Усердно кланяюсь Софье Андреевне, Татьяне Андреевне (Кузминской. — В. Р.), Татьяне Львовне и Марье Львовне. Дамы всегда дома, а мужчин угадать нелегко, где они.
Простите и не забывайте
Вашего неизменного Н. Страхова» (ПС П. Т. 2. С. 909–911).
Л. Н. Толстой — H. Н. Страхову
3 сентября 1892 г. Я. П.
«Дорогой Николай Николаевич.
Получил ваше чудесное письмо и — и согласился и не согласился с ним. Не согласился, потому что письмо ваше лучше всего подтверждает мои слова и опровергает его содержание.
В письме этом вы именно делаете то, что я вам советовал, и последствия этого те, что вы и убеждаете и умиляете меня. — Нет, я остаюсь при своем мнении. Вы говорите, что Достоевский описывал себя в своих героях, воображая, что все люди такие. И что ж! результат тот, что даже в этих исключительных лицах не только мы, родственные ему люди, но иностранцы узнают себя, свою душу. Чем глубже зачерпнуть, тем общее всем, знакомее и роднее. — Не только в художественных, но в научных философских сочинениях, как бы он ни старался быть объективен — пускай Кант, пускай Спиноза, — мы видим, я вижу душу только, ум, характер человека пишущего.
Получил и вашу брошюру из Русского Вестника («Ход и характер современного естествознания». — В. Р.), и очень мне понравилось. Так кратко и так содержательно. Знаю, что вы уже не переделаетесь, да я и не думаю об этом; но и в вашей манере писать есть то самое, что выражает сущность вашего характера. Ну, да я, кажется, запутался. Целую вас, прощайте пока. Я всё живу по-старому. Всё то же работаю и всё так же ближусь к концу, но не достигаю его.
Пишите, пожалуйста. Мы на днях едем на короткое время в Бегичевку.
Любящий вас Л. Толстой. 3 сентября. Погода чудная» (66, 253–254).
Из Яснополянских записок Д. П. Маковицкого
31 января 1907 г. Я. П.
«Софья Андреевна рассказала про свою работу над письмами Л. Н. к Урусову и другим, про письма Н. Н. Страхова, острую критику им «Ивана-дурака», что нет в нем «сказочного» (критик увидел в произведении «недостаток художественного развития». — В. Р.). Потом, что Страхов писал про Достоевского, Фета. Он Достоевского не любил, хоть писал о нем. Л. Н. подтвердил» (Маковицкий Д. П. Кн. 2. С. 363).
27 февраля 1907 г. Я. П.
«Софья Андреевна рассказала, как работала в Историческом музее. Читала письмо Страхова к Л. Н. о Достоевском, биографию которого Страхов писал; пишет, что он был тщеславный, злой, развратный; как об этом писать? Решил умолчать, пусть зло погибнет.
Л. Н.: Вполне, вполне, вполне! Это на него похоже — и прекрасно» (Маковицкий Д. П. Кн. 2. С. 385).
31 августа1907 г. Я. П.
«Софья Андреевна читала сегодня Страховым (Федору Алексеевичу[122] и его жене. — В. Р.) из «истории своей жизни» «перелом» Л. Н. и их трудную супружескую жизнь в то время. Кроме того, письмо Н. Н. Страхова о Достоевском — что перестал писать его биографию, потому что Достоевский был зол и развратен и об этом не может ни писать, ни скрывать этого. Федор Алексеевич ей советовал не печатать этого письма. Софья Андреевна настаивает, т. к. истина ей дорога» (Маковицкий Д. П. Кн. 2. С. 495).
2 июля 1908 г. Я. П.
«Л. Н.: хвалил фортепьяно как музыкальный инструмент. Квартет скрипачей редко сыгрывается, на фортепьяно же чувствуется личность пианиста. В молодости скрипка и виолончель действовали сильнее.
