Сразу за мной объявили и Никиту. На штанге у него было… шестьдесят килограммов.

Мальчик толкнул их, а когда вернулся под сцену, тут же нарвался на сердитого тренера Димидиса, который стал его отчитывать. Видимо, дело тоже касалось веса.

— Нехорошо это, — пробурчал дядя Костя, наблюдая за всем происходящим.

— Пойдемте, — сказал я и потопал к ним.

— Вова! Ты куда⁈ — Позвал меня дядя Костя, но, видя мою решительность, все же пошел следом.

— Чего сегодня с тобой твориться, Никита? — Вопрошал Димидис. — Ты чего как девочка капризничаешь? Вот какой вес я тебе изначально ставлю, такой и бери!

— Мы с вами все планировали по-другому, — очень виновато и робко ответил ему Никита.

— Почему из-за вашей с Сизым ссоры, должны страдать мы? — Тут же спросил я у Никитиного тренера.

Тот удивленно расширил глаза. Посмотрел сначала на дядю Костю, потом на меня.

— Я знаю о вашей с Сизым ссоре, — проговорил я решительно.

— Чего? Чего ты такое говоришь, мальчик? — Удивился он еще сильнее.

— Стыдно вам должно быть, товарищ, — укоризненно покивал ему дядя Костя. — Вы зачем в свои дела вплетаете детей?

Димидис, было, сначала хотел что-то возразить, но не решился. Он только опустил взгляд.

— Мы с вами по-другому планировали, — снова напомнил ему Никита.

Димидис поджал губы в нерешительности. Потом посмотрел на Сизого.

— А откуда ты знаешь про нашу с Сизым перепалку? — спросил у меня Димидис смущенно.

— Слышал. Никита тоже слышал, как вы с ним на перерыве ругались.

Никита, подтверждая мои слова, покивал. Это совсем вогнало в краску тренера, и тот даже опустил взгляд.

— Сам не знаю, что такое на меня нашло, — проговорил он тихо.

— Вы давите на ребенка, — сказал дядя Костя. — Вот он и заронил свой второй подход на рывке. Волнуется, сами, что ли не видите? Вы его поддерживать должны, а не давить.

Димидис робко покивал. Потом раздул ноздри своего большого носа, тяжело вздыхая.

— На помост вызывается Медведь Владимир Сергеевич. На штанге шестьдесят килограммов.

— Такой же вес поставили, — сказал Димидис.

Ничего не ответив, я только ухмыльнулся. А потом направился на помост. Вес я взял без особых проблем. Услышав заветное «вес взят», пошел ждать следующего, второго подхода.

Сизый ждал, когда же Никита сделает свой следующий ход. И он сделал, обозначив шестьдесят пять килограммов. Мальчишка успешно толкнул и его.

Как только это случилось, Сизый направился к судье по карточкам, да только мы с дядей Костей преградили ему путь.

— Чего это вы? — Удивился тренер, глядя на наши решительные лица.

— Витя, ты какой вес хочешь поставить? — Спросил Константин Викторович.

Сизый бросил на меня суровый взгляд.

— Шестьдесят семь.

— Мы уже заявили вес, — пожал я плечами ухмыляясь.

Сизый вздохнул.

— Костя, пойдем отойдем на разговор.

Дядя Костя пождал губы.

— Ну пойдем, — сказал он.

Как только оба тренера ушли, вызвали уже меня. Свои шестьдесят пять я толкнул уже с ощутимыми сложностями. Последний вес — шестьдесят восемь станет серьезным испытанием. Скажу честно, я не был уверен, что возьму его. Однако на любых соревнованиях всегда надо расти. А я хотел расти.

— Вес взят, — сказал дядя Костя, когда вернулся от Сизого. — Я слышал.

— Чего он хотел-то? — Спросил я.

— Ругался. Истерика у него настоящая, — снисходительно прыснул дядя Костя. — Говорит, он старший тренер, а мы постоянно нарушаем субординацию. Вроде как, оспариваем его решения по весам.

— Были б там решения нормальные, а так…

— Ну да, — махнул рукой дядя Костя. — поразился написать на меня служебную записку. Ну и черт с ним. Хай пишет.

— Спасибо, что поддерживаете меня, — улыбнулся я.

— Да как же я могу тебя не поддержать? О… Слышишь? Друга твоего вызывают, Никиту. Я смотрю, вы с ним спелись.

— Хороший парень, — кивнул я.

