- Тухачевский - особенно! - отрезал Ворошилов.

11 декабря 1934 года. 15:11.

Образцовая школа №25. Москва, Старопименовский переулок, дом 5.

После знакомства с товарищем Ворошиловым расписание Максима стало еще более насыщенным. В первой половине дня он либо готовился к экзаменам, либо сдавал их, во второй же половине они с Климентов Ефремовичем садились за ноутбук и начинали разбирать предложения по реформированию Красной Армии, как разработанные в Центре, так и являвшиеся идеями самого Максима. Иногда товарищ нарком сразу соглашался с этими предложениями, иногда – объяснял Максиму его неправоту, но чаще всего - Белов и Ворошилов спорили до хрипоты, отстаивая каждый свою точку зрения.

Вот и вчера вечером они чуть ли не на смерть сцепились из-за, казалось бы, сущей мелочи – покроя новой шинели для красноармейцев.

- Товарищ Ворошилов… - устало вздохнул Максим и потянулся к остывшему уже стакану с чаем, чтобы смочить горло. – Не понимаю, откуда у вас это комчванство?

- В каком смысле «комчванство»? – Ворошилов перевел дух и удивленно посмотрел на Максима. – Объяснитесь, товарищ Белов!

- Ну, вы сейчас отказываетесь от вполне здравых идей только на том основании, что они будут придуманы не у нас, а в Германии, не так ли? И что это, как не комчванство? – поинтересовался Максим. - Мы же с вами уже согласились, что шинель является не самым удобным видом зимней одежды, она и движения стесняет, да и греет не очень. Ватная куртка в этом смысле будет не в пример удобнее… - Максим указал на экран ноутбука, где в данный момент были открыты изображения советских ватников разных лет. – Однако, шинелью можно еще и укрываться во время сна, что необходимо даже летом, поэтому, чтобы не выдавать солдату одеяло, или даже два, и, тем самым, заметно увеличивать носимое снаряжение, я и предлагаю улучшить шинель, взяв за основу крайне удачный покрой немецкой шинели образца сорок второго года, но шить ее из нашего более толстого сукна. Ведь большевики, как самые передовые люди, должны брать на вооружение все передовые достижения человечества, не так ли?

- А вы, стало быть, большевик, товарищ Белов? – скептически поинтересовался Ворошилов.

- По своим убеждениям – безусловно, - совершенно серьезно ответил Максим. – Как только легализуюсь окончательно – обязательно вступлю в Комсомол, а затем и в партию.

- Черт с тобой, товарищ Белов, - усмехнулся Ворошилов. – Давай свои выкройки, пошьем опытную партию твоих шинелей и сравним с нашими.

Кивнув, Максим нашел на жестком диске соответствующие файлы и отправил их на печать. Стоявший рядом с ноутбуком принтер застрекотал и неспешно выдал несколько листов, которые Ворошилов аккуратно убрал в портфель.

Изначально предполагалось что со всех распечаток, сделанных на принтере, будут снимать «синьки», которые уже пойдут конечным потребителям, но, поскольку оборудование для цианотипии еще не было готово, решили обойтись без нее, тем более что выкройки, в отличии от, например, чертежей, не должны были вызвать лишних вопросов.

Получив выкройки, Ворошилов решил закончить разговор и покинул квартиру, а Максим отправился спать, ведь утром ему предстояло писать сочинение, от которого будут зависеть его оценки по русскому языку и литературе.

Тема сочинения выбиралась случайным образом и, вытянув билет, Максим мысленно выругался: писать сочинение ему предстояло по ненавидимому им Островскому!

Мысленно возблагодарив Маркса, Энгельса и Призрака Коммунизма за то, что книгу «Как закалялась сталь» он прочитал буквально на днях и пока еще хорошо ее помнил, Максим посмотрел на лежавшие перед ним на парте чистые листы и задумался.

Первой его мыслью было начать сочинение с фразы: «В гробу я видел автора произведения, его сталь, а также способы ее закалки…», но эта мысль, вызвавшая у него мимолетную усмешку, была им отвергнута, тем более, что автор повести был все еще жив. Вторую мысль, заключавшуюся в том, чтобы со знанием дела описать процесс закалки стали токами высокой частоты по методу Шашмурина, Максим также отмел.

Вздохнув, Максим прикинул, что именно экзаменаторы хотят увидеть в его сочинении, макнул перо в чернильницу и начал писать…

11 декабря 1934 года. 17:11.

