Рыжая вздыхает, мельком смотрит на Майю.

— Два раза подряд сбежали. Сначала с экскурсии, потом ночью из отеля. Мне позвонила Марта Витальевна вчера, попросила забрать дочь. Вашего пришлось тоже прихватить. У Голубевой не оказалось ваших контактов, а Арсений не очень хотел ими делиться.

— Этот Арсений… У тебя совсем никакой совести нет?

— Не начинай, — отталкиваюсь от стены.

— Спасибо, Есения, — отец сдержанно улыбается, а меня награждает очередным убийственным взглядом.

А вот потом случается то, чего я вообще никак не мог ожидать.

— Я понимаю, Дмитрий, что вы занятой человек, правда понимаю, мы все занятые, но этот здоровый лоб, несмотря на все, ваш сын. С вами не могут связаться, потому что нет ваших контактов, а что, если бы с ним что-то случилось? — спрашивает Панкратова-старшая на выдохе. Такое ощущение, будто ей не все равно. Что за глупые переживательные нотки в голосе?

Отец поджимает губы. Ловит мой взгляд, и я прекрасно считываю его мысли сейчас. Он точно думает про то, что произошло с Олькой.

— Вы правы, Есения, — вздыхает. — Спасибо, что взвалили на себя этого оболтуса и привезли домой.

— Пожалуйста.

— Я распоряжусь, чтобы вас отвезли.

— Будет отлично.

Как только Панкратовы уходят, отец резко разворачивается ко мне лицом. Приходится от неожиданности сделать два шага назад.

— Тебе мало скандалов?

— В самый раз.

— Конечно. Чего я еще ожидал? Что это за девчонка? Куда ты ее втянул? Сам шляешься не пойми где, все уже привыкли. Тебе слова против никто не говорит. Живи в свое удовольствие, сынок. Но девочку эту ты зачем за собой тащишь?

— А что, если я влюбился, папа?

Отец подвисает на несколько секунд. Хмурится. Смотрит на меня как на привидение.

— Влюбился? — переспрашивает, сдвинув брови к переносице.

— Да. Я не могу влюбиться? — прищуриваюсь и складываю руки на груди.

Папа как-то странно качает головой, поджимает губы и, чуть выпучив глаза, спрашивает:

— Стесняюсь спросить, а она в тебя?

Отворачиваюсь неосознанно. Плевать уже, вру — не вру, но то, что ответ на вопрос отца отрицательный, он, естественно, просекает.

— Ты у меня анализировать умеешь вообще? — тяжело вздыхает. — Не смей терроризировать девчонку. Знаю я твои методы. И «любовь» твою тоже знаю. Эта Есения за свою дочь башку тебе, идиоту, открутит. И правильно сделает, я скажу. Только попробуй мне еще…

— И что будет? — перебиваю его с улыбкой. Откровенно глумлюсь.

Отец выдыхает. Устало. С печалью в глазах. Я ее вижу. Не первый раз уже вижу, но раньше вот этот взгляд меня не трогал, а сейчас почему-то пробирает. Сглатываю, продолжая строить морду кирпичом, а-ля мне на все плевать.

— А ничего, сынок, не будет. Ничего и никогда тебе не будет. Не царское это дело — жить по-человечески, я понимаю. Пошли со мной.

Отец направляется в кабинет. Иду следом. Вижу, как он открывает сейф, достает оттуда брелок.

— Держи. На день рождения. Как ты и хотел. Хочешь, мы тебе ключи от дома отдадим и съедем с мамой? Бизнес я свой на тебя переписать пока не могу, но, как только восемнадцать стукнет, обязательно. Живи в свое удовольствие, сынок. Делай что хочешь. Для тебя же это главное? Творить вот всю эту дичь? Игры эти. Кайфовать по жизни. Так кайфуй. Зачем ты в школу вообще ходишь до сих пор? Тебе же не нравится. Забирай документы. Уходи. Лежи себе на пляже или вон в горах на доске своей катайся. Все для тебя.

Отец нервно выдвигает ящик из стола. Достает сигары. Замечаю, как у него пальцы подрагивают. Он морщится, хватает ртом воздух, а выглядит так, будто вот-вот рухнет на пол.

— Пап…

— Нормально все, Арсений, хорошо. Иди занимайся своими делами, — прижимает ладонь к области сердца.

— Ты нормально? Пап? — подхожу ближе.

— Нормально-нормально, — достает таблетки и глотает сразу две.

— Может, врача вызвать?

— За голову возьмись, сынок, лучше любого врача будет.

