^{Перемирие. Илл. А. В. Кокорина к «Севастопольским рассказам»}

«Итак, вы видели защитников Севастополя на самом месте защиты и идете назад, почему-то не обращая никакого внимания на ядра и пули, продолжающие свистать по всей дороге до разрушенного театра, — идете с спокойным, возвысившимся духом. Главное, отрадное убеждение, которое вы вынесли, это — убеждение в невозможности взять Севастополь, и не только взять Севастополь, но поколебать где бы то ни было силу русского народа, — и эту невозможность видели вы не в этом множестве траверсов, брустверов, хитро сплетенных траншей, мин и орудий, одних на других, из которых вы ничего не поняли, но видели ее в глазах, речах, приемах, в том, что называется духом защитников Севастополя. То, чтó они делают, делают они так просто, так мало-напряженно и усиленно, что, вы убеждены, они еще могут сделать во сто раз больше… они все могут сделать. Вы понимаете, что чувство, которое заставляет работать их, не есть то чувство мелочности, тщеславия, забывчивости, которое испытывали вы сами, но какое-нибудь другое чувство, более властное, которое сделало из них людей, так же спокойно живущих под ядрами, при ста случайностях смерти вместо одной, которой подвержены все люди, и живущих в этих условиях среди беспрерывного труда, бдения и грязи. Из-за креста, из-за названия, из угрозы не могут принять люди эти ужасные условия: должна быть другая, высокая побудительная причина.

^{Портреты героев-севастопольцев. Худ. Анатолий Кокорин}

Только теперь рассказы о первых временах осады Севастополя, когда в нем не было укреплений, не было войск, не было физической возможности удержать его, и все-таки не было ни малейшего сомнения, что он не отдастся неприятелю, — о временах, когда этот герой, достойный Древней Греции, — Корнилов, объезжая войска, говорил: «Умрем, ребята, а не отдадим Севастополя», и наши русские, неспособные к фразерству, отвечали: «Умрем! ура!» — только теперь рассказы про эти времена перестали быть для вас прекрасным историческим преданием, но сделались достоверностью, фактом. Вы ясно поймете, вообразите себе тех людей, которых вы сейчас видели, теми героями, которые в те тяжелые времена не упали, а возвышались духом и с наслаждением готовились к смерти, не за город, а за родину. Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский…

Уже вечереет. Солнце перед самым закатом вышло из-за серых туч, покрывающих небо, и вдруг багряным светом осветило лиловые тучи, зеленоватое море, покрытое кораблями и лодками, колыхаемое ровной широкой зыбью, и белые строения города, и народ, движущийся по улицам. По воде разносятся звуки какого-то старинного вальса, который играет полковая музыка на бульваре, и звуки выстрелов с бастионов, которые странно вторят им.

В 1859 г. в деревне Ясная Поляна Крапивенского уезда Тульской губернии открылась школа для крестьянских детей. Ее создателем был молодой, но уже широко известный в России писатель Лев Толстой, автор трилогии «Детство», «Отрочество», «Юность». Постепенно школу признали крестьяне и потому охотно отпускали своих ребятишек в усадьбу к графу. Занятия начинались с раннего утра и длились почти целый день — не потому, что так было задумано, а потому, что дети не хотели уходить из школы. Чтение, математика, история, география, рисование, пение, физические занятие — все это требовало от Толстого большого творческого напряжения. Он сам разрабатывал программы предметов, уникальные методы обучения, но главное, сумел создать особую атмосферу общения в школе — атмосферу любви и свободы. Дети любили его, а он служил им искренне и вдохновенно. Он старался подобрать учителей по призванию, искал талантливых людей среди студентов. Не жалея сил, постоянно работал с ними как старший учитель — мудрый учитель. Свой опыт описал в нескольких специальных работах, ряд из которых был опубликован в созданном им журнале «Ясная Поляна». Все срезы знаний учащихся яснополянской школы, сделанные официальными представителями органов просвещения, были заметно лучше тех срезов, которые брали в аналогичных школах. Успех был налицо. Однако во время пребывания Толстого за границей в яснополянской школе (видимо, по доносу) был произведен жандармами обыск, унизительный по содержанию и оскорбительный по форме проведения. Это событие буквально потрясло Толстого. Сначала он хотел навсегда уехать из России, но ограничился написанием гневного письма Александру II. Царь рекомендовал полицейским структурам оставить Толстого в покое. Но было поздно. Разъехались учителя, а в душе вновь разгорался пожар художника. В тот же год (1862) он женился и вскоре приступил к написанию романа «Война и мир».

^{Флигель в усадьбе «Ясная Поляна».}

В нем Толстой открыл школу для крестьянских детей и вместе с другими учителями преподавал с 1859 по 1962 гг.

Однако страсть к проблеме образования и воспитания человека не затихла в Толстом, она периодами мощно заявляла о себе. Им были написаны десятки статей об образовании, около 600 рассказов, басен и притч для детей, изданы «Азбука» и «Новая Азбука».

^{Л. Н. Толстой. Брюссель. Фотография Эжена Жерюзе. 1861}

Он стал организатором фантастического по тем временам издательства «Посредник», взрослым адресовал собранные им энциклопедии мудрости, трактаты о жизни, смерти, бессмертии.

^{Ф. М. Достоевский. Фотография М. Б. Тулинова. Петербург. 1861}

Ф. М. Достоевский внимательно следил за педагогической деятельностью Толстого. Он не только активно подключился к «всероссийскому поиску» философии смысла жизни, но и сумел в художественных и публицистических произведениях исследовать тайны человеческой души, ее роста от рождения до смерти и бессмертия. Мир его творчества населен детьми, подростками, представителями разных групп молодежи — от носителей святости до хулителей Бога, «бесов» во плоти. Вера в нравственную силу человека в произведениях Достоевского была сильнее «идеала Содомского». Не каторгой Митеньки Карамазова заканчивается роман, а проповедническим словом Алеши, обращенным к мальчикам — к тем, кто входил в жизнь через страдание и кому предстояло сделать ее лучше.

В этой главе затронуты только те проблемы, которые обозначились на пересечении двух дорог двух великих писателей.

^{Рисунок ученика яснополянской школы, на котором изображена игра в перетягивание каната. Слева ученик нарисовал учителя Л. Н. Толстого, а в правом верхнем углу выразил свое отношение к нему (1859–1860)}