Карлсону от этих слов стало как-то не по себе. То, что московские товарищи отказались привлекать его людей к следственным действиям, было еще как-то объяснимо, все же Харьковский паровозостроительный завод был объектом стратегическим и кто знает, что именно там собираются расследовать. Но вот то, что они собирались привлекать к делу военных вместо сотрудников НКВД, выглядело актом недоверия к возглавляемому им управлению, и причин такого к себе отношения он не понимал.

Все прояснилось, когда возглавлявший следственную группу подполковник Петров поинтересовался у Карлсона, на каком основании был произведен осмотр вещей лейтенанта государственной безопасности Белова и его сопровождающих, останавливавшихся в общежитии Харьковского управления НКВД несколько дней назад?

Белова Карлсон помнил. Даже если не брать в расчет его довольно примечательную внешность, трудно не запомнить человека, которому ты передавал пакет от самого наркома. И точно также Карл Мартынович помнил, что не приказывал предпринимать в отношении Белова каких-либо действий.

Заверив товарищей из Москвы, что это какое-то недоразумение и что он обязательно во всем разберется, Карлсон провел несложное расследование, итогом которого и стал вызов к себе в кабинет лейтенанта Ковальчука, нерешительно мявшегося в данный момент перед его столом.

- Вот скажи мне, товарищ лейтенант государственной безопасности, только честно, ты несколько дней назад вещи московских сотрудников, ночевавших в нашем общежитии, осматривал? - стараясь держать себя в руках, спросил Карлсон.

- Так точно, товарищ комиссар государственной безопасности, осматривал! - волнуясь, ответил лейтенант. - Уж больно подозрительными выглядели эти сотрудники, все такие загорелые, лоснящиеся… Да и состав у них странный, совсем молодой лейтенантик и при нем две девицы-сержантки. Вот я и решил на всякий случай проверить их вещи. Только я в них ничего не нашел…

- А вот тут ты ошибаешься, Ковальчук, - протянул Карлсон и, не сдержавшись, рявкнул: - Вагон проблем ты нашел!!! Причем, в первую очередь, мне!

В сердцах Карл Мартынович так шарахнул ладонью по столу, что стоявший на нем стакан с недопитым чаем жалобно звякнул ложечкой и опрокинулся.

- Этот лейтенант был личным представителем самого товарища Кирова! - продолжал орать Карлсон. - Которому настолько стало интересно, какому именно идиоту пришло в голову рыться в вещах его людей, что он прислал целую следственную группу, чтобы это узнать!

- Товарищ комиссар, но я… я же хотел, как лучше… бдительность проявил… - проблеял Ковальчук, когда Карлсон запыхался и замолчал.

- Дурость ты проявил, лейтенант, - переведя дух и успокоившись, сообщил Карл Мартынович и потянулся к стакану с чаем. Увидев, что стакан лежит на боку, а сладкий чай разлился по зеленому сукну стола, он только раздраженно сплюнул. - Вот что, Ковальчук, садись, пиши объяснительную, а потом ступай в общежитие, и чтобы нигде, кроме твоей комнаты и столовой, тебя не видели! А я постараюсь убедить московских следователей, что твои действия нужно трактовать, как превышение полномочий, а не что похуже!

Чего у комиссара государственной безопасности второго ранга Карла Мартыновича Карлсона было не отнять, так это того, что он никогда не бросал в беде своих подчиненных. И пока бледный, как мел, Ковальчук дрожащей рукой писал объяснительную, Карлсон прикидывал в уме, как он будет отмазывать парня. Ведь действовал-то он с благими целями, ну а то, что дурость такую выкинул - так больше он ничего подобного не совершит. Карл Мартынович не сомневался, что этот урок Ковальчук запомнит на всю оставшуюся жизнь!

15 августа 1936 года. 10:00.

Ближняя дача И. В. Сталина. Московская область.

На следующий день после возвращения в Москву в квартире Максима собралась вся его «команда», состоявшая теперь из Николая, Греты и Киу, и началась давно привычная для Белова с Виноградовым, но пока что незнакомая для девушек работа по подготовке материалов для передачи конструкторским бюро.