***

— Ты едешь? — заглядываю к Марату. Первый учебный день после каникул. Влад уже ждет в тачке.

— Мне в другую сторону.

— Не понял, — подпираю стену плечом.

— Я перевожусь. Сегодня документы нужно отвезти.

— В смысле ты переводишься? Куда?

— Тебе там не понравится, — Марат улыбается, чуть отъезжая в кресле от стола.

— Я не спрашиваю, понравится мне или нет, я спрашиваю, куда!

— Какие мы грозные, — Маратик продолжает лыбиться. — В обычную школу.

— Не понял…

— В школу, где учится Тая.

— Ты прикалываешься?

Хочется заржать в голос, но я этого не делаю. По интонациям брата, да и по тому, как он себя ведет, понимаю одно — он не шутит. Все, блин, серьезно.

— То есть ты меня кидаешь?

— Ты всегда можешь двинуть за мной следом, Арс. Но оно тебе не надо. Я в этом уверен.

— Только вот за меня не нужно решать. И ты хочешь сказать, что отец одобрил? — задвигаю уже более расслабленно. Уверен, что не одобрил. Так что Марат повозбухает, а потом смирится с тем, что останется там, где он есть сейчас.

После нашего с отцом разговора пять дней назад ему все же пришлось вызвать скорую. Мой мир в тот момент перевернулся. Стало страшно. Врачи сказали, что ничего серьезного, просто перенервничал, рекомендовали покой…

— Я поговорил с мамой, все ей объяснил, и она меня поддержала.

— Что?

— То, Арс. Я принял решение. Меня оно устраивает. Я не должен всю жизнь быть где-то у тебя под боком.

— То есть теперь это так, по-твоему, выглядит?

— Это никак не выглядит. Я просто хочу делать то, что я хочу, а не следовать везде за тобой тенью.

— Тенью?

Взрываюсь. Хочу его придушить, но сил хватает лишь на то, чтобы махнуть рукой и вылететь за дверь. Сбегаю по ступеням на первый этаж, пролетаю через анфиладу комнат и широким быстрым шагом иду к тачке.

— У тебя снова лето? — подкалывает Влад, увидев меня без куртки. На мне только школьная форма.

— Ага. Поехали уже, нет настроения болтать, — огрызаюсь и отворачиваюсь к окошку.

Мы молчим всю дорогу, это радует. В школе заворачиваю в спортивный корпус, первым уроком стоит физра. Это радует, потому что можно выключить мозги и лупить по этому долбаному мячу как по груше. В итоге команда соперников по волейболу проигрывает почти всухую.

Отхожу в сторону, чтобы попить. Пока опустошаю пластиковый стаканчик, неосознанно выхватываю взглядом Панкратову. Она отнекивается от игры, на что физрук размахивает руками и возмущается.

Выбрасываю стакан в урну и топлю туда. Встаю у Майи за спиной.

— Че вы до нее докопались? — с ходу залетаю в конфликт. Настроение как раз соответствующее.

— Мейхер, я у тебя разве что-то спрашивал?

— Эт я у вас спрашиваю. Чего ты к ней пристал? — перехожу на «ты». Физрук краснеет от злости.

— Повтори-ка.

Подхожу ближе. Произношу тихо, почти по слогам, почти у него над ухом:

— Как ты думаешь, какой будет реакция мужа Марты, когда он узнает, что вы с ней спите? Прямо здесь. В школе. Она, кстати, громко стонет, — расплываюсь в улыбке. — А как отреагирует Орлов? Он же так не любит скандалы…

Физрук сглатывает. Бросает сердитый взгляд на Панкратову, а вот меня словно не замечает больше.

— Ладно. Сиди, — отмахивается от нее и чешет в свой кабинет, примыкающий к залу.

Оба наблюдаем, как он скрывается за дверью.

— Что ты ему сказал? — бормочет Панкратова.

— О том, что он спит с Мартой и я это знаю.

— Что? Ты сошел с ума? Это подло!

— Мне плевать.

Разворачиваюсь и направляюсь в раздевалку. Майя заскакивает следом.

— Так нельзя, Арсений. Это… — останавливается у двери в душевые. — Это…

— Что? — припечатываю ее взглядом.

— Некрасиво.

— Ты глухая? Я же сказал, мне плевать.

Майя переминается с ноги на ногу. У нее глаза бегают. Выглядит встревоженной. Ну естественно, кто-то снова посягнул на святое. На эту ее долбаную справедливость.

— У тебя что-то случилось? — спрашивает и делает ко мне шаг. Замирает сантиметрах в двадцати.