— Или разлюбит этого и полюбит другого, — улыбнулся ей муж.

Притащился домой с мешком писем. Загит, сидевший на кухне с мамой и Анной Аркадьевной, тут же поднялся и подошёл ко мне. Поздоровался и взялся за мешок, взвешивая его в руке. При этом он многозначительно посмотрел на женщин, а потом унёс его ко мне в кабинет. Заглянул в спальню, Галия ещё не пришла. Ирина Леонидовна одна с детьми играла, выложив их на нашу кровать и показывая им Панду. То близко поднесет, то подальше уберет. У пацанов глаза круглые и любопытством светятся. Поздоровался, потрепал по головам малышню, и вернулся на кухню.

— Как дела? — спросил я. — Всё хорошо?

— Сынок, тебе с радио звонили, — удивлённо и растерянно сообщила мама.

— Да? Что сказали?

— Что ещё позвонят…

— Ну, значит, позвонят, — улыбнулся я, присаживаясь за стол.

Мама тут же принялась меня кормить. Успел поужинать и попить чаю, как телефон, действительно, зазвонил.

Звонили из редакции детских и юношеских программ. Попросили подойти к ним завтра прямо с утра, мол, меня им рекомендовали и надо посмотреть-подумать, куда меня лучше пристроить.

Пришлось попросить перенести встречу, в десять у меня же лекция в КГБ. Редактор на том конце провода замешкалась с ответом, но согласилась. Явно не привыкла, что такой молодой парень не бежит, роняя тапки, в то время, что предложено. Записал себе в ежедневник, куда мне завтра явиться и кого спросить, и мы с ней распрощались.

Надо же, как быстро Румянцев всё организовал, только утром я согласился работать, а вечером меня уже приглашают на собеседование. И как эти люди умудрились проспать развал СССР?

Москва. Коммунальная квартира на Садовом кольце.

Промаявшись все выходные, Иван отправился на переговоры к своей бывшей. Он все думал и думал, что он ей скажет… Решил просто, как сосед Павел и советовал, не навязываться, а сказать, что, если это его ребёнок, она всегда может рассчитывать на его помощь. Ну, а там уже надо смотреть на её реакцию…

Ксюша гостей не ждала, и не ожидала увидеть Ивана, тем более на пороге своей комнаты. А он вошёл в квартиру вместе с соседскими детьми и даже звонить не пришлось.

— Привет, — как можно нейтральнее сказал он. — Рад тебя видеть. Хорошо смотришься…

Ксюша была в домашнем тёплом фланелевом халате с длинным рукавом, поясок которого был завязан над животиком, подчёркивая его округлые формы.

Деваться уже было некуда, она впустила его и начала хлопотать, разжигая примус.

— Сходи за водой, — буднично протянула она ему чайник, как только он разделся.

Иван улыбнулся и вышел из комнаты, а Ксюша села на единственный стул, пытаясь собраться с мыслями.

Они поговорили. Спокойно, как взрослые люди. Без взаимных обвинений, без высказывания претензий. Ксюша признала, что ребёнок Ивана. Он обещал помогать, чем сможет. И попросил в любой трудной ситуации обращаться, мол, он сделает всё, что в его силах.

На том они и расстались. Оба опустошённые, ошарашенные от такого спокойного, делового разговора…

Москва. Квартира Ивлевых.

Как только пришла жена, сразу показал ей на три коробки с обувью в прихожей.

— Посмотрите там с мамой… Тридцать восьмой размер… Если не подойдут, поменяю.

Ирина Леонидовна уже ушла. Анна Аркадьевна Загита к себе попросила зачем-то зайти. Ахмад тоже только с работы приехал и ещё не успел поужинать. Пришлось мне развлекать мальчишек, пока наши мама с бабушкой на обувь накинулись. Благо у нас теперь есть живая игрушка.

Панда сама ещё маленькая, и не очень ловкая. Сделал ей бантик на верёвочке из яркой конфетной обёртки и играл с ней перед самым носом у мальчишек. Дотянуться до котёнка они не могли, хотя очень хотели. Они так смешно ножками и ручками дёргали, как будто брасом плыть пытались. И смешно гугукали, искренне пытаясь дорваться до мягкой игрушки.

— Скоро поползут, — задумчиво озвучил я свои мысли вслух.

