Ты и я против всего мира.

Я мог бы это отрицать, но сегодня я все еще любил Амона Леоне так же сильно, как и тогда. Мальчик, который меня уничтожил.

Я повернулся лицом к стене и уставился на пустой холст, пока мой разум воспроизводил образы, которые я хотел забыть. Мы вдвоем танцуем под фонарями. Купание в чистом синем море. Я никогда не любил бы никого одинаково, и никакие размышления о неправильной любви не помогали. Я был одержим им.

Я снова посмотрел на две пары глаз, которые настороженно смотрели на меня, и судорожно вдохнул. "Я работаю над этим. Занятия по самообороне помогают. Сосредоточение внимания на карьере тоже помогает».

Девочки, похоже, не были довольны моим решением, но они его приняли. Двадцать минут спустя мы вышли из здания Hermès. Айла и Феникс пошли направо, а я пошел налево.

Гораздо позже я понял, что именно тот день вернул меня обратно в подземный мир.

18

АМОН, 26 ЛЕТ

Т

Риесте, Италия.

Я наблюдал, как город кипит жизнью, пока море накатывается на береговую линию. Это было живописно и успокаивающе для всех, кроме меня. Это никогда не был мой дом, несмотря на то, что я здесь родился.

Мои мышцы горели, пот стекал по лбу, затуманивая зрение, пока я продолжал бить кулаком по лицу манекена. Я дал волю своему гневу, доведя свои тренировки до крайности. Это стало моим единственным убежищем. Запах пота наполнил воздух, а мои мысли метались в сотнях разных направлений.

Мне было интересно, где она находится в эту минуту, что делает, счастлива ли она, довольна ли она. Искушение поискать ее было так чертовски велико, что после часа избиения манекена я наконец сдался.

Я вытерла пот с лица и подошла к ноутбуку, открыв его. Бросив полотенце в корзину для белья, я схватил бутылку с водой и начал вводить данные в свою программу наблюдения.

Я нажал несколько кнопок, пока не нашел ее. Класс йоги. Она по-прежнему регулярно посещала занятия. У нее все еще были приступы паники? Она также начала брать уроки самообороны с Дариусом. Мне следовало потребовать от Киана присматривать за ней — он был в три раза старше ее. Не тот симпатичный блондин с длинными волосами, который приглянулся мне… Черт, она была для меня ничем.

Ублюдок.

Мне потребовалась пара минут, чтобы потушить огонь, разгорающийся в моей груди. Это было бессмысленно; Мне так и не удалось подавить это собственничество, когда дело касалось Рейны Ромеро. Я подумывал о том, чтобы выследить Дариуса и свернуть ему шею. Это был бы один из способов завершить их еженедельные встречи.

Я должен позвонить Киану и потребовать увольнения Дариуса. Это не сработает, но, черт возьми, это даст мне хороший повод преследовать их компанию. Дарий даже отказался взимать плату. Я продолжала отправлять его, но он каждый раз обязательно возвращал его. Мы играли в эту игру последние три года.

Иронично, правда. Когда моего брата похитил соперник отца, он отказался платить пошлину.

Мои мысли вернулись в то темное время. Я должен был быть с Данте в тот день, когда его похитили. Вместо этого я был занят предотвращением гребаной катастрофы моего кузена, связанной с грузом, в котором чуть не утонули пятьдесят женщин, которых он пытался переправить в Японию для своей сети проституции.

У меня скручивало каждый раз, когда я вспоминал кадры его похищения. Данте попал в засаду на выходе из этого самого ночного клуба в Триесте. Он сражался как черт, но в итоге оказался побеждён дюжиной мужчин, одетых в боевую одежду и чёрные балаклавы.

Я видел, как его ударили по голове. Он попытался сражаться, но сила подвела его, как и залитое кровью лицо. Они оттащили его и затолкали в черный фургон. Его не было две недели.

Я сам пошел заплатить выкуп — потому что наш отец отказался — в обмен на жизнь моего брата. Брат, которого я встретил позже, был уже не тот. Отец посмеялся над этим, назвав это лучшим, что могло случиться с Данте. Он утверждал, что это сделало его сильнее.

Это определенно свело его с ума.