Кабинет И. В. Сталина. Москва, Сенатский дворец Кремля.

- Слушаю, - произнес Иосиф Виссарионович, отвечая на телефонный звонок.

- Товарищ Сталин, товарищ Киров на линии! – сообщил Александр Николаевич Поскребышев.

- Соедините, - распорядился Сталин.

- Здравствуй, товарищ Сталин! – через несколько секунд раздался из трубки голос Кирова.

- Здравствуй, Сергей, - приветливо произнес Иосиф Виссарионович. – Как продвигается передача дел товарищу Жданову?

- Сегодня закончили, - ответил Киров. – В курс основных дел я Андрея Александровича ввел, а со второстепенными задачами ему товарищ Чудов поможет.

- Хорошо, Сергей, - удовлетворенно кивнул Сталин. – А как дела у товарищей Ежова и Ягоды?

- Ежов работает. Насколько я знаю, он несколько раз допрашивал как самого Николаева, так и его жену Мильду Драуле, брата Петра и других родственников. Словом, делом занят. А вот товарищ Ягода… - Киров на секунду замялся, затем продолжил: - Товарищ Ягода еще второго числа навел шороху в областном управлении НКВД, ориентировав сотрудников на всемерную помощь товарищу Ежову, а после твоего отъезда заперся в гостиничном номере и с тех пор пьет, не просыхая! Вроде бы, даже девок каких-то себе нашел…

- Вот как? Пьет, значит, товарищ Ягода? - нахмурился Сталин. Затем его черты разгладились, и вождь улыбнулся появившейся у него мысли. – Это, пожалуй, и хорошо, что товарищ Ягода пьет. Скажи, Сергей, ты когда в Москву собираешься?

- Этой ночью выезжаю, - недоуменно ответил Киров. – Секретарь уже заказала билеты на «Красную стрелу»…

- Очень хорошо, - усмехнулся Сталин. – Вот что, Сергей, за пару часов до отъезда сообщи Генриху, что я вызываю его в Москву, и возьми с собой. А утром, сразу по прибытии, ко мне в кабинет!

- Сделаем! - уверенно ответил Киров. - Медведь поделился со мной несколькими толковыми сотрудниками, и для охраны, и вообще. Нужно же мне будет на кого-то опираться на новой должности. Так что, не беспокойся, сопроводим товарища Ягоду!

- Это ты правильно делаешь, что не забываешь о своей безопасности, - похвалил Сталин. - Хорошо, Сергей, до завтра!

«Винтовка - машина выверенная, точная».

Аркадий Гайдар, детский писатель.

12 декабря 1934 года. 10:15.

Кабинет И. В. Сталина. Москва, Сенатский дворец Кремля.

Генрих Григорьевич Ягода, нетвердой походкой вошедший в кабинет товарища Сталина, мысленно костерил себя на все лады. И вот надо было ему так загулять! А с другой стороны, в Ленинграде же все было в порядке! Ежов с головой ушел в расследование, сотрудники НКВД ему помогали, так почему бы и не расслабиться? Вот и расслабился… на неделю.

Ягода весьма смутно помнил и то, как вчера вечером в его номер пришел Киров, и то, как сотрудники НКВД сажали его в машину и везли на вокзал - он в это время был не просто изрядно выпившим а, что называется, лыка не вязал. Когда же его доставили в купе и уложили на полку, он тут же уснул мертвецким сном.

Осознавать масштаб проблем, в которые он вляпался, Генрих Григорьевич начал только под утро, проснувшись в подъезжавшем к Москве поезде, и то лишь после того, как выпил две таблетки пирамидона и запил их двумя стаканами горячего чая. В голове прояснилось, и Ягода с ужасом узнал, что по прибытии в Москву ему тут же предстоит явиться к Сталину.

И вот, Ягода вошел в кабинет и сразу же заметил, как поморщился поднявший на него взгляд товарищ Сталин. Всем было прекрасно известно, что пьяниц Сталин очень не любит, считая их людьми слабыми и ненадежными, а уж то, что сам он сейчас выглядит именно как пьяница, Генрих Григорьевич прекрасно понимал. Пусть в его багаже, который, должно быть, собирали сотрудники НКВД, и нашлись выглаженные френч и брюки, помыться в поезде Ягоде было негде, а бриться он и сам не рискнул, боясь порезаться трясущимися руками, вот и стоял он теперь перед Вождем небритый, помятый и распространяющий вокруг себя стойкий аромат перегара.