— Ну, Загит Джиганович, а с кем ещё мог министр приехать? — так же тихо ответил я ему.

— Так-то да, — согласился тесть уже нормальным голосом.

Мы позавтракали, допили чай. Загит пошёл отсыпаться после дежурства, а я стал собираться на радио. Подумав только когда одеваться начал, как прослушка отреагирует на наш разговор. На то, как мы часть его так конспиративно шептались по инициативе Загита. Поймут, что случайно вышло, или заподозрят, что мы знаем про прослушку, поэтому что-то шепотом обсуждали? Кто его знает, что — может быть, и коварный план по свержению советской власти…

Москва. Гагаринский райком.

Регина ещё вчера отложила пять пирожков, что мать напекла, завернула их в газету и отправилась на разведку в райком.

Сделав несчастное лицо, она подошла к милиционеру на входе.

— Простите, пожалуйста, мать послала дядьке пирожков с брусникой отнести. Он все выходные плохо себя чувствовал, витамины теперь нужны, — проговорила она это всё с таким видом, как будто ей все эти бредовые идеи взрослых поперек горла.

— А кто дядька-то? — спросил милиционер строго.

— Дядька? Герман. Володин, — постаралась как можно естественней произнести Регина.

— Герман Владленович? Ну, раз мать сказала, надо, значит, неси давай, — сразу подобрел он.

— А куда нести-то? — сделала недовольное лицо Регина. Мол, как меня все это достало…

— Третий этаж. Тридцать восьмой кабинет, — строгим голосом подсказал он, видя, что она стоит с недовольным лицом посреди прохода. — Вот молодёжь пошла. Ничего не хочет делать, — возмущённо проворчал он себе под нос, глядя ей вслед, когда она все же пошла к лестнице. — А как выучится, придёт пора распределяться, так сразу прибежит, дядя Герман, миленький, помоги в Москве остаться!

Регина, которая слышала каждое слово, довольно ухмыльнулась. Все сработало! Поднялась на третий этаж, неспешно прошлась по коридору. Никто не обращал на неё внимания, раз уж она здесь, и милиционер пропустил, значит, имеет право тут находиться. Она нашла тридцать восьмой кабинет с табличкой на дверях «Приёмная первого секретаря Гагаринского районного комитета КПСС» и через открытую дверь заметила табличку «Володин Г. В.». Так, первого нашла! Но на этом Регина останавливаться не собиралась, и пошла дальше, разглядывая таблички на дверях. В конце коридора нашла промышленный отдел и дверь с табличкой его заведующего Гончарука И. Н. А на втором этаже наткнулась на общий отдел и его заведующего Белова В. В.

Ну, похоже, все люди, которые работали с Рашидом не только на свободе, но и на своих местах, — сделала вывод Регина. — Только Самедов и пострадал… Очень хорошо…

Заметив в коридоре дверь в уборную, она решила избавиться от пирожков, на всякий случай, и выбросила газетный свёрток в урну в женском туалете, а сумку свернула и спрятала в карман.

Теперь надо подумать, как правильно воспользоваться имеющейся информацией, чтобы опять у неё появилась отдельная квартира и деньги на жизнь. Прямо сейчас идти к Володину она готова не была, поэтому решила всё обдумать и прийти ещё раз. Она спустилась на первый этаж и уверенно направилась к выходу.

— Нашла? — строго спросил её милиционер.

— Помощнице отдала, — ответила Регина на тот случай, если милиционер начнёт расспрашивать самого Володина, передала она ему пирожки или нет. А то вдруг Володин сделает круглые глаза, мол, какие ещё пирожки? Милиционер решит, что помощница отдать их забыла, так ему и скажет. А Володину, можно подумать, больше думать не о чем, кроме как о каких-то пирожках, поговорили и забыли. В одно ухо влетело, в другое вылетело. И вообще, не будет же он помощницу донимать, мол, где мои пирожки? А если все же будет донимать? А та скажет, что не было никаких пирожков, что он тогда сделает? Помчится к милиционеру разбираться? Да ни в жизнь, решит просто, что кто-то что-то перепутал с этими пирожками. Кому их принесли, или приносили ли вообще… Да какая разница…

Приехал в дом звукозаписи Гостелерадио и позвонил по местному телефону Латышевой. Она примчалась очень быстро и, испуганно улыбаясь, привела меня опять в отдел учебных передач к Юдину.

