Ну что я могу сказать, плачу. В месяц выходила не большая сумма, но закрывать его досрочно, не было возможности. Конечно, была, как только переехала к Диме, я вообще почти забыла, что значит тратить свои деньги. Зарплата уходила на кредит, кое-какую сумму я отсылала Сашке, не только ж отцу помогать. И ещё небольшую сумму, откладывала на будущий учебный год. Не знаю, как долго я просижу в декрете, и смогу ли помогать своим девочкам. .Ч.и.т.а.й. к.н.и.г.и. на. К.н.и.г.о.е. д…н.е.т

— Ну чего молчишь. — мне было неловко, от этого разговора, от сложившейся ситуации, где за меня заплатили, эта квартира, вообще мне как совместно нажитое от бывшего досталась. — Только не реви, Алиса, умоляю. — Вот ещё и Алисой назвал, а всегда говорил, что я его маленькая рыжая Лисичка. — Бл* не этого я добивался.

Паркуется, он аккуратно стирает слёзы с моего лица, целует шмыгающий нос. Помогает выйти из машины, и сам застёгивает, одевает мне шапку и шарф. Только сейчас замечаю, куда мы приехали. Мой парк. Волк достаёт пакет и плед из машины, твёрдой рукой берёт мою обмякшую и ведёт за собой. Вот они мои любимые тропинки, уходим дальше, покидая благоустроенную часть, вот берёзовая рощица, чуть дальше хвойные, за ними осинки, дубки и озерцо с уточками, не улетели в этот год, как же я скучала. Дима кидает на скамейку плед и пакет, извлекает из него хлеб и подаёт мне.

— Иди, корми. — подталкивает меня к уточкам, что довольно клокочут. Скармливаю им всю буханку.

Солнце, ещё по зимнему холодное, не успевшее разогреться началом весны, клонится к закату. Приобретает едва уловимый малиновый цвет. Меня усаживаю на скамейку, на теплый плед, вручают стан фруктового чая, и крепко накрепко обнимают. Сейчас, в данную минутку, в эту самую секундочку, я чувствую себя как никогда любимой и счастливой, я готова обнять весь это парк, весь этот город и даже весь мир.

— Давай договоримся, у нас нет друг от друга секретов и недомолвок. Мы всегда всё друг другу честно рассказываем. Мы не держим в себе чувства, не подавляем их, мы разговариваем, просим помощь. — он вздохнул и крепче прижал к себе, зарывшись носом куда-то в мой огромный шарф. — и если когда-нибудь, ты почувствуешь себя несчастной и захочешь от меня уйти, я первый узнаю об этом.

— Ты Дурак. — моя нижняя губа уже затряслась, глаза наполнились влагой. — Не смей такое говорить, даже в шутку.

— Всё, всё я понял, только давай без армагеддонов. — короткий смешок и он добирается до моей шеи, перебирается на ухо, играет языком с моей серёжкой. Легкий стон срывается с моих приоткрытых губ.

— Черт, маленькая, у тебя с собой нет ключей от старой квартиры. — шепчет не прекращая своей пытки.

— Нет, — выдыхаю, понимая на что намекает. — у меня мясо в духовке.

— Евгения дома.

— Дааа.

— Тогда только так.

В считанные секунды мой мужчина-ураган, сгребает вещи с лавочки и меня тоже. Мы буквально добегаем до машины и плюхаемся в неё. Он стартует. Квартал, ещё один, уже показались брежневские пятиэтажки, сталинские дома, вот заброшенная стройка, за ней старый пешеходный мост, через небольшую протоку, её давно засыпали, воды нет. Въезжаем под него. Тормозим.

— Быстрей маленькая, а то я сейчас взорвусь.

Я оглядываюсь в тонированные окна, вроде никого нет, да тут не может быть. После заката, наступил сумрак, с густеющей над городом темнотой. Сбрасываю с себя верхнюю одежду, тянусь к кофте.

— Оставь, — чёткий приказ, пока он проделывает всё-то же и отодвигает своё кресло до конца назад.

Стягиваю тёплые штаны, тянусь к носкам, покачивает головой, не разрешает. Перетягивает на колени и разворачивает к себе спиной, заставляя опереться о руль. Его брюки расстёгнуты, и я через свои трусики, чувствую разгорячённую сталь, восставшей плоти. Бесстыдно трусь об эту возбуждённую твердость. Дима отводит трусики в сторону, проводит пальца по припухшим складочкам, раскрывая их, ища первые капли моего возбуждения, растирая едва проступившую влагу по краюшку дырочке, зная, как сильно меня этим возбуждает.