— Ага, — откликнулась жена. — Какая у обуви кожа на ощупь приятная! Ну, как?

В коробках оказались три пары одинаковых чёрных туфель на аккуратном не очень высоком каблуке, как раз самое то на работу бегать. Правда, как быстро выяснилось, две пары были тридцать восьмого размера, одна тридцать седьмого. Директор обувного завода снова напутал…

— Красивые какие, — удивился я. — Могут же наши делать, когда хотят.

— Я себе тридцать восьмой размер возьму, — сказала мама, прохаживаясь туда-сюда по комнате. — Ты какой себе берёшь?

— Тридцать седьмой, — ответила Галия. — Из тридцать восьмого у меня пятка выскакивает, а они же ещё и растянутся.

— Тогда, может, вторую пару тридцать восьмого Инне отдадим? — вопросительно посмотрела на меня мама, и я кивнул согласно. Инка в депрессии у нас. Ей сейчас самое то, чтобы хоть немного из этого болота отрицательных эмоций выбраться…

Чую, скоро надо будет по четыре пары приносить. И на Анну Аркадьевну ещё рассчитывать. Очень похоже на то, глядя, как она вокруг Загита маневрирует, а он и не против…

— Мне в Святославль надо съездить на несколько дней, — как бы между делом сказал я. — Александр Викторович просит помочь… Справитесь тут без меня?

— Справимся, — ответила жена, взглянув на маму.

— Конечно, справимся. Шанцеву надо помочь. Он нас так выручил в этот раз! — ответила мама.

— Ну, хорошо, тогда я завтра прочту лекцию, съезжу на радио и сразу на вокзал за билетами, — начал я составлять план на следующий день. — Может, мне сразу с вещами завтра на вокзал ехать? Билеты теперь для меня всегда найдутся, с такими-то корочками, сразу и поеду тогда… Блин! У меня же лекция в четверг! — вспомнил я и пошёл звонить Ионову.

Он с пониманием отнёсся к моей просьбе отменить или перенести лекцию, тем более я сказал, что еду в командировку.

Чуть позднее позвонила Инна и стала так причитать, что я испугался, что беда какая случилась. Но разобрав «спасибо тебе» понял, что да, что-то случилось, но явно не беда. Она так радовалась, словно мы ей уже успели туфли подарить… Словно само наше желание сделать это достигло ее. Тряхнул головой. Нет, в это я не верю. Вот в переселение душ — запросто. Даже и практикую. А в телепатию — нет, и все тут.

— Так что случилось, Инн? — спросил я и тут же рядом оказалась взволнованная мама.

— Петя ходил сегодня в жилкомиссию, нам обещают двухкомнатный блок через две недели, — наконец услышали мы. — Только не говори никому!

— Почему? — покосился я на маму, прикрывшую от неожиданности рот рукой.

— Я поверить не могу! Боюсь, если кто-то узнает, будет скандал и нас отодвинут далеко в конец очереди! У нас только подполковникам со взрослыми детьми такие блоки дают. Как хорошо, что Петя пошёл! Спасибо тебе, брат, что ума ему вставил!

— Отлично, Инн, — ответил я. — Через две недели твои проблемы закончатся, и ты переедешь в две комнаты. Сейчас тебе главное успокоиться и самой не разболтать никому раньше времени, если считаешь, что вас могут отодвинуть.

— А! — взвизгнула на том конце провода сестра. — Я поэтому тебе и звоню! Кому-то же невтерпеж рассказать! Как в себе такое держать!

— Давай, я тебе маму дам. Ещё с мамой поговоришь и тебе легче станет, — рассмеялся я.

Положив трубку, покачал головой. А Петр небезнадежен, делает успехи. Пошел и выцыганил то, что дают только подполковникам. Молодца!

Во вторник с самого утра поехал на Лубянку. Румянцев встретил меня на входе и проводил к себе в кабинет.

— Ну что, звонили с радио? — спросил он, выкладывая передо мной мой же отпечатанный текст лекции.

— Да, пригласили побеседовать и подумать, куда меня пристроить, — доложил я. — Сегодня после вас сразу туда.

— Отлично! — с довольным видом проговорил он.

Для полной картины ему осталось только удовлетворенно руки потереть и сразу будет понятно, что человек очень собой доволен.