… Но я сдержалась и тоже растянула губы в улыбке:

— Вот и славно.

— Довезёте нас до отеля? — обернулся супруг к Аршаду. — Расходы на бензин я возьму на себя.

Ланкиец с готовностью закачал головой — довезёт. Супруг позвонил несчастной Клитии, едва взял в руки сотовый, и она позаботилась о номере для нас в одном из сигирийских отелей. Дорога заняла около получаса, и всё это время я старательно притворялась, что сплю. А Константинидис не менее старательно укладывал мою голову себе на плечо, хотя я, делая вид, что меняю положение во сне, всякий раз её убирала.

Но вот машина остановилась перед отелем. Выбравшись из неё, мы поблагодарили дружелюбное семейство, а Константинидис ещё и сунул пачку денежных банкнот в руку растерявшегося от такой щедрости Аршада.

— Мистер… — сбивчиво начал он, внезапно перейдя на официальный тон. — Это не…

— За то, что спасли нас! — подмигнул ему супруг. — Не отказывайся.

Теперь уже наши спасители рассыпались в благодарностях, а жена Аршада, на мгновение наклонившись ко мне, шепнула:

— Он — хороший человек. Думаю, у вас всё будет хорошо. Огонь в его сердце… это из-за тебя.

Ну, конечно! И второй брак на горизонте из-за того же «огня»? Но вслух я не сказала ничего.

— Что она тебе нашёптывала? — тут же пристал Константинидис, едва мы вошли в фойе. — Что-то про то предсказание?

— С чего бы она говорила со мной о предсказании, касающемся тебя?

— Потому что ты — моя жена, и всё, что касается меня, касается и тебя, — терпеливо пояснил Константинидис. — По крайней мере, они так наверняка подумали.

— И ошиблись, — отрезала я и улыбнулась девушке на стойке администрации. — Аюбован[1]!

Супруг покачал головой.

— Что-то она тебе сказала — ещё там, возле машины. Что-то нехорошее. Иначе ты не прикидывалась бы спящей всю дорогу.

— Ты… — я ткнула его локтем в бок. — Понял, что я не сплю?! Зачем тогда укладывал меня на своё плечо?

— Почему нет? И почему ты злишься? Что бы она ни сказала — это чепуха. Неужели поверила?

— Значит, и ты не веришь, что моё сердце занято?

Константинидис вздохнул.

— Не знаю. Сама что на это скажешь?

Но я лишь усмехнулась и, подхватив со стойки карточку-ключ, приготовленную девушкой, двинулась к лестнице. С чего на самом деле так впечатлилась этим предсказанием? При том, что в подобную чушь вообще не верю!

— Клио, — сизигос удержал меня за руку. — Куда ты? Это здесь.

Да что со мой творится в последнее время?! Чуть не прошла мимо номера, не заметив огромную цифру «25» на двери… Но теперь довольно! Отныне и впредь буду вести себя как обычно и ни о каких дурацких предсказаниях не думать!

[1] Аюбован (сингальск.) — Здравствуйте!

Приняв по очереди душ и пообедав заказанной в номер едой, мы попадали в постель. Я даже не воспротивилась присутствию на кровати Константинидиса. И, конечно, была за это наказана — проснулась среди ночи, оплетённая его конечностями, как водорослями. Попыталась высвободиться, но супруг только сонно протянул:

— Чего ты мечешься? Спи…

И я сдалась. А наутро выспавшийся и явно готовый к подвигам Константинидис поинтересовался:

— Всегда спишь так беспокойно?

— Только когда рядом постороннее тело, — съехидничала я. — А ты всегда пытаешься притянуть к себе всё, что находится поблизости?

— Только когда рядом — моя жена, — в тон мне отозвался супруг.

Мне очень хотелось уточнить, какая по счёту, но я сдержалась и, изображая нетерпение, потёрла руки:

— Ну что, позатракаем — и к Сигирии?

В переводе с сингальского «Сигирия» означает «Львиная скала». По легенде, древний ланкийский царь Кашьяпа выбрал её в качестве своей новой резиденции после того, как немного нелегально захватил трон, прикончив родного отца. Опасаясь, что его преемник может прибегнуть к похожей схеме для достижения власти, Кашьяпа решил, что ему нужно срочно сменить обстановку. Тогда он перенёс столицу в Сигирию, воздвиг на вершине неприступной скалы дворец и жил в нём, пока не умер… или не покончил с собой — доподлинно неизвестно. В любом случае, скала очень посещаема туристами, а название ей дали ворота в виде льва, некогда возвышавшиеся на полпути ко дворцу. Сейчас от ворот остались только исполинские лапы, всё же дающие представление о былом величии всей конструкции.