— Начистоту хочешь? — благодушие с лица хозяина сошло. — Хорошо, давай начистоту. Сивер, чего гостя в дверях держите, крепите его на место.

Меня подтащили к блоку в центре комнаты. Надели ошейник, защёлкнули замок. Цепь подтянули так, чтоб я мог стоять только вытянувшись. Ни влево, ни вправо не дёрнуться. Руки сковывать не стали, положились на скотч.

— Начистоту, стало быть. Ну гляди, Дон, расклад на сегодня такой. В Загоне бедлам, Контора раскрыла заговор против неё. Догадываешься, кто во главе? Правильно, дружок твой Мёрзлый. Его ещё вчера вечером взяли, в ЦБ. И штурмовиков его, прикинь? Говорили, крутые, на кривой кобыле не объедешь, а спеленали точно младенцев. Прибыли вараны из Золотой зоны и всё стадо разом захомутали. — Гвоздь хихикнул. — Как в анекдоте: медленно спустились и отымели, хех.

— Складно рассказываешь, как будто сам там был.

— Сам не был, врать не стану, да и на кой мне туда. Но роликов по сети гуляет немеряно, на любой вкус. Хошь со стрельбой, хошь без. Кто выжил, отправили в яму. Половину фермеров туда же. Хех, из ямы в яму, умора. Дряхлого, Матроса. Вот уж на что фигуры были нерушимые, но Контора и их раком поставила. Сейчас по всему Загону шмон идёт, ищут тех, кто спрятался. В каждое поселение отправили списки причастных. Отдельный список, кого живым брать, отдельно — кого мёртвым можно. Напротив имён — сумма в статах. Ты мне, собственно, без надобности. Это Сивер на тебя зуб точит, а мне плюнуть да послать. Ты ни в одном списке не числишься. Ноль, не нужен никому. А вот Алиса другое дело. Мало того, что она дочь Мёрзлого, она ещё его помощник и соучастник. Она живой нужна, за живую дают два миллиона статов. — Гвоздь сглотнул. — Это охренеть как много. Я за год столько не собираю. Да с такими деньжищами… Я бассейн себе построю! Ей богу. И ещё что-нибудь. Театр! Любишь театр, Дон?

— Цирк люблю.

— Тоже искусство. У меня как раз на площади турник свободен, могу подвесить. Как тебе идея?

— Хреновая. Алиса где?

Гвоздь кивнул.

— Я знал, что ты ради неё прискачешь. Сивер не верил, говорил, что ты умнее, чем кажешься. А я сразу сказал — придёт. Что, зацепила она тебя? Ну ещё бы, девка-то самое то. Будоражит? Я вот думаю: в списке указано живая чтоб, а про то, чтоб не помятая, ни слова. Вот я и хочу сначала побаловаться? А, как считаешь? Сам-то пробовал её? Хорошо подмахивает?

У меня ни один нерв не дёрнулся. Гвоздь, дурак. Чего он добивался? Завести меня хочет? Месяц назад или даже неделю у него бы получилось. А теперь я научился глушить в себе зверя, и включать, только когда потребуется. Это ставит наногранды под контроль и уменьшает расход.

— Не знаю, попробуй. Расскажешь потом.

Гвоздь сощурился.

— Ты и в самом деле умнее. Только знаешь, она ведь про тебя красиво говорила, типа того, что спасёшь её. Было у вас что-то, не отпирайся. Да, другой ты, другой. И не злишься совсем, хоть и под дозой… Значит, мысль держишь какую-то. Какую, Дон? Совсем ничего не боишься. Совсем. Не вспотел ни разу. Непорядок это. Чего пришёл-то?

— На тебя посмотреть. Соскучился.

— Смешно. Не хочешь говорить — твоё дело. Только я всё равно выпытаю. У меня все говорят, хех, даже немые, — он обернулся к Капустину. — Готовь инструмент.

Садист подкатил столик, поставил его аккуратно с боку, но так, чтоб я каждый нож, каждый крючок и щипцы мог видеть. Но я смотрел по сторонам, считал людей и шаги. Прямо передо мной Гвоздь — два шага. Справа Сивер — шаг. За спиной двое автоматчиков. Я слышал их дыхание и шарканье подошв. Сколько до них? Пусть пять шагов. Круг замкнулся.

— Круг замкнулся.

— Что? — не понял Гвоздь. — Ты о чём?

— Не обращай внимания. Начинай.

— Торопишься? Ну-ну. Приступай, Капустин.

Садист рванул на мне рубашку, длинным хирургическим ножом разрезал рукава. Ещё один разрез, и я уже по пояс голый. Гвоздь удивлённо свёл брови, уставившись на мой торс.

