– Ну и что ты будешь делать?

– Не знаю, Женевьева. Я не знаю. Какая-то немыслимая ситуация, со всех сторон только упреки: Альбер и Кароль умоляют меня указать ему на дверь, Летисия ненавидит меня за то, что я раздумываю. Молодая влюбленная женщина может выбирать, мать семейства не имеет права прислушаться к велению своего сердца.

– Так вот, я даю тебе право жить счастливо с Альбером.

– Ты меня смешишь! Несколько недель назад ты всячески поносила этого старого замшелого преподавателя истории!

– Тем не менее он превосходно владеет ситуацией!

– Я бы так не сказала, но что правда, то правда, он – само терпение.

– И нежен?

– И нежен…

Брижитт:…когда ему представляется такой случай. Я не видела его уже пять дней. От его молчаливых упреков я леденею. Я предпочитаю благодарность Пьера, радостную обстановку, что царит сейчас в доме, той давящей атмосфере, которая возникает, когда я ухожу к Альберу.

– Это правда, что Анн приезжает во Францию, чтобы повидаться с отцом?

– Кто тебе сказал?

– Летисия, в прошлый раз, когда я звонила тебе. Ты рада?

– Спрашиваешь! Конечно.

– Она остановится у тебя?

– А где, по-твоему, ей быть?

– У Кароль. У тебя и так уже полно народу.

– Это называется семьей, а не народом. Я не видела Нану пять месяцев и три недели и очень рада, что она немного побудет со мной. К тому же я, пожалуй, побаиваюсь, что Кароль…

– Что она настраивает ее против Пьера?

– Да, пытается.

– Что ж, все великолепно. Прежний муж и дочери с тобой дома, любовник на стороне: мечта!

– Ты завидуешь?

– Нет, не очень. Наверное, я бы не выдержала.

Брижитт: Я уже тоже на грани. С ума сойти можно от всех неурядиц, что свалились на меня, в то время как я чувствую себя бессильной перед ними. К этому, возможно, даже досада примешивается. Если я наконец сделаю выбор, ситуация разрешится: или Пьер, или Альбер пострадают немного, зато перестанут бояться – один того, что это кончится, другой того, что это не кончится никогда.

– Я делаю все, что в моих силах, надеясь спасти то, что еще возможно спасти: приглушаю печаль Альбера, опасения Пьера, много внимания уделяю Летисии – я уже не надеялась, что она сможет быть так счастлива. Я радуюсь их взаимной приветливости, их смеху, их отличному настроению, тому, как они дружно осуждают это ничтожество Александру, и я говорю себе, что сделаю все для ее счастья, ведь мое счастье не идет в счет или, скорее, оно зависит от ее счастья. О себе я не думаю.

– Жертвоприношение. Решительное слово идеальной матери. Я думала, в наши дни это уже вышло из моды. Выходит, нет! Ты живое подтверждение, тому!

– Ты смеешься надо мной…

– Да нет, не сказала бы. Ты знаешь, я видывала сорокалетних женщин, которые в одиночку растят своих малышей, бегом мчатся с работы, чтобы забрать младенца из яслей, проверить уроки у старших, приготовить обед, выслушать рассказ о футболе или о сплетнице подружке, а вечером, без сил, на десять минут прилечь возле своей ребятни. В субботу – рынок и уборка, в воскресенье они отправляются куда-нибудь со своими дорогими чадами, заглаживая свою вину, что слишком мало уделяют им внимания на неделе. А что у них на душе? Заведи любовника, советуют им приятельницы. Но когда, но как? Где его найти, как его удержать? Кто придумает способ наслаждаться жизнью, не ущемляя интересы детей? И у них опускаются руки.

– Как можно их упрекать в этом, Женевьева? Как, по-твоему, они должны жить иначе?

– Никто их не упрекает, но почему не сожалеть об этом, не искать выхода?

– Потому что не существует никакого чудо-выхода. Просто маленькие сделки с жизнью.

– Ты вгоняешь в депрессию, дорогая Брижитт.

– Действительность не всегда приятна.

– А почему твоя действительность может быть только такой?

– Потому что я ее вижу.

– Право, тебе не хватает умения посмотреть со стороны.

– А тебе – опыта.

– Мы сердимся?

– Дуреха! Конечно, нет. Но ты действуешь мне на нервы.

– Почему же только замужние женщины, по-твоему, способны понять человеческую душу?

– Я этого не сказала.

– Но почти. С вашими беременностями, с вашими скорбями, с вашими уставшими ворчащими мужьями вы даже мысли допустить не можете, что мы тоже, возможно, в состоянии понимать, что такое ребенок, супружеская жизнь, мужчина.

– Как вы не можете допустить, что мы иногда страдаем от одиночества, одиночества в кругу семьи. Каждая говорит, опираясь на собственный опыт, которым она в конечном счете достаточно гордится, чтобы советовать другим, даже если сама горько сетовала па судьбу всего две недели назад. Когда ненавидишь свою жизнь, нет ничего лучше, как встретить кого-то, кто прошел другой дорогой, и пожалеть его. Но вдруг приходишь к убеждению, что одиноким ты был бы гораздо счастливее.

– Ты преувеличиваешь, Брижитт.

– Ты никогда не думала, что, может быть, и мне надо было остаться одинокой?

– Вот как! Но ты тысячу раз толкала меня к замужеству!

– Я допускаю, что есть люди, которые привыкают ко всему, есть такие, кто не привыкает ни к чему, и есть такие, кто превозмогает невзгоды, принимая в расчет все.

– Если я правильно понимаю, ты жертвуешь Альбером ради Летисии. И это ты называешь «принимать в расчет»?

– Право, ничего ты не понимаешь.

– Так оно и есть. Мне жаль.