«Объективно оценивая обстановку, Д.А. Милютин настоял на том, чтобы не отводить войска из под Плевны. Одновременно он предложил новый способ борьбы с противником. По его мнению, следовало бы отказаться от штурмов и сломить сопротивление Османа –паши методом блокады. Милютин исходил из того, что действующая армия, не имея крупнокалиберной артиллерии навесного огня, не могла рассчитывать на надежное подавление оборонительных сооружений врага, а следовательно, на победу в открытых штурмах. В случае же блокады она имела реальную возможность добиться быстрого успеха, ибо гарнизон Плевны не имел достаточно запасов для ведения длительной борьбы. Действительно, противник находился в критическом положении « 2 сентября Осман паша донес главному командованию, что снаряды и продовольствие на исходе, подкрепления не поступают, а потери сильно ослабили гарнизон. « Мы поставлены в необходимость отступить, но исполнить отступление очень трудно.» – писал он. Александр II одобрил план Милютина. В руководстве Западным отрядом , на который возлагалась осада Плевны , были произведены изменения. Помощником князя Карла был вызванный из Петербурга известный военный инженер генерал Э.И.Тотлебен, который прославился во время героической обороны Севастополя в Крымской компании 1853-1856 гг. Генерал Зотов возвратился к исполнению обязанностей командира 4 корпуса. Вся кавалерия была подчинена И.В Гурко.» Русско-турецкая война 1877 – 1878 гг. М. 1977 стр, 146 – 147.

2. – Это конечно. – со вздохом согласился подхорунжий Трофимыч, когда, вернувшись в сотню Осип доложился подробно обо всем, и они сели попить кипяточку с сухарями.

– Оно конечно, – грея руки о стенки огромного, медного чайника, говорил старый вояка. – А теперь сам расположи: штурмом город бы взяли – зимние квартиры наши. А ежели, измором брать, то неизвестно кто кого выморит. Они в тепле, мы – в поле. Они в домах, а мы в платках да в землянках. И при штурме народу погибнет – тьма, и при таком сидении перемрет – немеряно! Куды не кинь – всюду клин.

– Все же, так то лучше. Греха меньше…

– Вон каков стал твой голос. – вздохнул Трофимыч – Ай ты забыл как в бой-то рвался?

Рвался, пока не нарвался… Убивать то оно и поросенка трудно, а человека, хоть он турок, хоть кто… Господа то этого не понимают. Я на них прямо удивляюсь. Хоть бы один посовестился… Совсем греха не боятся, как нехристи, пра…

– Да они и не убивают, по-нашему – то редко, когда грудь на грудь и за горло, они так, как на охоте. А вот кабы по нашему, изо дня в день… Да приговоры в исполнению приводить… Не зря ведь казаки прежние в старости в монастыри шли. Кровь то она вопиет, хоть бы и басурманская…

– Какие то они навовсе не такие как мы. Вот сказать не могу, а чувствую, вот нет в них строки какой-то. – Осип попытался выразить свою мысль, но никак не получалось. – Вот мужик, хоть серый, хоть сиволапый – турка заколет – бежит к исповеди: «Господи прости – человека убил», а барину хоть бы что!

– Да мало кто бегает. Тоже и мужики дуреют. Понятия и в них нет. Это мы от веку, от деда к внуку, возле смерти тремся , а они который–который на войну то попадает… Страху натерпится: либо одуреет, либо озвереет, а все в понятие не входит, зачем ему Господь испытание военным страданием послал. Глаза вылупит, цацак понавешает, а как был бараном, так и остался… Воистину не существо, а вещество… И жил не думавши , и подохнет, как овца на бойне! Думать лениться!

– А офицеры что же? Они же образованные… Что ж они то?…

– Да ведь они по немецким книжкам образованные. А вся эта наука немецкая, она может пользу и приносит, но от размышления человека отвращает. Она ведь для пользы телесной, вот душа-то и сохнет… Они философов истинных и не знают. Эх, была у меня книга Григория Саввича Сковороды, нашего казака, вот там все было как нужно прописано, да потерял на походе, уж годов несколько как потерял и купить негде… Печатают всякую ерунду. А та книга у меня рукописная была…Однако, – сказал он, вставая, – коли таков голос, что мы зимовать тут станем, так надобно баню ладить, не то вша напрочь заест – тиф пойдет.

