— Мне всё равно, — признаюсь. Было бы кого приглашать. Может, можно было бы собраться в тихом семейном кругу. Но Сашуля вряд ли, вырвется, моя мать по-прежнему со мной не разговаривает, только отец. Родители и друзья Димы.

— Сыыын. — слышу протяжно на выдохе. Что я только что пропустила?

— Что, что. — переспрашиваю взволнованно и непонимающе.

— Сын, Лисичка. — Дима наклоняется, целует меня в лоб и упирается в него своим. — У нас будет сын.

Прежние страхи мгновенно скручивают моё сознание, сын, мальчик, двадцатая неделя. Дальнейшее происходит как в тумане, мы идём в кабинет к доктору, она довольна моим состоянием и моими показателями, всё в норме, всё как нужно и как положено. Волноваться не о чем.

Выйдя из клиники, я как мантру повторяю эти сказанные доктором слова. Вроде меня садят в машину, но мы, не двигаемся. Да, действительно не двигаемся, стоим.

— Лисичка, отомри уже, что с тобой, ты не рада, хотела дочку. — в его голосе сейчас столько волнения и недоумения.

— Нет, да, нет, — слёзы подступили и готовы сорваться в любую секунду, — мальчик, двадцать недель. — реву, плотину прорвало.

— Не понял. — Димочка в очередной раз крепко меня обнимает, и пытается собрать из моей несвязной речи суть проблемы. — Это всё ерунда Лисичка, слышишь меня, ерунда. Ты абсолютно здорова, сама же врача слышала, и с малышом всё в порядке, перестань себя накручивать. Ок.

Я киваю куда-то ему в грудь, там, где насквозь промокла рубашка. Сильней втискиваюсь в него, хочу срастись и не думать ни о чём, пусть он нас двоих в себе носит до родов.

— Маленькая моя, поехали домой.

— Фигушки, мне на работу надо, я только до обеда отпросилась. — Дима печально вздыхает.

— Поехали хоть покормлю вас, за одно и поговорим. — напрягаюсь.

Скажите с чего вдруг так напрягаться. Что он может мне такого наговорить. Я увидел, ребёнок настоящий, он будет плакать, какать, кушать, и меня это будет бесить. Вы мне не нужны. Я дура.

— Лисичка, — привлекает моё внимание мужчина, едва отходит официант. — я давно уже об этом думал, но… с тобой страшно говорить, ты можешь разревется в любой момент. — ну вот началось, кажется я и сейчас разревусь. — Я понимаю, моя квартира тебе чем-то не нравиться, ты там постоянна напряжённая, скованная… сама не своя. Но дольше тянуть просто нельзя, тебе пора переехать ко мне. Надо готовиться к рождению малыша, пол нам известен, крась стене, клей обои, покупай мебель, вещи, что ещё нужно. На носу новый год, я хочу провести его вместе. Хочешь, можем поехать к моим, хочешь к твоим, — я морщусь, — хочешь, завалимся к Нику с Леськой. Хочешь, посидим только втроём, — боже, он и о Женкьки вспомнил. — но уже у нас дома. Хочешь, купи большую ёлку, у меня нет вообще никакой, делай что хочешь. Только давай уже жить вместе.

Слёзы всё-таки полились, вот сколько можно додумывать того чего нет, сколько можно сомневаться, бояться. Это я или беременные гормоны. Я хочу, хочу всего этого, и переезд, и украшать гостиную к новому году, и встречать его хоть с кем угодно хоть только втроём.

— Втроём не получится, Сашка обещала приехать на новогодние каникулы.

— Значит вчетвером, наконец, познакомлюсь со старшей. — Я самая, счастливая, только ещё бы поесть и станет совсем хорошо.

— НЕЕ, не, не, не, неее, — канючила Женька. — Я запарилась переезжать, можно я тут жить останусь.

— Ты сума сошла, я не оставлю тебя одну жить, ты ещё несовершеннолетняя.

— Сашка тоже была несовершеннолетняя, когда переехала в Питер, а это на минуточку другой город, очень далеко от нашего.

— Сашка была несовершеннолетней недолго, а тебе до него еще семь месяцев.

— Мне в школу ездить далеко и долго.

— Тебя будем отвозить мы или водитель. — вмешивается Дима. — Мама права, Евгения, одной тебе жить пока рано, да и не к чему. — Женька нахмурилась, на пример отца. — предлагаю посмотреть будущий дом и обсудит этот вопрос на месте.