Я рассказал Софье Андреевне про фельетон в «Руси» «Сплетня о Достоевском»[123], где опровергается, что Достоевский будто бы был безнравственной жизни, как недавно вспоминала Софья Андреевна, опираясь на письмо Н. Н. Страхова.
Л. Н. не знал, что такие вещи говорились о Достоевском:
— Нехорошо было со стороны Страхова» (Маковицкий Д. П. Кн. 3. С. 133).
Достоевская Анна Григорьевна
ОТВЕТ СТРАХОВУ
«Вот и теперь, уже перед близким концом, приходится мне выступить в защиту светлой памяти моего незабвенного мужа против гнусной клеветы, взведенной на него человеком, которого муж мой, я и вся наша семья десятки лет считали своим искренним другом. Я говорю о письме H. Н. Страхова к графу Л. Н. Толстому (от 28 ноября 1883 г.), появившемся в октябрьской книжке «Современного мира» за 1913 год.
В ноябре этого года, вернувшись после лета в Петроград и встречаясь с друзьями и знакомыми, я была несколько удивлена тем, что почти каждый из них спрашивал меня, читала ли я письмо Страхова к графу Толстому? На мой вопрос, где оно было напечатано, мне отвечали, что читали в какой-то газете, но в какой — не помнят. Я не придавала значения подобной забывчивости и не особенно заинтересовалась известием, так как что, кроме хорошего (думала я), мог написать H. Н. Страхов о моем муже, который всегда выставлял его как выдающегося писателя, одобрял его деятельность, предлагал ему темы, идеи для работы? Только потом я догадалась, что никому из «забывчивых» моих друзей и знакомых не хотелось огорчить меня смертельно, как сделал это наш фальшивый друг своим письмом. Прочла я это злосчастное письмо только летом 1914 года, когда стала разбирать бесчисленные вырезки из газет и журналов, доставленные мне агентством для пополнения московского «Музея памяти Ф. М. Достоевского».
[Далее А. Г. Достоевская приводит переписку между Н. Н. Страховым и Л. Н. Толстым, в которой речь идет о своеобразие личности Достоевского. Переписка дана выше в письмах Н. Н. Страхова к Л. Н. Толстому от 28.11.1883; 12.12.1883 и Л. Н. Толстого к Н. Н. Страхову от 30.1.12 (?) 1883]
Письмо H. Н. Страхова возмутило меня до глубины души. Человек, десятки лет бывавший в нашей семье, испытавший со стороны моего мужа такое сердечное отношение, оказался лжецом, позволившим себе взвести на него такие гнусные клеветы! Было обидно — за себя, за свою доверчивость, за то, что оба мы с мужем так обманулись в этом недостойном человеке.
Меня удивило в письме H. Н. Страхова, что «все время писанья (Воспоминаний) он боролся с подымавшимся в нем отвращением». Но зачем же, чувствуя отвращение к взятому на себя труду и, очевидно, не уважая человека, о котором взялся писать, Страхов не отказался от этого труда, как сделал бы на его месте всякий уважающий себя человек? Не потому ли, что не желал поставить меня, издательницу, в затруднительное положение в деле приискания биографа? Но ведь биографию взял на себя писать Ор. Ф. Миллер, да и имелись в виду другие литераторы (Аверкиев, Случевский), написавшие ее для дальнейших изданий.
О. Ф. Миллер
Страхов говорит в своем письме, что Достоевский был зол, и в доказательство приводит глупенький случай с кельнером, которым он будто бы «помыкал». Мой муж, из-за своей болезни, был иногда очень вспыльчив, и возможно, что он закричал на лакея, замедлившего подать ему заказанное кушанье (в чем другом могло бы выразиться «помыкание» кельнера?), но это означало не злость, а лишь нетерпеливость. И как неправдоподобен ответ слуги: «Я ведь тоже человек!» В Швейцарии простой народ так груб, что слуга, в ответ на обиду, не ограничился бы жалостными словами, а сумел и посмел бы ответить сугубою дерзостью, вполне рассчитывая на свою безнаказанность.
