С Шумом всё было проще. Гук не зря рекомендовал его. Дельный мужик. Он вынул пулемёт из маски, разобрал, вычистил, снова собрал и установил на место. Примерился к оптическому прицелу, вставил ленту. Осталось передёрнуть затвор, и можно бить на поражение.

Пока разбирались с имуществом и обязанностями, стемнело. Желатин продолжал возиться с мотором, Шум и Харитон разожгли костерок, вытащили из бардачка немецкую каску, налили в неё воды и поставили на огонь. Покрошили листья, добавили горсть риса, вскрыли банку тушёнки. Неплохое блюдо получится, наверное. Солдатский кулеш с крапивницей.

Я сидел на башне, вглядывался в склоны оврага. Где-то на периферии возникло ощущение чужого присутствия, но тут же пропало. Скорее всего, пёсо. На него и лизуна интуиция реагировала спокойно, изображая всего лишь лёгкий дискомфорт. Оно и понятно, с пёсо я справлюсь голыми руками, даже если прискачет целая стая. Они, конечно, вёрткие, и нападают, повинуясь былому собачьему инстинкту, всей сворой, но если им показать собственную звериную сущность, то они и не нападут вовсе. А лизуны вообще не опасны… Матрос говорил, они телепаты, контролируют разум всех прочих тварей, на людей не покушаются, хотя случайно поранить могут, всё-таки мутанты, и когти у них заточены не по-детски…

Плечи свело судорогой — и уже почти забытый липкий ужас из катакомб начал обволакивать сознание.

— Все в танк, — стараясь сдерживать дрожь в голосе, прохрипел я.

— Тут всего ничего осталось, — увлечённый работой проговорил Желатин. — Ща пару винтиков подкручу и…

Он вёл себя спокойно. Всё верно, обычные люди этот ужас не чувствуют, он предназначался только мне.

— В танк! — прорычал я, запрыгнул внутрь через командирскую башенку и с грохотом захлопнул обе створки люка.

Ни Шум, ни Харитон не стали ждать объяснений и, позабыв про ужин, бросились к танку. Люди, привыкшие жить на диких Территориях, сначала ищут укрытие и лишь потом задают вопросы, так шансов выжить больше. Желатин замялся. Вся его жизнь прошла в относительной безопасности Загона, либо внутри защитных стен внешних постов, отсюда некоторая безалаберность в действиях. Однако увидев, как лезут на броню, отталкивая друг друга, Шум и Харитон, бросил инструмент и прыгнул вслед за ними.

Несколько минут ничего не происходило. Я молчал, вглядываясь в смотровые щели командирской башенки и прислушиваясь к ощущениям. Ужас приближался и становился осязаемым. Я не видел его, но мог пощупать. Лицо стало мокрым от пота, по коже бежали мурашки.

Лёгкий стук по пустой бочке — дзинь! Словно чем-то железным ударили. Но не сильно. Хрустнула ветка, зашуршали листья.

Возле танка кто-то ходил.

Один.

Вроде бы остановился возле костра. Послышалось пыхтение, потом снова звон — каска с кашей покатилась по земле.

Дыхание стало прерывистым и хриплым, словно у простуженного. Твою мать, что ж ты всё ходишь, что ж не успокоишься никак? Если я потревожил тебя в катакомбах… Ну прости, не нарочно. Это зайцы меня туда зафигачили, им ты уже отомстил. А я не виноват. Успокойся. Уйди!

Ужас обошёл панцер по кругу и начал отступать. Он как будто услышал мои мысли и ответил: да. Что «да»? Что я не виноват, или что корень проблемы в этих косоглазых животных, которых он потом пошинковал на бефстроганов?

Тишина. Видимо, одного ответа вполне достаточно. Надеюсь, он больше никогда не припрётся.

— Ушёл.

Я открыл створки, и глубоко вдохнул холодного ночного воздуха. Вытер лицо ладонью, снова вдохнул.

— Кто там был? — спросил Желатин.

— Без понятия. Как-то у меня не возникло желания здороваться с ним и выяснять, кто он и откуда.

Следом за мной из танка выбрался Шум. Он подошёл к теплящемуся ещё костерку, поднял опрокинутую каску.

— Сука, ужин испортил. Ладно бы сам сожрал или с собой унёс, а то на землю вывалил.

— Это не тварь, — покачал головой Желатин.

— А кто тогда?

— Проводник, — уверенно заявил водила. — Только проводники могут ночами по Развалу в одиночку шастать.

— Ага, и сосать кровь лысых упырёнышей вроде тебя, — хмыкнул Шум.

