Ум мальчика не мог понять настоящих причин. А были они, между тем, очень просты: большой перерыв в тренировках и существенная потеря формы. Будь Марат терпеливее, он бы чувствовал себя так же уверенно, как и раньше, всего через какой-то месяц, ну или полтора.

Однако Марат был нетерпелив по своей натуре. А еще злоблив. Всей душой он злился сейчас на себя, на злосчастную штангу, которой так боится теперь, на тренера Константина Викторовича, но главное, на Вову Медведя.

Марату казалось, что все, что с ним происходит — это Вовина вина. Именно из-за него Марат пропустил несколько месяцев тренировок, просидев со сломанной рукой. Это именно из-за него сняли Рыкова, заменив на бестолкового Перегудина, который не смог даже привести Марата в форму перед соревнованиями. Все всем был виноват Медведь. Марат желал ему неудачи.

Никогда в жизни мальчик не думал о том, чтобы когда-нибудь будет так сильно хотеть, чтобы кто-нибудь проиграл. Что в его простых мальчишеских мыслях появятся и мысли о ненависти к другому человеку. Естественно, Марат не рассуждал подобным образом. Он просто ненавидел. Ненавидел, и самому ему это казалось совершенно естественным и справедливым.

Но как? Как сделать так, чтобы Медведь остался с носом? Только этим и была забита головка Марата Кайметова.

Прошло минут сорок, и все участники завершили рывок. Жюри объявило перерыв между упражнениями. Сейчас штангу, доросшую до шестидесяти восьми килограммов, разберут и снова поставят минимальный вес, с которого начнется второй этап соревнования — точек.

Мальчишки разошлись кто куда: кто-то ждал в раздевалке, другие, в разминочной комнате. Многие ушли в соседний ларек, чтобы перекусить между упражнениями.

Сидя на лавочке, во дворе, Марат наблюдал, как ребята-тяжелоатлеты, присоединились к другим пацанам, и вместе теперь гоняли футбольный мяч по маленькому клочку стадиона. Они отделили свой кусочек футбольного поля четырьмя кирпичами, обозначив ворота обеих команд, и теперь беззаботно играли.

— Марат, пошли с нами? — Услышал он внезапно Егора, подошедшего сзади.

Марат обернулся.

— Мы в ларек идем, — заявил Егор. — Там щас все пончики с повидлой разберут. Так что надо побыстрее.

— Не хочу, — буркнул Марат в ответ.

— Да ладно. Пошли, ты чего?

— Сказал же, не хочу.

— Щас все без нас съедят, и…

— Говорю ж, отстань! — Зло крикнул Марат, и Егор даже испуганно заморгал от удивления.

— Ну… — замялся он. — Ну тогда я тебе куплю, хорошо? Может, тебе еще и лимонада…

— У тебя сигарета есть? — Перебил его Марат обыденно.

Егор удивился еще сильнее. Заозирался.

— Да ты чего?.. Не прямо в школе же… Унюхают же. Поймают и…

— Есть или нету?

— У Кости, вроде, была.

— Где Костя?

— Ну… С нами идет. В ларек.

— Позави ка его.

Когда Егор кликнул Костю, который тоже дружил с их компанией, Марат сообщил ему про сигарету. Мальчик сначала немного растерялся, но под тяжелыв взглядом Кайметова, согласился поделиться.

Вместо ларька они пошли в раздевалку, где Костя и вытащил из старого пластикового пинала, в котором хранил несколько сигарет, одну из них для Марата. Дал ему и спички.

— Попадешься, я ничего не знаю, — хмыкнул Костя тихо и ушел в ларек.

Марат пошел к туалету. Тут крутилась группка каких-то ребят, но их Марат не стеснялся. Сломав сухую палочку, он сделал из нее щипцы, взял в них сигарету и закурил, присев у беленой стены туалета.

— Ого! Большая!

— Когда подожжем?

— Ну, так я ж сказал, на пустыре, после соревнований.

Марат заинтересовался. Он глянул, что обсуждали ребята. Группка ребят из пяти, собралась вместе, в маленький кружок. Были все они не старше двенадцати лет. Марат встал, поплевал на бычок и отбросил сигарету.

Пошел к ним.

— Чего это вы тут удумали, а? — Спросил он, нахально втиснувшись в компанию.