— Чего это с тобой?

— Обгорел. Новая кожа нарастает.

— А, вон как. После Капустина не нарастёт.

Мне стоило много нервов, чтобы не вздрогнуть, когда к коже прикоснулось холодное лезвие ножа, но именно оно подстегнуло меня к действию. В следующее мгновенье я уже смотрел на себя глазами Капустина. Развернулся к Гвоздю и ударом в челюсть отправил его в нокаут. Дальше Сивер. Удар в солнечное сплетение, квартирант повалился на пол, думая лишь о том, как ухватить ртом воздух. Управлять Капустиным оказалось одно удовольствие: податливый, сильный и, несмотря на видимую рыхлость, быстрый. С автоматчиками разобрался по киношному, просто взял их за головы и столкнул лбами. Звук получился хлёсткий, в унисон задыхающемуся Сиверу.

В голове начала постукивать кровь, жилы на висках вздулись. Нужно торопится. Шагнул к себе, разрезал скотч на запястьях, сорвал замок с ошейника, потом отступил к стене и, превозмогая инстинкт самосохранения, несколько раз чиркнул ножом по левому предплечью.

И вернулся в себя.

Тело дрожало от слабости. Сколько я пробыл в Капустине? Меньше минуты. Это нормально, расход нанограндов небольшой, сил ушло немного. Но скачок резкий. В голове били барабаны, их пытался перебить вой. Мне потребовалось секунд пять, чтобы полностью прийти в чувство и сообразить, что вой — это Капустин.

— А-а-а-ы-ы-ы…

Он смотрел на вытекающую из разрезов кровь и кривил рот. Не привык, когда самого свежуют? Я взял со столика тесак и рубанул его под основание черепа. Повернулся к автоматчикам. Оба не двигались. Подошёл и добил тем же тесаком. Ничего не поделаешь, война, будет хуже, если они очнуться, а я к ним спиной стою.

Сивер всё ещё хрипел, но уже приходил в чувство. Потянулся к револьверу, но слишком медленно. Я пыром ударил его в лицо, разбивая губы в лепёшку. Он заскрипел:

— Дон, пожалуйста…

— Кто тебе наплёл, что это я Ванюшку твоего?

— Гоголь…

О, как, снова всплыло. Куда не наступи, обязательно вляпаешься. А ведь сначала человеком казался. Найду его, подзатыльником не отделается.

— Дурак ты, Сивер. Гоголя там рядом не стояло, а вот что ты со Звездуном сделал — это зря. Это очень зря. Жаль, времени нет, тороплюсь, а то бы я тебя на лоскуты порезал. Но Звездун не злой чувак был, поймёт меня.

— Дон, нет…

— Пошёл ты.

Я рубанул его тесаком в пах, рассекая разом всё выпуклое. Кровь хлынула напополам с мочой. Сивера переклинило от боли, он заскрёб ногтями по полу и пустил пузыри изо рта.

— Лежи подыхай. Пока истекать будешь, подумай о своём поведении.

Начал подавать признаки жизни Гвоздь. Я нацепил на него ошейник, подтянул цепь. Он задёргался, я подтянул выше.

— Ты… Шлак!

У меня к нему было несколько вопросов, но пока я не стал задавать их. В первую очередь необходимо вооружиться и подобрать себе новую рубаху, а то негоже по Квартирнику с голым торсом расхаживать. Вдруг кто войдёт, а я в неглиже. Некрасиво.

Один из автоматчиков подходил мне по комплекции, рубашка, правда, не загоновская, обычная зелёная военного образца с укороченным рукавом, наверняка, на местном вещевом складе со времён Разворота остались, в таких здесь многие щеголяют. Я брезговать не стал, прошли те времена, когда от вида трупов вздрагивал, стянул рубаху с мертвяка, надел. Нормально подошла. После осмотрел калаши, один взял себе. Рассовал по карманам брюк четыре запасных магазина, в грудной поместил планшет Гвоздя, тесак сунул сзади за ремень. На обратном пути склонился над Сивером, забрал револьвер. Квартиранту он уже не нужен, а Алисе пригодится.

Вот теперь можно и поговорить. Пока я прибарахлялся, Гвоздь пучился на меня ненавистническим взглядом и матерился, угрожая использовать весь список изобретённых человечеством пыток. Я не стал тратить время на увещевания, дескать, удовлетворишь мою любознательность, и всё будет хорошо, просто взял скальпель и воткнул ему в плечо.

Гвоздь взвыл:

— Шлак! Падла!

Я взял второй скальпель и воткнул во второе плечо, и предупредил: