Подкинув в камин очередное полено, Гэвин задумчиво следил за сумбурной игрой языков пламени. По дороге из аббатства он попытался вспомнить все, что узнал от леди Макиннес, прежде чем покинул шотландский двор, поскольку хронология событий, представленная ею, была единственной достоверной информацией, которой он располагал.

Но с момента приезда в замок Айронкросс ему так и не довелось услышать от кого-либо подробный рассказ о произошедших событиях, в том числе и от Джоанны. Гэвин полагал, что она слишком пострадала от случившейся трагедии и наверняка психика девушки травмирована, чтобы считать ее суждения рациональными или объективными.

А как же быть с Матерью?

Опершись рукой о резную панель, Гэвин вспомнил острые как лезвие черты лица старой женщины. Она являлась весьма значимой фигурой (это не вызывало сомнений) и была очень умна, поскольку владела искусством говорить столь резко и внушительно, а действовать напористо и результативно, не имея за спиной никакой реальной поддержки, и даже пугать собеседника упоминанием сверхъестественных сил. «Как бы то ни было, – подумал Гэвин, – такая защита была для нее наиболее эффективной из всех возможных».

Однако нельзя было забывать и о нескольких фактах покушения на его жизнь. Он до сих пор помнил запах обгоревшей ткани балдахина, свисавшего над кроватью, а от его килта по сей день исходил острый запах высыхающей шерсти. Некто пробрался в его комнату прошлой ночью и поджег постель. Если раньше у Гэвина не было времени, чтобы подумать об этом, то сейчас он был абсолютно уверен, что это происшествие не могло быть результатом какой-либо случайности. Фитильную лампу он тогда погасил, зажженных свечей в комнате не было, а угли в камине находились слишком далеко от камышовых циновок, чтобы вызвать пожар. Нет, это не было случайностью.

Кроме того, Гэвин пришел к выводу, что пришелец был человеком из плоти и крови, а вовсе не демоном, вызванным заклинаниями из ада, как хотела бы уверить его Мать. Кто бы ни побывал здесь, он был одним из обитателей замка, в этом лорд был почти уверен. Несомненно, эта личность наблюдала за повторяющимися из ночи в ночь состязаниями за обладание портретом Джоанны, поскольку знала, что у него крепкий сон. Именно поэтому у предполагаемого убийцы хватило смелости перед поджогом закрыть ставни в его комнате в надежде на то, что жертва попросту задохнется в густом и едком дыму.

Слабый щелчок отодвигаемой задвижки и легкий скрип панели, поворачивающейся в петлях, мгновенно вывел Гэвина из состояния мрачной задумчивости, а все его неприятные мысли тут же испарились. Он выпрямился у огня и с надеждой посмотрел в направлении потайной двери. Когда Джоанна вошла и закрыла за собой панель, ее фигура в свете огня темным силуэтом вырисовалась на фоне стены.

Она пришла, как он и предполагал.

Девушка нерешительно прошла в комнату и встретила его приветливый взгляд. «Боже мой, – подумал Гэвин, – как она прекрасна!» В этот раз, правда, не с таким изумлением, как при первой встрече, Гэвин позволил себе пристальным взглядом внимательно рассмотреть ее лицо. Она была права, когда сказала, что теперь уже не та девушка с портрета. Черты ее лица стали несколько тоньше, кожа бледнее, глаза еще больше, взгляд самоувереннее, а губы – полнее. В сочетании все это производило еще более ошеломляющий эффект, чем немыслимая красавица, прикованная кистью художника к холсту.

Сегодня вечером она по-новому зачесала свои золотые волосы, и взгляд Гэвина последовал за водопадом этого роскошного подарка природы, ниспадавшим по ее груди почти до пояса. На ней была все та же старая одежда большого размера, что и в прошлую ночь. Это одеяние, похоже, было специально создано для того, чтобы скрыть все следы женских округлостей, хотя и доходило ей только до икр. Тем не менее, глядя на гладкую, цвета слоновой кости кожу, открытую над линией квадратного выреза платья, Гэвин ощутил, как теплая волна возбуждения нарастает в его чреслах. Он вспомнил, как вчера ночью ласкал то, что было спрятано под этой нелепой одеждой. Гэвин с удовольствием отметил скульптурную красоту ее ног, выглядывающих из-под подола платья и обутых в мягкие стоптанные башмаки. Обожженная ткань вокруг подола напомнила ему о том, насколько близка она была к тому, чтобы во время пожара пострадать самой.

Внезапно его задумчивое состояние прервалось, когда он увидел забинтованные кисти ее рук, оттягивающие низ платья в попытках прикрыть оголенные ноги. Удивленно наблюдая за ее действиями, он был вознагражден открывшимся через вырез платья видом верхней части ее роскошной груди.

Темно-синие глаза Джоанны сверкнули, когда она убедилась в тщетности своих усилий, и ей не осталось ничего больше, кроме как скрестить руки на груди.

– Итак, ты вернулась.

– Я ведь говорила, что сдержу слово.

Глаза Гэвина снова невольно блуждали по очертаниям ее тела.

– Но я не хочу, чтобы ты подумал… – дрожащим голосом сказала она. – Я вернулась сегодня вечером, только чтобы…

Даже в ее голосе ощущался волшебный отзвук необычного, неземного создания. «Она напоминала прекрасного ангела, посланного для присмотра за обитателями этого опасного и изменчивого мира», – подумал Гэвин, ожидая, когда она вновь заговорит.

Джоанна казалась расстроенной и, вздохнув, продолжила:

– А то, что произошло между нами прошлой ночью… я не хочу, чтобы ты думал…

– Ты не хочешь, чтобы я думал, что обязан тебе жизнью! Она сначала кивнула, но потом замотала головой.

– Нет, не о том речь.

Гэвин невозмутимо продолжал:

– И ты не хочешь, чтобы я думал, что ожидаю опеки с твоей стороны.

Она снова замотала головой.

– Я вовсе не это имела в виду. Я хочу сказать…

– Ага, значит, я обязан тебе жизнью и ты будешь опекать и защищать меня, – продолжал он поддразнивать ее.

Джоанна пристально посмотрела на него, прищурив глаза. «Она быстро начинает сердиться», – отметил Гэвин, припоминая их короткое знакомство прошлой ночью. И это нравилось ему в ней.

– Это совсем не то, что я собиралась сказать. Ты не даешь мне закончить мысль.