Я бы узнал его в полной темноте. В каждой жизни. Возможно даже в другом теле. И я буду любить его до тех пор, пока не сгорит в небытие самая последняя звезда на небе.
Он был моим началом и концом.
Правда заключалась в том, что я не мог вспомнить времени, когда бы я не чувствовал себя так. Эта маленькая девочка неосознанно отдала свое сердце мальчику с галактиками в глазах. Если бы только эта девушка была умнее. Если бы она только держала свое сердце под замком.
Он стоял, прислонившись к стене, и был еще красивее, чем в последний раз, когда я видел его. Прошло три года, но достаточно было взглянуть на него, чтобы понять, что я не ушел.
Не то чтобы я признался в этом кому-либо. Эти чувства к Амону были моим проклятием.
Я остановился на минуту, рассматривая его. Его темные волосы с оттенком синего. Эта острая челюсть. Эти губы, которые редко улыбались. Эти темные глаза, которые могли…
Перестань, Рейна.
Мне не нужна была эта херня. Если бы не Энрико Маркетти и Папа, а также некоторые другие важные члены Омерты, присутствовавшие на мероприятии, я бы попросил охрану проводить его.
К черту Амона и его великолепную задницу.
Как бы то ни было, я не мог позволить себе разозлить Энрико Маркетти. Он уже оказал мне эту огромную услугу.
Повернувшись спиной к Амону и нашему прошлому, я подошла к мистеру Маркетти, вытирая ладони о юбку. Было бы грубо не поприветствовать его и не поблагодарить лично.
Мужчина был красив, с угольно-черными волосами, отсыпанными серебром, легкой щетиной и учтивой, уверенной аурой. Даже его возраст, казалось, работал на него.
Сделав глубокий вдох в легкие, я прислушался к тихому стуку каблуков по черному мрамору, делая каждый шаг вперед, сокращая расстояние, на котором стояли он и мой папа.
«Здравствуй, папа», — поприветствовал я его. Было необычно видеть его на каком-либо из моих мероприятий, но это имело смысл, если бы здесь был один из итальянских королей Омерты. Я чмокнул его в щеку, а затем повернулся к Маркетти. "Мистер. Маркетти, еще раз спасибо, что позволили мне воспользоваться вашим залом».
Он наклонил голову в знак признания. — Конечно, рад помочь.
Я откинул локон с лица и прочистил горло. — Что ж, ты спас положение. Я улыбнулась, моя рука нервно крутила ожерелье. Глаза Маркетти метнулись к нему, что-то темное мелькнуло в их тенях. Лицо Папы, однако, выражало откровенное недовольство.
Он страстно ненавидел ожерелье, но я не хотела его отпускать.
«У вас хороший визит в Париж?» — вежливо спросил я, зная, что обычно он проживает в Италии. Мистер Маркетти кивнул. «Вы обычно летаете из Италии или ездите на машине?»
"Летать." Его ответ был кратким.
Вероятно, он никогда в жизни не летал коммерческим рейсом. Вот чем эти люди отличались от Папы. Когда мы росли, он никогда не был так загружен, как другие мужчины в Омерте. Судя по тому немногому, что я знал, бизнес Папы не выглядел таким успешным.
— Ты говорил с бабушкой? Я спросил. Он проворчал что-то по-итальянски, чего я не понял. Он никогда не удосужился нас учить, а я никогда не удосужился учиться. «Она пыталась связаться с тобой. Она сказала, что это срочно.
"Хорошо." Тон его голоса сказал мне, что он знал и ему было плевать. «Эта женщина определенно умеет придираться».
Я собирался возразить, но остановился и внимательно его рассмотрел. Выглядел он не слишком хорошо. Он выглядел усталым, почти болезненным. Его состояние, похоже, ухудшилось по сравнению с тремя годами ранее. Возможно, он слишком много работал или плохо о себе заботился. Хотя последнее меня удивило бы, зная, что Мария, его экономка, всегда суетилась из-за него.
Я вздохнул. «Разве это не связано с территорией?»
Бабушка, может, и умеет придираться, но она была родной. Все, что она делала, было для нас — для Феникса и меня. Возможно, она не заботилась о его интересах, но она заботилась о наших.
