– Не сразу, но ее гнев относительно быстро стих, после того как я уехала от нее, защищая себя и эту местность. Затем, и это тоже было неожиданно, моя бабушка стала выглядеть очень испуганной. Я никогда до этого не видела ее в таком состоянии. Она буквально умоляла меня не возвращаться сюда. Наконец она стала говорить мне те же вещи, о которых позже рассказала тебе. Это касается гибели моего деда и дядьев. Речь шла о том, что их смерти выглядят как несчастные случаи, но она называла их убийствами.

– Леди Макиннес ни разу не сделала столь далеко идущих выводов в беседе со мной, хотя смысл ее высказываний был достаточно понятен. Но говорила ли она тебе когда-нибудь о доказательствах? Подозревала ли кого-то конкретно? Это она обвинила во всем Мать?

Джоанна замолчала, и Гэвин мог явственно видеть, какая борьба происходит сейчас в ее душе.

– Джоанна, когда ты впервые заподозрила Мать?

Их взгляды пересеклись, но она продолжала молчать.

– Скажи мне, Джоанна, – настаивал он. – Это наше общее дело.

– Эта битва моя. Не твоя.

– Нет, – он покачал головой. – Возможно, так и было до того, как я приехал сюда. Но, по крайней мере для внешнего мира, я являюсь владельцем замка Айронкросс. И теперь, особенно после всего, что произошло сегодня вечером, все это непосредственно касается и меня.

Ее глаза сверкнули.

– Сегодняшний вечер тебя ни к чему не обязывает, хотя… – Она подняла руку, призывая его к молчанию. – У тебя тоже может быть интерес в этом деле из-за пожара, случившегося в твоей комнате прошлой ночью. Ты ведь знаешь, что он не был случайностью. Кто-то побывал здесь. И пытался уничтожить тебя! – Она долго смотрела на красные рубцы на своих руках. – Пожалуй, ты прав. Твоя жизнь в опасности, и ты имеешь право знать.

– Страх смерти не имеет никакого отношения к моему желанию узнать истину. Но сейчас мною движет другое – то, что ты рядом со мною, ты жива, ты не прячешься и ты в безопасности.

Она посмотрела на него сияющими глазами. Любовь, которую Гэвин увидел в их глубине, заставила его дыхание прерваться.

И тут же в дальнем уголке его памяти всплыла жгучая боль тягостных воспоминаний о смерти, о тех, кто уже умер, о тех, кто любил его.

– Так когда ты впервые стала подозревать Мать? – еще раз упрямо повторил он, и даже для собственного слуха его голос прозвучал грубо. – Насколько я наслышан, до этого пожара вы с ней были большими друзьями.

– Да, мы были дружны, – признала она. – В сущности, одно время я была настолько глупа, что восхищалась ею. Я даже защищала ее.

– Защищала ее? От кого?

– От моей бабушки, разумеется.

– Разве леди Макиннес недолюбливала ее? Она хорошо знала Мать?

Джоанна покачала головой.

– За все годы, пока Макиннесы были владельцами этих земель, моя бабушка, насколько мне известно, провела здесь очень мало времени. Поэтому я не могу себе представить, что у нее была возможность проводить достаточно времени в аббатстве и, в частности, с Матерью. Но, как я тебе уже говорила, после того первого лета, когда я вернулась отсюда, именно мои рассказы о беседах с Матерью и то, как я ее восхваляла, больше всего обеспокоили мою бабушку.

– Значит, именно в тот момент ты выступила в ее защиту?

– Да, – кивнула она. – Это было ошибкой. Сейчас я это понимаю.

– Но объясняла ли тебе бабушка причины своей тревоги?

Джоанна снова медленно кивнула.

– Конечно. Бабушка ненавидела Мать, поскольку та несла ответственность за все смерти в замке Айронкросс. Разве этого недостаточно?

– Да, – мрачно произнес он. – Этого вполне достаточно… если это правда. Но о каких доказательствах она говорила?

В этот раз Джоанна замотала головой.

– Она не проявляла желания упоминать что-либо конкретное. Именно по этой причине я весьма усердно защищала Мать. Но я была так наивна… – с горечью проронила она, рассеянно водя рукой по одеялу.

– Джоанна, расскажи мне, что случилось! – Он постарался, чтобы его голос звучал ободряюще. – Помоги мне понять, что ты чувствовала тогда и что видела.

– В ту осень, возвратившись в Стирлинг, я была полна радужных мечтаний. В течение лета у меня была возможность встречаться и работать с Матерью и другими женщинами из аббатства. Тогда они были для меня самыми замечательными людьми на земле. Они были добры и преданны своему делу. Я помню, что поразилась силе их веры и удивительной сплоченности, с которой они помогали своей пастве и защищали ее. С чувством восхищения, укоренившимся в сознании, я возвратилась ко двору и обнаружила, что моя бабушка называет духовного лидера этих людей «дочерью самого Сатаны». – Джоанна сокрушенно покачала головой. – Что я только ни говорила, как ни умоляла ее, она наотрез отказывалась сказать больше. – Джоанна судорожно сжала руку в кулак. – Я была воспитана таким образом, что не верила в придворные сплетни. И никогда не принимала участия в пустопорожней болтовне. Теперь же оказалось, что самый близкий человек, прививший мне определенные жизненные ценности, ожидал, что я приму ее слова без всяких возражений. Бабушка потребовала, чтобы я держалась от Матери и женщин, которых она собрала вокруг себя, подальше.

Гэвин положил ладонь на ее руки, что заставило Джоанну вновь поднять глаза.

– Но когда ты снова вернулась в горы следующей осенью, то, несмотря на ее просьбы, опять отправилась в аббатство.

– Так и было, – прошептала она. – То, что я решила пойти против воли бабушки, причиняет мне сейчас боль.

– И тогда что-то произошло.

– Да, кое-что произошло, – подтвердила она, и ее взгляд затуманился воспоминаниями. – Во время моего последнего посещения аббатства я случайно услышала разговор о собрании, которое должно было вскоре состояться. Речь шла о некоем ритуале для женщин. Мое любопытство взыграло, и, поскольку меня не пригласили, я была решительно настроена на то, чтобы выяснить об этом деле все, что только удастся.

Гэвин обратил внимание на то, что ее руки вцепились в одеяло, и крепко взял их в свои ладони. Она глянула на него, почти испуганная этим жестом внимания.

– Где произошло это собрание, Джоанна?