— Ещё ооо. — на выдохе, прошу, повторят эту пленительную ласку. Он кружит до тех пор, пока моя смазка не начинает хлюпать под его пальцами.

Я откровенно виляю бедрами, приподымаю их, ища полного соития. Недовольно урчу. Короткий смешок и легкий шлепок по попе, секунда и я наполнена до краев. Сладострастный стон срывается с наших губ одновременно, о как мне хочется поцеловать эти губы. Не дождавшись его действий, а привстаю и снова опускаюсь, делая первые проникновения, кручу попой стараясь насадиться как можно глубже. Это совсем неудобно, но остановиться сейчас подобно смерти.

Мужчина аккуратно перехватывает мой животик снизу, отбирая инициативу, двигается быстро, но со всей присущей в нашем положении нежностью. В минуты забвенья, забывается, сжимает, насаживая сильней, но тут же опомнившись, ослабляет хватку и сбавляет темп. Я хнычу, потому что так было хорошо, так глубоко и совсем не больно, только неудобно.

Сейчас одна его рука по-прежнему у меня на животе, а вторая забралась под край топа, и выкручивает мой отвердевший сосок, щиплет, сминает грудь и переходит к другой.

Я опускаю руку вниз, к соединению наших тел. Нащупываю и растираю свою твердую жемчужинку, дыхание сбивается, прерываясь на всхлипы. Спускаюсь пальчиками, ниже касаясь мощного поршня, неистово в меня вбивающегося. На очередном толчке, обхватываю его пальцами, щекоча кончиками, пытаюсь разглядеть на ощупь процесс наших бешеных скачек. Зажимаю вожделенную плоть между пальцев, а ладонью касаюсь клитора.

— Давай, маленькая, — прерывистое дыхание щекочет мою, оголённую спину. — Сейчас, вместе со мной, ещё немножко, ещё, ещё, вместе…

— Ммммм, — протяжный стон, разноситься по салоны автомобиля, отскакивая от запотевших стёкол. Прижимаюсь щекой к рулю, пытаясь восстановить судорожное дыхание. Чуть опустив спинку кресла, Дима аккуратно кладёт на свою ходящую ходуном грудь, моё вздрагивающее тело. Его прерывистое дыхание, щекочет мне шею, переходит на поцелуй.

— Чёрт, маленькая. Ты меня укатала, — хрипло смеётся, в самое ушко.

— Это мой первый секс в машине. — признаюсь честно.

— С почином. — вновь смеётся он, приоткрывает соседнее окно, впуская вечерний мартовский воздух. — Что ты говорила по поводу мяса. Я жуть, какой голодный.

Кусает меня, снимая со своего опавшего члена. Помогает привестись в относительный порядок, закрывает окно, включает обогрев. Трогает живот, проверяя, не замёрз ли он. И только убедившись в моём отличном самочувствии, трогает домой.

Мы возвращаемся тем же путём, что и приехали. Проезжаем мой старый район, меж вряд стоящими, домами, я вижу краюшек ворот любимого парка. Да, я не живу теперь здесь, да, я пытаюсь строить своё счастье в другом месте. Но ты всегда будешь частичкой меня, даже если жизнь так круто изменилась. Я буду навещать тебя, мой старый, любимый парк, я буду приезжать к тебе, любуясь первыми листочками, первым цветением, я буду приезжать к тебе не одна. Я покажу своему сыну, что спрятано у нашего сурового, властного, ослепительного, города под глянцевыми доспехами.

— Кажется, я знаю, чего не хватает в детской. — мой Волк смеётся, над очередной идеей.

— Поделишься.

К концу апреля, одну из стен детской, украшают вековые деревья, каменная тропинка, небольшое озерцо с уточками, скамейка на которой лежит теплый плед и стоит стаканчик фруктового чая. А там, за озерцом, виднеются высотные дома, одетые в светящиеся фасады. В них отражаются прощальные лучи заходящего весеннего солнца. Оно играется в молоденькой листве, подмигивая уходящему дню и нам.

Дмитрий

Вваливаемся в кабинет начбеза без стука, я предусмотрительно вхожу за генеральным, чтоб не отхватить у новоиспечённого папаши. Картина маслом, он спит. Откинувшись в своём кресле, запрокинув голову, раскрыв рот, похрапывает на весь кабинет.

— Харе на посту морду плющить! — громко оповещает наше прибытие Роман Юрьевич.