— М, ну ладно.

Выхожу за дверь. Голова переполнена мыслями. Несколько минут стою обездвиженно на лестнице. Вопрос, была ли мама в этот раз на отдыхе после съемок или валялась где-нибудь в больничке, остро стоит на повестке.

Передергивает. Ощущаю, как к горлу подступает тошнота. Мутит дико. Я чувствую лютый страх, он пронизывает подсознание, сгребает все внутренности в свои цепкие лапы, и, когда возможность сделать вдох исчезает, резко переставляю ногу на ступень выше. Отпускает. Кокон оцепенения растворяется, а сердце, наконец, ловит нужный ритм.

В комнате еще несколько долгих минут пялюсь в окно. Родители как раз выходят во двор и садятся в тачку. Судя по яркой жестикуляции, продолжают ругаться.

Копаюсь в памяти, пытаясь вспомнить нашу семью до аварии, до того дня, когда Оля впала в кому, и не могу. Чистый лист…

***

В аэропорту душно. Глаза слипаются. Верчу в руках паспорт с вложенным в него билетом. Мы летим в экономе просто потому, что на внутренних рейсах не найдется столько мест в бизнесе. Радует, что обратно возвращаемся на «Сапсане».

Допиваю второй стакан кофе. Толпа одноклассников тусуется у самых дальних скамеек. Обсуждают поездку. Марта и мать Сафиной сидят в центре этого столпотворения.

Смотрю на часы. До посадки еще двадцать минут. Бросаю взгляд на проход, потом на Панкратову. Она зависла у окна, как только мы подошли к терминалу. В общей болтовне не участвует, держится особняком.

Постукиваю носком кроссовка по полу. Честно говоря, сейчас бы мне не помешало наличие Марата, который слился в самый последний момент. Вчера часов в одиннадцать вечера ему позвонила эта его Тая. Он, естественно, сразу к ней сорвался. Условились, что он приедет в аэропорт от нее на такси. В итоге сорок минут назад этот предатель объявил, что у него поменялись планы.

Выбрасываю стаканчики из-под кофе в мусорную корзину и перемещаюсь в кофейню. Беру два латте.

Поправляю лямку рюкзака, соскользнувшую по плечу, чуть крепче сжимая в руке бумажный подстаканник.

— Доброе утро, — произношу, поравнявшись с Панкратовой, и протягиваю ей кофе.

Майя поднимает на меня взгляд.

— Спасибо, — забирает стаканчик.

Судя по красноте глаз, она либо до сих пор не проснулась, что вряд ли, либо плакала.

Делаю глоток кофе. Обжигаю язык. Матерюсь про себя.

— У тебя все нормально?

Спрашиваю не из великого интереса. Просто так принято. Особенно если я хочу выиграть спор и расположить ее к себе. Последнее мне нужно наверстать в кратчайший срок.

Выглядит она и правда неважно.

— Ага, — кивает, медленно натягивая на голову капюшон толстовки. Прячется за ним.

Перекатываюсь с пяток на мыски. Перебираю в голове вопросы, которые могу ей задать, но открыть рот не успеваю. Вижу лишь, как стакан Майи летит на пол, а крышка остается у нее в руке. Понятия не имею, как это происходит. Успеваю лишь отскочить в сторону буквально за секунды, а вот Панкратова стоит истуканом. Только ресницами хлопает. Вся ее толстовка облита кофе.

Ловлю Майин взгляд и вижу, как ее карие глаза наполняются слезами.

***

Майя смотрит на разлитый по полу кофе. Сжимает пластиковую крышку дрожащей рукой, резко разворачивается и идет в противоположном от меня направлении.

Супер просто. Угостил кофе… От чистого сердца, можно сказать.

Смотрю ей в спину буквально доли секунды. Почему, а главное, зачем иду за ней следом, объяснить даже себе не могу. Просто иду, и все. По пути выбрасываю свой стакан из-под недопитого кофе в урну.

Майя заворачивает в женский туалет, толкаю дверь. Зал с раковинами и зеркалами оказывается пустым. Кроме нас двоих здесь больше никого нет.

Панкратова уже открыла кран и пытается замыть пятно. Делает это дергаными движениями, пока по ее щекам катятся слезы. Честно говоря, все это время ее образ никак не ассоциировался у меня со слезами. Она даже тогда, на поле с собаками, дерзко улыбалась…

Переминаюсь с ноги на ногу.

— Я ничего такого не планировал, — подхожу ближе.

