Взять на прицел, держать на мушке , без команды не стрелять… – шепотом передал Осип и команда прошелестела по цепи…

Турки , по волчьи, цепочкой, прижимаясь к стенам ущелья, стали подходить к баррикаде, перегораживающей дорогу.

Сосед Осипа, вытер досуха вспотевшую руку о штанину и положил палец на спуск

Зеленов видел турок все отчетливее. Впереди, совсем близко, шел молодой офицер – уже были видны щегольские усики .

– Вот как звездочку на погоне разгляжу так и грохнем…

Турок был разведчик неопытный, и вместо того, чтобы отойти назад, увидев преграду, вышел на середину дороги, зачем-то вынул саблю и двинулся к завалу.

– Эх, дурак! – прошептал Осип, ловя его грудь на мушку – Потому тебя молодого и послали, что ты – покойник. Огонь! – крикнул он и выстрелил.

Грохнули все стволы. Турок побежал вперед и сунулся головой в землю, точно собирался нырнуть, остальные попадали и только один, петляя, как заяц, побежал назад. Осип, вел его на прицеле и когда решил не стрелять – пусть убегае, грохнуло сразу несколько выстрелов, болгары успели перезарядить ружья. Вокруг турка взвилась фонтанчиками пыль на дороге, а сам он, вдруг остановился и пошел назад. Сделав несколько шагов, закачался и сел в пыль. Все стрелки неотрывно смотрели на него, потому, что вид чужой смерти завораживает, будто омут или стремнина быстрой реки… Турецкий солдат, со стоном, повалился на бок, дрыгнул ногами и замер.

– Ура! – вскрикнул восторженный парнишка, который бестолково рассказывал Осипу о турках, но его никто не поддержал. Молча смотрели болгарские мужики на знакомую им с детства, родную дорогу в свое село, где теперь, будто грязные мешки с кукурузой лежало семь вражеских солдат.

– Боже, буди милостив нам грешным… – сказал, крестясь огромной ручищей, сосед Осипа.

Защелкали, перезаряжаемые ружья, пошла по цепи флажка с водой.

– Ну вот, – сказал Осип, чтобы слышали все. – Теперь они про нас знают. Сейчас минут через двадцать построятся и на приступ пойдут. Тут мы должны отбиться. А как начнут в нас с гор стрелять, тогда сразу отходим. А сейчас отбиться должны. Братушки, турок, которого ты уложишь сейчас, не выстрелит в тебя на второй линии…

– Понятно, – заулыбались болгары.

– Держались хорошо! Молодцы.

Турки пошли почти через час, но атака была такой стремительной и яростной, что Осип в горячке стрельбы, было, подумал, что отойти на вторую линию не успеют… Турки добежали уже до самого завала. И болгары стреляли в них через ветки поваленных деревьев с расстояния в две три сажени. Еще бы немного и началась рукопашная, но где то в колонне наступающих лопнула пружина напряжения, и визжащая, вопящая, и стреляющая толпа откатилась обратно, за выступ горы.

– Все, – сказал Осип, – отмахните стрелкам на горах, чтобы спускались, – Отходим.

Не дожидаясь второй атаки, подобрав двоих легко раненных, оборонявшиеся пошли ко второй линии обороны.

– Ну что ? – спросил Осипа сапер, сидевший, как всегда, в тачке, когда они перебрались через вторую баррикаду.

– Да наваляли с полсотни…

– Ну, и славно. Теперь моя партия…, – сказал офицер, вглядываясь в оставленную позицию, – сейчас будет краковяк вприсядку.

– Ваше благородие, – спросил казак, – сколько мы времени отыграли?

– От первого выстрела два часа пятнадцать минут.

– Ого. Я думал – меньше. Так что, скоро может придти подмога…

– Может придти, а может…– словно самому себе сказал офицер. – А болгары то молодцы! Стоят.

– Куда им деваться – это их дом…

– Не скажи…– тут оробеть легко…Страх то с людьми чудеса делает.

«Еще не было страха! Страх то еще весь впереди» – подумал Осип. – Страх начнется, когда турки ворвутся в село. А его, к той поре, и защищать будет уже некому.

На второй линии людей было значительно больше, чем на первой, тут были почти все бывшие гимназисты из Старо-Загоры, здесь Осип увидел и Петко.

