Князь Илья Жаров, отец моего одноклассника Андрея.

— … А теперь Александр произнесёт небольшую речь! — объявляет директор и уступает мне место возле микрофона.

Звучат нестройные аплодисменты. Я жду, когда они стихнут и с улыбкой говорю:

— Ничего себе. Не ожидал, что мне придётся произнести слова благодарности перед такой большой аудиторией. Впрочем, я этому даже рад. Пусть как можно больше людей услышат, как я признателен своей любимой школе и её директору лично за то, что они поддержали меня в трудные времена.

Продолжаю в том же духе. Аккуратно обхожу острые темы — собственно, даже ни разу не упоминаю своё изгнание и фамилию Грозин. Отделываюсь общими словами, а затем прошу журналистов задавать вопросы.

— Только попрошу не отходить от темы. Сегодня я не буду отвечать на вопросы касательно моего рода, бизнеса и чего-то другого. На все вопросы о школе отвечу с радостью.

— Александр, это правда, что вы участвовали в рейдерском захвате компании Цитата? — тут же выступает один журналист, чем заставляет князя Жарова усмехнуться.

— Вы что, невнимательно слушали? — уточняю я. — Никаких комментариев насчёт моего бизнеса. Следующий вопрос.

— Александр! Вы можете сказать, каково сейчас состояние князя Грозина? — спрашивает та репортёрша с красными губами.

Молча смотрю на неё, а потом обвожу взглядом других журналистов.

— Если вопросов о Бриллианте нет, полагаю, мы можем закончить.

В итоге мне всё же задают несколько скучных, откровенно говоря, вопросов о школе. После этого я благодарю всех собравшихся и спускаюсь со сцены.

Директор произносит заключительное слово, а ко мне в это время подходит сам князь Жаров. От него исходит волна уверенности и агрессии. Даже движения князя напоминают повадки хищного зверя.

— Здравствуйте, Илья Романович, — вежливо киваю я.

Тот не отвечает на приветствие, только сверлит меня взглядом, а потом хмыкает и говорит:

— Захотел увидеть тебя вживую, Александр. Мне стало любопытно, что ты из себя представляешь.

— Надеюсь, что произвёл хорошее впечатление.

Жаров-старший только ухмыляется и снова ничего не отвечает.

— Ты и правда настоящий Грозин. Приятно познакомиться с новым членом дружественного рода, — он протягивает мне руку.

— Официально я до сих пор изгой, — вкладываю свою ладонь в его.

— Передо мной можешь не юлить.

— Не имею привычки юлить, ваше сиятельство. Говорю как есть.

Рукопожатие выходит крепким. Гораздо крепче, чем бывает при обычном знакомстве. В нём скрыт если не вызов, то предупреждение.

— Знаешь, я вспоминаю тот случай после вашей дуэли с Андреем, — говорит Илья, продолжая стискивать мою руку.

— Я тоже иногда вспоминаю, ваше сиятельство.

— В тот раз ты получил от меня хорошую сумму. Это было моё решение, и оно было справедливым.

— И я благодарен за него, Илья Романович.

— Надеюсь, ты не думаешь, что можно повторить что-то подобное, — в глазах князя мелькает неприкрытая угроза.

— Хочу заметить, что не я начал в тот раз. Но был вынужден закончить. И увы, буду обязан повторить, если Андрей снова пойдёт против меня.

Князь Жаров криво ухмыляется и прерывает рукопожатие.

— Достойный ответ. Но учти, что ты попал под исключение из правил. Обычно я веду борьбу до конца и не считаюсь с потерями. И если мой сын решит, что есть смысл вновь пойти против тебя — я так и сделаю.

— Буду иметь в виду, ваше сиятельство. Надеюсь, что хотя бы повод бороться в следующий раз будет более весомым.

Илья Романович коротко смеётся и грозит мне пальцем. Но я вижу, что за его смехом скрыт хищный оскал.

— А ты и правда хорош! Не беспокойся. Если я решу соперничать с тобой, то повод будет весомым. Кстати, позволь задать вопрос. Как скоро тебя собираются ввести в Династию?