— Зря смеёшься. Я знаю, что говорю. Я с проводниками сталкивался вот как с тобой сейчас.

— И чем они от прочих людей отличаются?

— Чем? Да почти ничем. На вид такие же. Только внутри — твари.

— Ты вскрывал их что ли?

— Да это же… — Желатин растопырил пальцы, словно пытался что-то удержать. — Это головой понимать надо! От него несёт этой… этой… Воняют они! Как псы помойные… Запах, он как паспорт для них.

— И что, все воняют?

— Все.

— То есть, — Шум слегка подался к нему, — если рядом с тобой окажется проводник, ты сразу его почуешь?

— К гадалке не ходи, — выпятил грудь Желатин.

— Ага, отныне буду спать спокойно. Надеюсь, ты предупредишь нас, если кто-то из них рядом окажется.

Я не стал дальше слушать ту чушь, которую нёс Желатин. Отошёл к мосту, прислонился плечом к опоре. То, что несло с собой ужас, больше ничем о себе не напоминало, как будто и не было его никогда. Но оно было, и направилось в сторону станции. Где-то неподалёку мог быть ещё один вход в катакомбы. Выбравшись однажды на свободу, это существо просто бродит по Территориям, не давая покоя ни людям, ни тварям. Чего ты добиваешься?

Загремела жестянка, покатилась, ударилась о кирпич. Источником грохота был Шум, я срисовал его ещё до того, как он встретился с мусором.

— Чёрт! — выругался пулемётчик. — Набросали всякого хлама.

Он подошёл, встал рядом.

— Кого выглядываешь, Дон? — и не дожидаясь ответа, сказал. — Смешной этот Желатин, да? Проводников чует, — он хихикнул. — Их не почуешь, пока они тебя за жопу не возьмут, об этом даже дети знают. А вот ты… ты странный. Я как увидел тебя, сразу понял: не то что-то. Только без обид, Дон, ладно? У меня нет желания ссориться с тобой. Просто я понять пытаюсь, как так получилось: чует Желатин, а предупредил ты.

Я устало вздохнул. Открутить бы ему голову, чтоб вопросов не задавал и чтоб не думал, о чём не просят. Когда хватятся, скажу, не видел, ушёл куда-то. Ночью искать не станут, а до утра твари так кости обгложут, что никто не опознает, чьи.

Но пулемётчик он хороший, пригодиться, да и человек вроде позитивный.

— Ты же не дурак, Шум, должен знать, что под дозой интуиция лучше работает.

— Ну да, ну да. А чё хоть почуял-то?

— Да кошки в душе заскреблись, вот и предупредил вас бестолочей, чтоб остерегались. Мало ли кто в эту пору по оврагу ходит. Вдруг ревун?

— Ревун? А чё, может и ревун. Там, кстати, у костра след нашли, похоже, от костыля. Ревун с костылём, хе. Одноногий он какой-то получается.

Ночная тишина вздрогнула от рёва двигателя. Эхо всколыхнуло листья на кустах, протянуло гарью. Желатин завёл-таки панцер.

— Свершилось, — перекрестился Шум. — А я не очень-то и верил.

— Не твоя обязанность верить или нет. Пошли.

Едва мы заняли места, Желатин выжал акселератор, потянул поворотный рычаг на себя. Панцер лязгнул гусеницами, развернулся, распахивая дёрн под собой до голой земли. В свете фар замельтешили запрыгали тени. Танк медленно двинулся по дну оврага, уверенно подминая под себя кусты, деревья, кучи мусора.

Слева возникло дерево, возле которого меня когда-то подловили Харитон и его сотоварищ.

— Узнаёшь? — крикнул я своему заряжающему.

Он расслышал с трудом. Гул стоял неимоверный, внутренняя связь не работала.

— Дружок твой с арбалетом куда делся?

Харитон чиркнул пальцем по горлу. Понятно.

— Дон! — позвал меня Желатин. — Где выезд из этого долбаного оврага?

Собрался было ответить: а я знаю? — но прикусил язык. Достал планшет, открыл карту. Выезд однозначно должен быть, забрался же этот панцер в овраг каким-то образом. И приехал он с запада, со стороны Полынника. Овраг тянулся туда же. Ни ответвлений, ни иных каких-то указателей, только чуть дальше длинный железнодорожный мост. Впрочем, и не мост это вовсе, а земляная дамба, разделяющая овраг на две части. Вряд ли кто-нибудь удосужился проделать в ней проход для немецких танков. Получается, тупик. Ну и куда ехать дальше?