Это попытка оправдаться?

Естественно, будет некстати, если она решит обвинить меня в том, что я нарочно подсунул ей стакан с неплотно закрытой крышкой, особенно учитывая факт того, что я этого не делал. Не планировал вообще!

Цель у меня другая.

Упираюсь ладонью в край раковины, наблюдая за Майей. Она меня словно не замечает. Продолжает тереть ткань бежевой толстовки водой, только усугубляя ситуацию. Коричневое пятно от кофе становится больше.

В какой-то момент она замирает, шмыгает носом, смотрит на пятно, а потом стаскивает с себя кофту, оставаясь в белоснежной майке на тонких бретелях, которая не пострадала. Панкратова, судя по всему, успела оттянуть толстовку.

Кофта летит в урну, установленную для бумажных полотенец, а Майя тянется к своему маленькому чемодану. Садится на корточки, дергает бегунок молнии, но он не поддается.

Панкратова психует, дергает еще раз, а я отчетливо вижу, что у нее по-прежнему дрожат пальцы. Еще пара таких попыток, и она просто вырвет собачку.

Сам не понимаю, какого черта наклоняюсь к ней и накрываю ее руку своей. Это прикосновение бьет током, разряд на тысячи вольт. Шею и плечи обкидывает мурашками. Сжимаю тонкие дрожащие пальцы в своей ладони и отвожу их в сторону.

Сталкиваемся взглядами, и тут же накатывает оцепенение. Передергиваю плечами, чтобы его стряхнуть, и расстегиваю молнию на чемодане свободной рукой. В глаза ей больше не смотрю.

Там какой-то дикий коктейль из эмоций. Что-то добирающееся до души. Вот эта ее истерика отвешивает мне большую такую оплеуху, когда безразличие превращается в глобальную заинтересованность. В желание помочь. Подталкивает к тому, что мне в принципе несвойственно.

Отдергиваю руку.

— Слушай, — произношу на вдохе, — реветь из-за кофе…

— Отстань от меня со своим кофе. Ни ты, ни он тут ни при чем.

Майя хватает из чемодана бледно-голубой свитер и резко выпрямляется, надевая его на себя.

— Чемодан застегни, — смотрит на меня сверху вниз. — Пожалуйста, — добавляет полушепотом и тут же отворачивается.

— Молодой человек, это женский туалет! — бухтит зашедшая в помещение тетка.

Бросаю на нее раздраженный взгляд, застегиваю этот долбаный чемодан и выхожу за дверь, где сразу же прилипаю спиной к стене. Бред какой-то. Прикрываю глаза. По-хорошему, мне нужно отсюда уйти. Уйти как можно дальше от Панкратовой.

Мне абсолютно не нравятся те эмоции, что накатывают в ее присутствии, особенно когда она в таком состоянии. Но в реальности я продолжаю стоять здесь, пока не открывается дверь.

Майя катит чемодан позади себя. Заметив меня, замирает.

Прячу руки в карманы джинсов и, оттолкнувшись от стены, делаю шаг навстречу Майе, правда, она тут же огибает меня стороной и, не проронив ни слова, спешит на посадку, которую только-только объявили.

Я знаю, где и с кем она сядет, поэтому уже убедил Денисова, что ему лучше поменяться со мной местами.

Молча помогаю снова психующей Майе закинуть чемодан в багажный отсек над сиденьями и следом бросаю свой рюкзак.

— А так можно было? — возмущается Пономарева на весь салон. — Значит, мать Сафиной и Марта в бизнесе сидят, а мы тут? Я бы тоже могла себе билет в бизнес взять!

Ее подружки сразу же начинают поддакивать.

Падаю в кресло. Сидеть в середине тот еще аттракцион, конечно.

Майя устроилась у иллюминатора и уже успела скинуть один кроссовок, чтобы упереться пяткой в сидушку.

— Серьезно? — смотрит на меня. — Это место Антона.

— Уже нет, — достаю наушники.

Когда самолет взлетает, замечаю, что Майя прикрывает глаза и впивается пальцами в ручку кресла, а как только он набирает высоту, закрывает иллюминатор.

— Зачем садиться у окна, если боишься высоты? — спрашиваю пару минут спустя.

— Какая тебе разница? Чего ты ко мне пристал, Сенечка? — прищуривается.

— Я уже озвучивал, моя любовь, — улыбаюсь и передвигаю ногу так, чтобы наши колени соприкасались.