— Понятия не имею, ваше сиятельство. Почему вы спрашиваете?

Цокнув языком, Жаров наклоняется ко мне:

— Видишь ли, есть одна вещь. Вообще, это корпоративная тайна, но ты наверняка скоро и так её узнаешь. Поэтому скажу. Доля в Династии, которая положена тебе по праву рождения, сейчас принадлежит мне.

Молча киваю, не знаю, что на это ответить. Виталий как-то говорил, что моя доля принадлежит стороннему акционеру. Кто бы мог подумать, что этот акционер — именно князь Жаров.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я не хочу расставаться с таким ценным активом, — продолжает он. — И я не думаю, что вчерашний изгой имеет право заседать в управляющем совете Династии.

— Простите за откровенность, это не вам решать. Если доля принадлежит мне по праву рождения, то вы будете вынуждены её отдать.

— Ну, там не всё не так просто, мой дорогой. Тебе стоит дважды подумать, хочешь ли ты влезать в большую игру. Потому что владение пятью процентами Династии — это весомый повод для чего угодно. Ты так не думаешь?

Илья Романович, не прощаясь, разворачивается и направляется к выходу из зала. Его вопрос повисает в воздухе.

«Большая игра, говорите, — думаю я. — Увы, Илья Романович. Я уже ввязался в неё. И продолжу играть, несмотря на ваши или чьи-либо ещё угрозы».

Князь Илья Жаров

В конце мероприятия директор просит сфотографироваться с ним для газеты. Не могу отказать, но после этого отвожу его в сторону и говорю:

— Послушайте, вы всё-таки поставили меня в неловкое положение. Я вам что, артист, который должен без конца улыбаться на камеру?

— Александр, ты же сам сказал, что мой род может воспользоваться тем, что поддержал тебя.

— Да, но я не говорил, что вы можете воспользоваться мной, — железным тоном говорю я. — Про журналистов речи не было. Я не собирался отвечать на провокационные вопросы о моём роде и бизнесе.

— Ты и не стал отвечать, — разводит руками директор.

— Тем не менее, вопросы звучали. Теперь они просто напишут, что Александр Грозин отказался дать комментарии, и это даст почву для слухов.

— Уж прости, но почва и так есть.

— Послушайте, хватит увиливать! Вы меня подставили и должны будете это компенсировать, — с нажимом произношу я.

— Компенсировать? — директор хмурится. — Не забывайся, Александр. Мы всё сделали, как договаривались.

— Нет. Из уютного школьного мероприятия вы устроили публичное событие. В котором я не собирался участвовать, но был вынужден.

На самом деле, никто не мешал мне просто отказаться выступать, когда я увидел журналистов и вообще количество гостей. Я сделал это специально, чтобы потом надавить на директора.

Пожевав губами, он мрачно бурчит:

— Чего ты хочешь?

— Устройте мне встречу с вашим графом. Думаю, мы найдём что обсудить.

— Никаких проблем, — тут же отвечает директор.

Должно быть, он считает, что легко отделался. Так и есть, конечно, но тем самым он просто перекинул ответственность на графа. Теперь уже ему придётся отвечать передо мной за это дурацкое событие.

Пожимаем друг другу руки, и я отправляюсь в класс. Отменили только первый урок, остальные занятия будут по расписанию.

Одноклассники старательно делают вид, что ничего не произошло. Булатов вообще пытается меня не замечать. Настя, наоборот, заигрывает. Постоянно стреляет в меня глазками, а когда я смотрю на неё, то опускает взгляд и кокетливо хлопает ресницами.

— Что, Грозин, почувствовал себя знаменитостью? — с издёвкой спрашивает Андрей Жаров.

— Я и есть знаменитость. В последнее время про меня часто пишут. Тебе ли не знать, — отвечаю я.

— Только поводы какие-то стрёмные, — морщится Андрей.

— Что поделать, у меня есть враги. Потерпи немного, скоро обо мне заговорят иначе.

— С чего бы? Даже если перестанешь быть изгоем, всё равно останешься бастардом.

— Ты правда думаешь, что происхождение — это самое важное?