Я снова сосредоточил свое внимание на мистере Маркетти. «Ваш модный бренд в Италии потрясающий», — похвалил я. «Я написал об этом статью в колледже. Очень впечатляет то, как вы расширили свой дом моды, включив в него предметы роскоши, сделав его всемирно признанным именем».
«А ты? Что ж, теперь я впечатлен», — сказал он с улыбкой, и я подозревал, что он пытается поднять настроение. Он не был похож на человека, который дарит искреннюю улыбку кому попало.
Первые звуки скрипичных струн Ислы разнеслись в воздухе, и это был мой сигнал о том, что представление вот-вот начнется. «В любом случае, еще раз спасибо. Мне нужно попасть за кулисы».
Черт возьми, этот человек был напряженным. Я повернулся, чтобы уйти, но голос Папы остановил меня. «Рейна, после выступления ты сможешь меня найти? Нам нужно поговорить."
Я с любопытством изучал его, ожидая объяснений. Когда он этого не сделал, я просто кивнул и помчался прочь.
Следующий час я с волнением наблюдал, как мои замыслы воплощаются в жизнь. Модели расхаживали по подиуму, Феникс играл на пианино, толпа была занята. Мои друзья даже смоделировали несколько пьес, прежде чем вернуться к своим инструментам. Вечер был прекрасен.
За одним небольшим исключением.
Я все время чувствовала на себе его взгляд, в то время как слова, которые он когда-то произнес, молча насмехались надо мной, проверяя мою решимость.
Ты и я против всего мира .
22
АМОН
п
Облизав пустой угол, я прислонился к стене и засунул руки в карманы, представляя себе мир, в котором у нас может быть счастливый конец. Тот, где мы не были родственниками и могли иметь все это. Вместе.
Ты и я против всего мира. Это должно было быть нашим девизом в жизни.
Комната была наполнена гостями, музыкой и модными моделями. Мой брат находился на другом конце комнаты и разговаривал с Ромеро и Маркетти. Мне не было интересно слушать, что сказал этот ублюдок.
Вместо этого мои глаза были прикованы к подиуму, а точнее к женщине, которая была для меня закрыта. Она шла по сцене в своем любимом цвете, держа за руку маленького мальчика, который, казалось, был расстроен тем, что на нем костюм. Ребенок выглядел смутно знакомым, но я не мог сосредоточиться. Все мое внимание было на ней.
Она подарила ему одну из своих мягких, ободряющих улыбок и пробормотала что-то, что, казалось, успокоило маленького мальчика. После того, как они покружились влево и вправо, позволяя публике аплодировать им, она спустилась по ступенькам, завершив представление.
Луна и звезды не могли сравниться с блеском Рейны. Прошла тысяча сто шестьдесят девять ночей с тех пор, как я в последний раз держал ее на руках и целовал, и до сих пор я думал о ней каждый раз, когда кладу голову на подушку.
Я смирился с истиной: я принадлежал ей. Она была единственным хорошим существом в моем мире, и забыть ее было невозможно.
Когда небольшой оркестр начал свое выступление, я наблюдал, как Рейна подошла к пожилой женщине в зале, они болтали и смеялись. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, кем была другая женщина.
Оба.
Женщины засмеялись, перекинулись несколькими словами, затем Рейна взъерошила темные волосы мальчика и поспешила прочь, не заметив моего присутствия.
Чувство утраты охватило меня, но я засунул его в угол, где ему и место.
Я видел, как она разговаривала со всеми с улыбкой на лице. Её было легко узнать в толпе по розовому платью и кудряшкам. Она принадлежала к элите.
Уголки моих губ изогнулись впервые за много лет, когда я увидел свою коричневую девочку в таком цвете. Некоторые вещи никогда не менялись.
Достав телефон, я быстро набрал сообщение своему бизнес-менеджеру и поручил ему купить все модели Рейны и распространить их по бутикам в моих отелях. Они бы пополнили мою приличную коллекцию; мои покровители были совершенно очарованы ее одеждой.
«Амон».
Я заставила себя улыбнуться и повернулась к Эйдену Каллахану. Шурин Луки ДиМауро, который был его посредником в Омерте.