Я пытался помочь ему, но потерпел неудачу. Наша мать осталась с ним в замке, гарантируя, что он не проведет несколько дней без еды. Или причинить себе боль. В те дни мой брат преуспел в боли — как своей, так и чужой. Он хотел быть в аду — нет, ему нужно было быть в аду. Мать была единственной, кто мог иногда удержать его от скатывания по спирали.

После этого он вообще предпочел спать в подвале. В темноте и холоде, вдали от мира.

Я посещал столько, сколько мог, но предпочел бы выколоть себе глаза, чем спать в этом проклятом доме. Последний раз я спал в этом чертовом месте, когда мне было шестнадцать.

Раздался звонок в дверь, выдернув меня из воспоминаний о тех темных временах.

— Оно открыто, — крикнул я. У меня было подозрение, кто это был. Только Данте, Хироши и моя мать имели доступ в это здание.

— Привет, Мусуко . Тихий голос моей матери разнесся по моему пентхаусу.

Сделав глоток воды, я собрался с духом и обернулся, но меня встретили ее полные напряжения глаза. За последние три года мы отдалились друг от друга. Я не мог смотреть на нее, не видя разбитого лица Рейны. То, как опустились ее плечи и тихие рыдания наполнили мою парижскую квартиру. Образы ее окровавленной на тротуаре и в больнице преследовали меня каждую ночь. Они были и так ужасны, даже если бы не напоминание о том, кто устроил весь этот беспорядок.

"Мать."

Она не изменилась. Годы пошли ей на пользу, несмотря на тьму, которая, казалось, всегда окружала ее. Двое мужчин — Ромеро и Леоне — которые превратили ее жизнь в то, чего они хотели.

Я любил свою мать, но не мог простить ей того, что она скрывала от меня такую большую тайну. Не потому, что мне было плевать, кто мой отец — один был не лучше другого, — а потому, что это уничтожило маленькую девочку с сердечками в глазах.

«Вы здесь по делу Омерты?» Она кивнула. «Данте сказал, что вы двое добились прогресса в искоренении торговли людьми». У Данте был большой рот. Последние три года он задавался вопросом о разладе в наших отношениях, но моя мать сдержала свое обещание. Только мы знали правду о моем происхождении.

«Я поехала в Японию с Хироши и купила новые модели кимоно», — продолжила она, когда я промолчал. Она нерешительно шагнула вперед, ее лицо смягчилось.

— Я знаю, он расслабляется со своими обязанностями только тогда, когда он с тобой, — заметил я, хотя в моем тоне не было резкости.

«Я все время говорю ему, что, возможно, ему следует уйти в отставку».

Я кивнул, прекрасно зная, что Хироши сделает все, что захочет. — Вы двое планируете пожениться?

Она покачала головой. «Я все еще замужем за Ромеро». И вот оно. Темное облако, нависшее над нами, неразрешимое и зловещее.

«Его больше не будет», — невозмутимо сказал я. Неважно, убью ли я старика, он погибнет сам. Его съедал рак.

Горькое веселье пронзило меня, когда затянулась тишина, замаскированная под спокойное согласие, но оно не могло скрыть неустойчивую грань напряжения, которое кипело между нами.

«Если бы я могла вернуться и все изменить, я бы это сделала», — сказала она.

Моя мама ничуть не изменилась за последние годы. Или последние двадцать лет, если уж на то пошло. Ее темные волосы были собраны в два идеальных пучка на голове, наподобие стиля оданго , ставшего популярным в японской моде. Но я ненавидел цвет ее кимоно. За последние три года я приучил себя игнорировать розовый цвет. А запах корицы чуть не довел меня до приступа ярости.

Да, я пришел заслужить свое гребаное прозвище.

— Амон, когда ты меня простишь? Она сделала еще шаг вперед, ее поза напряглась. — Пожалуйста, Мусуко. Прошли годы ».

Прощение. Если бы все было так просто.

— Откуда ты узнал, что я вернулся? Я спросил. Я приехал только вчера поздно вечером.

— Хироши упомянул об этом. Именно по этой причине я начал отстранять Хироши от своих дел. Его преданность мне была заменена его преданностью моей матери. Я был рад за нее, но это не означало, что я должен был радоваться тому, что этот мужчина постоянно следит за моими приходами и уходами.