Димочка знает, чем завлечь, Женькины глаза расширились, только от того, как открывалась дверь. Не говоря уже о системе умный дом.

— А у меня и комната своя будет?

— Безусловно, в квартире кроме гостиной, есть ещё три жилые комнаты.

— А сколько не жилых? — любопытная хитрюшка.

— Есть кухня, мой кабинет и два санузла. Разумеется, прихожая.

— Квартира зачётная, а я тоже смогу дверь отпечаткам открывать.

— Сможешь, внесу твою биометрику и сможешь. В школу тебя будет, отвозит штатный водитель, забирать тоже.

— Сама вернётся, — вмешиваюсь теперь я, — нечего человека напрягать. — Женька кривится.

— Ну, при таком раскладе, я согласно, можно перевозить вещи. Можно уже называть тебя папа Дима. — подкалывает мужчину, мою неуёмная дочь.

— Начинай, доча. — не остается в долгу Дима.

Мартовское небо всё ещё холодное, но уже приобретает яркий оттенок, пуская весну в свои полноценные права. Оно пестрит редкими облаками, не предвещая в ближайшие дни дождей. Мартовское небо, я смотрю в него из окна, потому что смотреть вниз мне хочется гораздо меньше. На столе стоит огромный букет, подаренный мне на восьмое марта, три дня назад. Я скучаю.

Дима на работе, Женька в школе, я в декрете. Скоро придут рабочие, снимать уже вторые обои в детской и готовить стены к покраске. Я скучаю. Купленная мебель лежит на складе магазина и ждет отмашки к доставке, а у нас не готова детская. Я скучаю. Вчера пыталась погулять, но толпа снующих туда суда людей, только больше раздражает. Стеклянно-бетонные стены зданий давили, отражающие в них лучи, как будто искусственного солнца, слепили. Вечером плакала, Дима держится, мне кажется, из последних сил. Я скучаю.

Здесь нет запахов, нет воздуха, нет тишины, полное отсутствие уединения. Маленькие насаждения из кустарников трудно назвать даже сквером, как гордо его именую живущие неподалёку люди. Я скучаю. Я так жгуче чувствую эту хандру. Закрываю глаза, и мне чудится маленькое озерко, уточки в нём, что не улетают на юг. Скромные скамейки и вековые деревья, дающие тебе почувствовать свежесть ранней весны. Они уже, просыпаются, готовые пустить почки и одеться в зелень разных оттенков. Я скучаю. По тебе мой парк, я не я, без тебя. Неприятная тяжесть лежит на моей душе, я чувствую эту пронзительную тоску, я скучаю.

Телефон звонит, заставив меня вздрогнуть всем телом. Отправляю в духовку мясо и принимаю вызов.

— Что такое, мой Волчонок, — знаю как его бесит это прозвище, но он стоически терпит. — с нами все хорошо, мы побуянили полчасика назад, сейчас затихли. — выкладываю, срази, не дождавшись вопроса.

— Я рад, что у вас всё хорошо. — слышу улыбку в его голосе. — собирайся, потеплее, я буду, через минут десять.

— Ещё же рано, — перевожу, взгляд на часы, только три дня.

— Без лишних вопросов, Лисичка, оденься потеплее и выходи, жду.

И всё, сбросил вызов. Недоумённо смотрю на телефон, на только что отправленное в духовку мясо. Колеблюсь буквально минуты, любопытство берёт своё, бегу одеваться.

— Женюш, — кричу на ходу. — пригляди за мясом.

Запрыгиваю в машину, по мере своих возможностей. Без шапки, расстёгнутая, с шарфом в руках. Волк оглядывает меня недовольным взглядом.

— Мне жарко в машине, я потом оденусь. — канючу на манер маленького ребёнка.

— Надо было тебе шубу покупать. — это он сейчас о моём пуховике говорит.

— Ну, какая шуба, Дим, я сына устаю носить, а тут ещё и шубу. Тем более это не практично. В мае роды, на следующий год она мне большая будет и куда…

— Новую купим.

— Нет уж…

— Возьми документы в бардачке. — перебивает мою только зарождающуюся, пламенную речь.

Достаю несколько белых листочков, вчитываюсь в текст.

— Что это? — перевожу изумлённый взгляд на Диму.

— Вот и я хотел бы знать Что это. — говорит спокойно, но голосе слышаться нотки недовольства и раздражения. — почему моя женщина платит непонятный кредит, на смешную сумму и не просит у меня помощи.