Лана сидела сзади мерно раскачивались в такт моим движениям, пока мы стремительно удалялись от живых железных артерий цивилизации. Ее густые ароматные волосы тихо развевались в непрерывном потоке ветра, иногда оплетая мое лицо и шею при резком торможении или смене направления движения. Я лишь довольно улыбался ощущая как тонкие светлые локоны нежно щекочут грубую кожу и порою специально залаживал опасный вираж, чтобы испытать это снова.
Миновав последнее из препятствий на нашем пути мы, ощущая на своей коже треск энергетической стены Зилота, медленно пролезли в открывающуюся брешь, оставляя за собой уютную колыбель человечества. Перед глазами снова возникла бескрайняя полузаснеженная, с рваными черными пятнами земли мертвая пустошь, что уныло тянулась на многие километры до линии горизонта. Редкие уродливые деревца тянущиеся к холодному небу безжизненными корявыми деревянными пальцами, лёгкая дымка тумана и бесконечные разваливающиеся остовы безымянных серых некогда жилых массивов. Глядя на привычную картину уже не в первый раз все равно никак не могу избавиться от чувства лёгкой тоски по временам, когда меня ещё даже не было на этом свете.
Разогнавшись до привычной мне скорости стал ощущать слабеющую хватку рук на моем торсе. Осознание пришло быстрее, чем Лана отправилась в неконтролируемый полет с моего железного коня. Пришлось экстренно снижать скорость и приводить девушку в чувство. Даже не смотря на здоровый цвет лица чувствовала она себя очень плохо.
— Что это было? — тихо прошептала девушка лёжа на земле, обдуваемая холодным завывающим ветром. — Я ощутила резкую боль, а потом… потом я лежу у тебя на руках. Это снова твои садистские штучки?
— Нет. «Пустынный хищник» сильно фонит в электромагнитном плане и обуздать это может не каждый.
— К тому же мы уже почти приехали и кто-то тебе очень рад похоже, — я указал пальцем на волка, тот почти дружелюбно вилял хвостом и с интересом поглядывал на нас. Его даже искать не пришлось, он сам с этим справился.
Лана холодно улыбнулась и осторожно вытянула руку. Волк медленно подошёл к ней, коснулся носом ее бронированной перчатки, шумно засопел, обнюхал и несколько раз лизнул холодный металл. Улёгшись на землю он вытянув морду в направлении девушки и посмотрел в ее глаза. Девушка улыбнулась уже теплее.
— Не такой ты и страшила, как я думала.
Перешагнув порог «волшебной» квартиры, окутанные теплом, все стали торопливо скидывать с себя амуницию. Лана сняв шлем ненадолго прикрыла глаза и вместо обычных вешалок для одежды появились три манекена для брони. Они были телесного цвета и стояли на мощных металлических распорках. Один из них по фигуре напоминал хозяйку квартиры, другой был явно похож на животное из породы крупных псовых, а третий — мужской, исчез так же быстро, как и появился, после того как моя распахнувшаяся броня застыла в том положении, в котором я из нее вылез.
Девушка позвякивая сталью аккуратно расположила элементы своей брони на манекене и обтянутая все той же невесомой полупрозрачной тканью надела пушистые тапочки и отправилась в сторону кухни. Я же принялся стаскивать снаряжение с крутящегося юлой волка, что настойчиво пытался почесать лапой свою железную голову и злобно рычал под скрежет металла не получая ожидаемого облегчения. Отделавшись наконец от надоевших ему сегментов Серый начал в ускоренном темпе чухаться и выгрызать у себя по всему телу разбегавшихся блох довольно поклацивая зубами и истекая слюной.
Водрузив волчье имущество на законное место я отправился следом за Ланой.
Вдыхая сладкий аромат ее присутствия я шел ведомый шлейфом ее парфюма, мысленно рисуя себе картины ее бытия в зоне кухни. Плавные движения, утонченная грация каждого ее действия, счастливая улыбка от радости нахождения там, где ей действительно хотелось быть.
Войдя на кухню увидел, как она с полузакрытыми глазами удобно растянулась на небольшом диванчике, мерно покачивая свисающей с него ножкой, шурша изящной ступней по деревянному немного потертому полу. На плите, булькая и похрипывая, начинал посвистывать металлический чайник, а в прозрачной стеклянной кастрюле томилось неведомое блюдо, наполняя помещение ароматом различных пряностей.