Никита выходил, чтобы одолеть последний вес — шестьдесят восемь. Да, вес был точно таким, какой планировал поднимать и я. В этом и была наша задумка. Мы попросту солидаризировались с ним против тех двух тренеров, что пытались нами помыкать. И пусть Димидис делал это скорее из кратковременной злости, Сизый затаил обиду надолго. Да только я не хотел, чтобы он доказывал что-то своему коллеге за счет меня. К моему счастью, Никита тоже не хотел, чтобы его использовали.

Никите вес дался тяжело. Взяв штангу на грудь, он почти выработал свои три секунды на толчок, но все же выбросил штангу вверх. Лицо мальчика покраснело, голова на вздувшейся венами шеи затряслась от натуги.

— Вес взят! — Скомандовал судья-рефери. — Опустить!

Штанга с грохотом вернулась на помост, а Никита пошел прочь со сцены. Глянул на меня с улыбкой, радостно показал сжатый кулак, удачи, мол. Я кивнул.

— Скажи, Вова, а ты с этим Никитой сговорились? — Спросил дядя Костя. — Веса у вас одинаковые, идете ровно. Будто и не соперничаете вовсе.

— Не соперничаем, — улыбнулся я.

— Значит, сговорились.

— Решили выступить против этих вредных тренеров.

— Вот как, — хмыкнул дядя Костя. — Ну тоже понимаешь, что если сейчас, ты толкнешь этот вес — не станешь победителем. Вы с Никитой поделите первое место между собой. А если не сможешь — ты ему проиграешь.

— Понимаю.

— И все равно на это пойдешь? Ты ведь всегда хотел побеждать, Вова.

Я глянул на дядю Костю. Улыбнулся по-доброму.

— Я всегда хотел справедливости, дядь Кость.

— На помост вызывается Медведь Владимир Сергеевич! На штанге шестьдесят восемь килограммов!

— Ну что. Момент, так сказать, истины, — сказал Константин Викторович, глядя на помост. — Удачи тебе, Витя.

— Удача мне не помешает, — ответил я и зашагал к штанге.

Я шел к помосту под притихший рокот трибун. Собранная штанга смирно ждала меня на своем месте. Когда я подступил к ней, привычным делом встряхнул руками, растер в ладонях магнезию. Потом глянул на зрителей.

Пестрые трибуны, казалось, внимательно следят за каждым моим движением. Я чувствовал на себе внимательные взгляды судей-рефери и жюри.

Посмотрев влево, я увидел дядю Костю. Тот спокойно стоял, приложившись спиной к стенке и скрестив руки на груди. На лице его не было больше беспокойства. Раньше я постоянно подмечал, как он переживает за меня. Как на лице его отражается душевное волнение. Теперь этого не было. Тренер смотрел спокойно и уверенно. Он твердо убедил себя в том, что я справлюсь. И я тоже это чувствовал. Такое тренерское отношение воодушевляло крепче любых возбужденных криков самых ярых болельщиков.

Ребята из моей группы, ставшие моими друзьями, тоже были тут. Они затаили дыхания, наблюдая за моим последним на соревнованиях подходом. Ждал этого также и Никита, напрягшийся на табурете, под сценой.

Я выдохнул, опустился к штанге и взялся за металл ее грифа. Суровые насечки тут же впились в детскую кожу на руках.

Я вставил спину, и набрав воздуха в грудь, снял штангу с помоста. Как всегда в подобные моменты, в первые секунды упражнения она не показалась мне настолько уж тяжелой.

Привычным, доведенным до автоматизма движением я подвел ее к середине бедер, а потом, что было сил, рванул. Все тело словно бы превратилось в один сплошной мускул, передавший свой импульс силы к снаряду. Штанга, словно бы потеряв свой вес, подскочила, а потом с чудовищной для детского тела силой опустилась мне на грудь.

Только сейчас, в эти первые мгновения, я по-настоящему почувствовал ее вес. Слегка согнул ноги в коленях, чтобы погасить удар грифа.

Потянулись долгие три секунды подготовки перед толчком. Я поставил руки поудобнее, а потом снова подсел и толкнул. Штанга взлетела над головой. Потом жесткая фиксация и… вот вес взят.

— Вес взят! — Скомандовал судья-рефери, когда все три сигнальных лампы загорелось зеленым светом. — Опустить!

Облегчение во всем теле пришло, как только штанга коснулась пола. Я выпрямился, услышав, как зааплодировали в зале. Вес и правда был взят. Моя задача на сегодня выполнена.