– Ты то чего выперся, Петяша, – ходишь то еле – еле. А туда же…

– Не туда же, а сюда же….– сияя белозубой улыбкой и деловито перевязывая раненому руку сказал Петко. – А где мне быть, я же лекарь.

– Да ты еще больной весь…

– Врачи не болеют. – смеялся Кацаров – Покажи ногу. Вот тебя я буду ругать. Ты почему бегаешь! Без ноги хочешь остаться! Рискуешь.

– Мы тут, Петя, все рискуем без голов остаться! – отшутился Зеленов, но перевязать себя дал – мал, когда еще придется к лекарю попасть.

В долине загрохотала бешеная стрельба. Вслед за нею, докатился отчаянный воющий вопль «Алла!», от которого мурашки побежали у Осипа по спине. Стрельба резко прекратилась, а крик усилился еще больше.

– Все – сказал Осип саперу, – Взяли завал.

– Это не завал… Это не завал…– шептал, как помешанный офицер, кусая тонкие синеватые губы, которые тряслись, а все изможденное ранением лицо покрылось бисеренками пота. – Это не завал! Вот сейчас завал будет. – он неотрывно смотрел на стрелку часов, которые держал в руке.

– К бою! К бою – подали команду, по второй линии обороны.– Турки показались…

Офицер вытащил револьвер и, дважды, выстрелил вверх. Через секунду грохот и гул покатился по горам. Осип увидел, как высоко над дорогой, от скалы прыснуло огнем, отделился громадный кусок, и с дымом, с пылью, весь в обломках камней, и рассыпаясь на части, рухнул вниз, туда, где только, что Осип с болгарами держали оборону.

– Вот теперь завал! – утирая пот, сказал капитан саперов, откидывась на подушку, в своей тачке. – Знайте Петербургское императорское инженерное училище!

Пыльный вал выкатился из ущелья, запорошил стрелкам глаза, сорвал шапки… Там откуда только что вернулся Осип заклубилось пыльное облако. Все пространство перед баррикадой заволокло пылью.

– Посматривайте, посматривайте… – кричали русские унтера болгарам, но ничего не было видно, в этой, налетевшей после, обвала пыли. Когда она чуть осела, Осип увидел, что два подростка, которые возили, сменясь, на тачке капитана саперов, помогают Петко переложить его на носилки, а сам офицер без сознания и руки у него болтаются, как у тряпичной куклы.

– Надорвался, – сказал ни к кому не обращаясь Осип. – От волнения сознание потерял. Видать трудная рана – то у него.

– Таперя турки вовсе озвереют! – сказал, стоящий рядом с Осипом круглый будто налитой мышцами, егерь. – Таперя пощады не будет.

– А ее никогда не было, – сказал старик Илия, вроде бы двоюродный дед Петко, тот самый, которому турок в детстве отрезал уши. Он удобно и основательно сидел на принесенном из дома табурете, деловито разместив старое ружье в амбразуре.

Турки оправились через полчаса. И все повторилось. Накатывающая и отбегающая толпа, лихорадочная стрельба, и краткие передышки…Появились первые раненные, которых подростки и женщины оттаскивали на носилках в тыл. После четвертой атаки, когда поток атакующих чуть не перехлестнул через завал, старший по званию – пехотный поручик, с обмотанной бинтами головой, приказал отходить на третью линию.

Уходили, понурясь, поглядывая на высоко поднявшееся солнце. Шел уже пятый час обороны, а подмоги все не было. И многие сомневались: будет ли она вообще.

Голова у Осипа гудела, перед глазами плыли круги, боль от растревоженной раны в ноге, казалось, разлилась во всем теле. Он уходил последним и, когда оглянулся – не забыли ли кого раненного, то увидел все так же сидящего на табуретке старика.

– Дед Илия, ты чего…

– Иди сынок, иди…Мне так надо, – сказал старик.

– Это ты брось! – Осип попытался вернуться .

Но старик выставил перед собою старинный пистолет и сказал:

– Не трогай меня, сынок. Я не сошел с ума…Мне так надо! Не мешай!

Осип повернулся, милиционеры уходили и он рисковал остаться здесь со стариком и оказаться в плену.

– Дед Илия, ты что удумал?…

– Иди, сынок! Да благословит Господь тебя и Россию…

Приволакивая ногу, Осип дошел до третьей линии обороны. И опять как в страшном сне все повторилось. Бешеная трескучая пальба, дикий крик «Алла» и, через минуту, несколько страшных взрывов, после которых наступила тишина.