В этот раз он и встал, когда я вошёл к нему в кабинет, и поздоровался за руку, и предложил пальто положить на один из стульев, короче, совсем другое дело. По его напряжённому лицу было понятно, что для него исход этой встречи важен. Ну, так-то лучше.

— В прошлый раз у меня было мало информации о вас, — начал он после того, как я удобно расположился за столом для посетителей. — Из-за этого вышло досадное недоразумение. Надеюсь, эта случайность не скажется на нашей дальнейшей совместной работе.

— Надеюсь, — лаконично ответил я, не желая его сразу обнадеживать. А то вдруг решит, что я что угодно могу простить, и снова начнутся такие вот «досадные недоразумения».

— Признаться, не ожидал, что вы уже настолько продвинулись в нашей журналистской профессии и, тем более, уже в Верховном Совете вовсю засветились…

— Даже не знаю, что вам на это сказать, — отреагировал я. Если бы он, в прошлый раз, хотя бы заинтересовался тем, что я могу о себе рассказать, а не начал с этаким снисходительным выражением на морде подвергать сомнению ценность всего, что я уже делал раньше, выбесив меня… Ну, да ладно, если всерьез исправит свое поведение на будущее, то перевернем эту страницу.

— Какие темы или программы были бы вам интересны? — предложил перейти на конструктивный диалог Юдин. — Вот список наших передач, — протянул он мне отпечатанный текст на нескольких листах. — Предлагаю вам участие в передачах как представителя МГУ.

— А МГУ-то не будет против? — с сомнением спросил я.

— Это решаемый вопрос, — уверил он меня. — Обсудим с ректоратом.

— Ну, хорошо, — согласился я.

— Вот, ещё ознакомьтесь с расценками за выступления, — протянул он мне целую стопку листов с расценками авторских гонораров за различные виды работ и выступлений.

Бегло просмотрел первый лист. Ничего себе у них тут расценочки. Мне за фельетон в «Труде» тридцатник с мелочью платят, а у них тут от пятидесяти до восьмидесяти рублей за передачу. Приятный сюрприз… Я-то грешным делом боялся, что тут забесплатно придется растекаться мыслью по древу… вернее, по микрофону. Или за какие-то жалкие гроши. Слышал в девяностых, что на государственном радио мышь в шкафу от голода повесилась, и работают там только за идею. А в советские времена, получается, тут не то что голодать, тут жировать можно!

Снова глянул на бумаги. Да, с такими гонорарами журналисту с радио можно жить и на людей сверху вниз поглядывать.

Попросил разрешения взять себе всю эту документацию, мол, дома изучу в спокойной обстановке.

— Да, конечно, заодно и определитесь с форматом нашего сотрудничества. Как видите, там есть разные варианты…

Договорились, что он согласует с МГУ моё участие в передачах от имени университета, позвонит мне и начнём работать над первой передачей. А я, как раз, пока, посижу, подумаю, в какой участвовать, и в какой роли.

Прощались мы, настороженно пожав друг другу руки. Еще ни он не знает, чего от меня ждать, помимо мощной крыши. Ни я — от него, помимо того, что он начал исправляться.

После Гостелерадио отправился в «Ромэн». Заведующий театра по литературной части Боянов встретил меня не один. В его кабинете сидел и Яков Данченко, и ещё один человек.

— Здравствуйте, здравствуйте, Павел, — поднялся при моём появлении Михаил Алексеевич, а за ним и остальные. — Познакомьтесь, это наш художественный руководитель Вишневский Михаил Русланович.

— Очень приятно познакомиться, — пожал мою руку крупный лохматый седой цыган с волосами почти до плеч. — Признаться, не ожидал и приятно удивлён. Для такого молодого драматурга!..

— Это проба пера, — заступился за меня Боянов.

— А я ничего и не говорю! — возразил ему Вишневский. — Пьеса очень зрелая, хорошо продуманная. И на сцену прекрасно ложится! Единственное замечание, специфики нашей мало…