Грете и Киу не терпелось вживую увидеть технику из будущего, о которой им рассказывал Максим, и знакомство с ней привело их в восторг, особенно после того, как Белов сфотографировал их на планшет, а затем подключил его к ноутбуку и отправил фотографию на печать. Конечно, качество фотографии, распечатанной на матричном принтере, было довольно посредственным, но девушкам все равно понравилось.

Помня о первом опыте подобной работы, Максим с Николаем решили несколько изменить процесс. Отныне в квартире Белова только распечатывали чертежи, а склеивали их в отдельном помещении Особой Копировальной лаборатории, по-прежнему располагавшейся в Кремлевском арсенале. Подобный подход к процессу избавил Максима от постоянного запаха бензина, с которым с трудом справлялось даже регулярное проветривание квартиры.

После склейки чертежей Максим вооружался карандашами и линейкой и вносил в часть из них правки, где-то упрощая форму корпуса изображенной на чертежи машины, а где-то, наоборот, что-то добавляя от себя. В копировальной лаборатории такие вот исправленные чертежи должны будут превратиться в эскизы с проставленными в некоторых местах приблизительными размерами.

В пятницу вечером, после того как очередная партия чертежей была отдана на копирование, Максим принял решение сделать перерыв на выходные и продолжить работу в понедельник. Обрадованный таким решением Николай тут же куда-то усвистал, а Киу и Грета остались у Максима, чтобы посмотреть один из хранившихся на ноутбуке фильмов и порасспрашивать Белова о событиях ближайшего будущего.

К сожалению для всех троих, бесконечно продолжаться такие посиделки не могли, ведь девушкам нужно было успеть вернуться в общежитие до отбоя, наступавшего двадцать три часа. Поэтому, в половине одиннадцатого они неохотно засобирались домой, взяв с Максима слово встретиться завтра в Александровском саду и провести день вместе. И ушли, оставив Белова соображать, как именно они будут проводить эти самые выходные.

Не придумав ничего особо оригинального, Максим решил предложить девушкам сходить в Центральный парк культуры и отдыха имени Горького. Там и аттракционы какие-то есть, и театры с кинотеатрами, и даже парашютная вышка. Словом, можно найти, чем заняться. Довольный своей идеей Максим лег спать, даже не предполагая, что у высокого начальства имеются на его выходные свои планы.

Пятнадцатого числа в десять утра в квартире Максима раздался телефонный звонок. Максим, уже два часа как не спавший, снял трубку.

- Товарищ Белов? - спросил смутно знакомый голос. - Вас беспокоит товарищ Поскребышев.

- Слушаю вас, Александр Николаевич, - тут же подобрался Максим, наконец-то узнавший голос секретаря Сталина.

- Товарищ Белов, товарищ Сталин приглашает вас к себе на дачу, - сообщил Поскребышев. - Через час у входа в Большой Кремлевский дворец вас будет ждать машина.

- Через час у входа, - повторил Максим, подтверждая тем самым, что он правильно понял переданную ему информацию.

- Все верно. До свидания, товарищ Белов! - произнес Поскребышев и, не дожидаясь ответа, повесил трубку.

- И вам всего доброго… - ехидно сообщил Максим доносившимся из трубки гудкам.

Положив трубку на рычаги, Белов тут же снял ее снова и набрал номер общежития НКВД. Нужно было предупредить подруг, что все планы на сегодня отменяются.

- Общежитие НКВД, - после третьего гудка услышал Максим. - Дежурный по общежитию сержант государственной безопасности Кузнецов!

- Доброе утро, это лейтенант государственной безопасности Белов, - представился Максим. - Вы не могли бы передать сообщение?

- Да, конечно, товарищ лейтенант, - ответил дежурный. - Диктуйте!

- Записывайте: меня срочно вызвали по делам, поэтому все планы на сегодня отменяются. Когда вернусь - позвоню. Белов, - продиктовал Максим.

- Записал, - сообщил дежурный. - Кому передать?

- Сержанту Шнайдер или сержанту Линь, - ответил Максим. - Второй этаж, комната двести один.