Мальчишки перепуганно глянули на старшего для них Марата. Один из них, худощавый и черноволосый, держал в руках туго скрученный газетный сверток.

— Да вот… — проговорил мальчишка. — Дымовуха у нас. Хотим потом запалить.

— Дымовуха, говоришь? — пробурчал Марат задумчиво.

— Вызывается Медведь Владимир Сергеевич. На штанге пятьдесят килограммов.

Я встал со своего места на лавке.

— Ну, давай! Дерзай! — Хлопнул меня Матвей по спине.

— Это первый подход, — я улыбнулся. — Толкну нормально.

— Ну знаешь, бывает, что начинается мандраж, — усмехнулся Сережа. — Вроде и вес знакомый, а на соревнованиях всякое бывает. Вон, посмотри на Маратика. Два подхода завалила на рывке. Теперь ему уже в сборную не протиснуться.

— А я не переживаю, — пожал я плечами, уходя к помосту.

— Отстань ты от него, Сережа, — серьезно сказал Артемий. — Первое место в рывке в своей весовой у него уже есть. Чего ему переживать за толчок.

— А двоеборье? Чирков в своей весовой лучший в толчке.

— Ну вот. Вовке еще с ним бороться. А ты уже начинаешь…

Их спор я не дослушал до конца, потому что удалился от лавки, на которой мы все вместе сидели. Я Взошел на помост. Там меня встретила штанга с навешенными на нее двумя пятнадцатикилограмовыми блинами.

Пятьдесят килограмм. Для ребят моего возраста это некий знаковый вес. Все же, не хухры-мухры. Больше, чем одного себя подымаешь. Однако для меня это был только начальный подход.

Дима Чирков, о котором говорили ребята, уже сделал свой подход. Я был за ним следующий. Пятьдесят килограммов он толкнул удачно и даже легко. И это давало надежду на интересное противостояние.

Все же, в рывке, у меня было однозначное лидерство, и я не чувствовал никакого азарта состязаний, какой накатывает, когда борешься с серьезным противником. Даже борьбы с самим собой я не чувствовал. А ведь она, эта борьба — неотъемлемая часть жизни любого атлета, особенно штангиста.

Однако, во время рывка, я находился в полной уверенности, что возьму все заявленные веса. Так и вышло. Соревнования шли спокойно и ровно. Признаться, стали они казаться мне даже скучными в определенном плане. Ну а, с другой стороны, я чувствовал спокойную уверенность в своей победе. Чувство этого превосходства тоже грело душу.

Я опустился к штанге, взял прохладный гриф в свои натертые магнезией ладони. А потом вставил спину, готовясь к снятию.

Когда протяжный звонок раздался из коридора, я сразу не понял, в чем дело. Казалось, никто не понял. Зрители зарокотали, когда звонок, звучавший, точно как школьный, даже и не думал прерываться.

В жюри стали переглядываться и шептаться. Судьи-рефери закрутили головами.

А потом завхоз ворвалась в спортзал и зычно закричала:

— Пожар! Горим!

Почти сразу началась суматоха. Дети повскакивали со своих мест. Поднялось все жюри.

— Дым в раздевалке для девочек! — Взвизгнула завхоз, решив, видимо, что она была недостаточно убедительно.

Я встал от штанги.

— Внимание! — Громко сказал вдруг председатель Жюри, когда раздались первые крики паники, — Никому не паниковать! Детям построиться подвое и покинуть помещение спортзала!

— Я сказал, выстроится по двое! — Кричал председатель жюри. — Выстроится в строй и…

Он кричал и раздавал команды. Ребята быстро, без паники встали и собрались в очередь, которую немедленно стали выводить парни постарше. Я тоже соскочил с помоста и вклинился в общий поток.

Когда попал в коридор, увидел, как сильно там дымит. Клубы густого серого дыма заполнили все пространство спортивной школы от волейбольного спортзала до самой мужской раздевалки. Казалось, воздух вокруг загустевал, когда дым все сильнее и сильнее распространялся всюдуг. Даже у зала тяжелой атлетики появилась плотная дымка, сквозь которую уже тяжело было пробиться взгляду.

Я почти сразу почувствовал, как засвербило в носу от дыма. Потом стало щепать глаза, и неприятная резь появилась в горле.