Девушка повернулась на бок и поманила меня свои тоненьким пальчиком. Натянув на лицо глупую и в тоже время счастливую улыбку я подошёл к ней и сжав ее в своих объятиях улёгся рядом, посмотрел в ее небесно-голубые глаза. Они были открыты, зрачки расширены, а зеленоватая кайма радужки медленно мерцала еле заметным светом. Они улыбались мне в ответ.
— Спасибо, Эдвард, — нежно прошептала девушка крепко сжимая мою ладонь своей. — Я так рада, что ты вытащил меня из этого цивилизованного ада. Без тебя я бы никогда не нашла это место.
Два дня пролетели словно яркая вспышка. За это время мы ни разу не покинули стен этого немного странного, но поистине чудесного места. Мы вместе готовили еду, вместе дышали друг другом, наслаждаясь каждой проведенной вдвоем минутой, блаженно валялись в мягкой постели и теплой ванной покрытые ароматной пеной, смотрели старые фильмы, вместе смотрели в окно на лживый, но такой прекрасный мир за ним.
Сидя на выкрашенном белой краской деревянном окошке мы вдыхали ароматы весны. Настоящей весны. Не той весны, что из-за постоянного движения даже не замечают в Зилоте и не той, что приходит на мертвые земли пустоши, а той, в которой поют птицы, радостно жужжа крыльями носятся вездесущие насекомые, а в воздухе витает аромат бушующих зелёненькими листочками деревьев и распускающихся повсюду цветов. Той, что дарит яркий солнечный свет улыбающимся прохожим, заставляя их щуриться, прикрываться руками глядя в чистое синее небо и медленно утопать в этой пучине просыпающейся жизни.
Мы смотрели на этих простых странных людей, что и знать не знают о той жизни, которая есть за границей их мира, их маленькой счастливой колыбели, в которой нет ничего кроме радости бытия и ещё не извращённых моральных и семейных ценностей. Они улыбались нам снизу, иногда махали руками, приветствовали, добродушно улыбались. Они казались нам живыми, настоящими, как те из старых фильмов, умеющие дышать полной грудью и любить всем сердцем. И невдомёк им было, что они лишь жалкие копии возможно живущих некогда людей и потому, покидая границы видимой нам реальности, они просто растворяются в небытие, распадаясь на мелкие осколки наших воспоминаний.
В этом меланхоличном раю единственным субъектом периодически нарушающим нашу идиллию был волк. Ему все время что-то не нравилось, то еда, то слишком мягкая мебель, то слишком твердый и чистый пол, в котором не получалось прорыть удобную ямку для своей огромной туши и особенно восстанавливающиеся после повреждений кресла от отсутствие его запаха в квартире. Тут ведь всегда пахло чистотой, а в его понимании в логове должно пахнуть самцом, продуктами разложения прошлой добычи и тому подобным. Поэтому большую часть времени он проводил на улице валяясь в грязи, гоняя местных обитателей и охотясь на все что под лапы подвернётся. Однако раз в несколько часов он всегда возвращался, чтобы отдохнуть. Спать в тепле ему нравилось куда больше, чем на улице.
— Может не поедем никуда? — тихо спросила Лана лёжа у меня на плече. Время было около четырех утра, но мы оба уже не спали. С источником хаоса в квартире это не удивительно. — Тут ведь так хорошо, так спокойно, да и ты тут другой — не властный, не грубый и не жестокий. Тебе ведь тоже здесь нравится.
— Да, — я крепко прижал ее к себе поглядывая на волчью морду выглядывающую из дверного проема. — Что, опять? — в голове один за одним начали мелькать образы упитанных кабанчиков и бегущих оленей, зайцев и другой живности. — Если будешь столько жрать, то скоро станешь жирным и в дверь перестанешь помещаться, над тобой же каждая собака смеяться будет. — Серый опустил голову, недовольно фыркнул и ушел в сторону выхода цокая коготками по деревянному полу. Я повернулся к Лане. — Мы обязательно сюда вернемся. Это место у нас никто отобрать не сможет.