«Генерал Тотлебен умело руководил осадными работами. Чтобы уменьшить потери в войсках, он приказал вырыть прочные окопы, построить удобные землянки, приблизить к фронту далеко расположенные госпитали. Артиллерия должна была произвести тщательную пристрелку неприятельских укреплений, а затем перейти к их методическому разрушению. Осада велась в трудных условиях начавшейся осенней непогоды. Снабжение войск было организовано плохо. Начались заболевания. Убыль от болезней доходила до 200 человек в день.»

Мартынов Е. Блокада Плевны. (по архивным материалам) Спб. 1900 г. стр. 46.

В казачьих полках первым следствием известия, что штурма не будет, было массовое рытье землянок, утепление палаток и строительство бань. В 23 полку под баню приспособили пустующий каменный сарай. Нашлись печники, сноровисто сложившие каменку. Сотник Рыкавсков, который постепенно становился всеобщим любимцем полка, приволок откуда-то огромный турецкий казан и устроил «пропарочную» для завшивевших мундиров и шинелей. Поступил строжайший приказ: чубы сбрить, из общей посуды не есть, ложки и миски, после еды, кипятить в котелках.

– И откуда хреновина эта берется, к примеру, вошь?… – спрашивал приказной Веденяпин, когда шустрый букановский казачишка Лабунцов, в мирной жизни лучший юртовой стригаль, на состязаниях по стрижке овец забиравший все призы, обскубал ему роскошные кудри и брил обломком косы голову налысо.

– Вошь есть первая казнь египетская, – пояснил строгий старообрядец Ермаковской станицы Савинов. – Вошь, саранча и прочее… Неоткуда она не берется. А проживает в человеке постоянно, и как он ослабевает в вере и предается тоске, так она и является наружу. Она упреждение казакам делает! Не унывай, держись в исправности! А коли он не внемлет, тогда является казнь вторая – трясовица, по нонешнему – тиф… Все от тоски, от уныния.

– А вот к примеру головы броем, а бороды нет…

– А в бороде да в причинном месте эта вошка не живет, тамо другая – в надсмешку даденая за стыдное дело! Чтобы чесался, да каялся. Он нее тифа не бывает! Смех один. – Побрейся да дегтем намажь, она и выведется.

– Так деготь до мяса проест!

– Да хоть бы и вовсе бесило твое, собачье, отвалилось! На войне не должно до бабы прикасаться! Сказано возле смерти – возле Бога! Ходи чисто – без вина, без баб и без денег…

Казаки согласно закивали, но когда весь полк вымылся, выскоблился и, переодевшись в чистое, вкушал отдых, с пехоты, повалившей в баню скопом, начали брать входную плату. Дело пошло так славно, что в соседнем сарае оборудовали баню для офицеров и даже имели с того полковой доход.

– А как же к деньгам-то не прикасаться? – подколол Осип Савинова.

– А вона какой приварок учинился…

– А топка-то с небес, что ли валится? Это на дрова!

Действительно, всю выручку тратили на дрова и тащили их расположение полка возами, и набрали столько, сколько топить баню хватило бы лет сто. Но вот ударили первые заморозки, и пошли казаки торговать дровами, чуть ли не рубль полешко. И такая пошла торговля, что Бакланов укорил полк на утреннем разводе:

– Казаки мы или жиды виленские? Вы во что полк превратили? Вот прикажу всю вашу поленицу сжечь!

Торговля поутихла, но не прекратилась. Потому вышла каждому казаку через месяц в жалованию по червонцу прибавки, а урядникам еще, сверх того, по пятерке.

– Всякая вещь служит к своей пользе, – изрек Савинов и купил на свой взвод самовар.

– Горазды, вы староверы, на дерме сметану искать! – говорили казаки других сотен.

– Кизяк тоже: из дерьма леплен, а тепло даеть… – парировал Савинов.

– Да уж ты-то на всем нагреешься…

– На то у меня от Господа разум, чтобы ему завсегда применение было. Потому и пьем чаек, да свой, а ты молчи, своёк, да рядом постой!