– Посуньте ему под спину пику, не то ружье, чтобы опора была…
– Не учи отца е…ца. – сказал суровый бородач, обнимавший Тимофея. – Мы че по жопу деревянные? Знамо: он сомлеет да оползет … Мы его сейчас скошевкой прихватим…поперек седел, под спину ружье и к плечам ружье.
– У тебя, сказывают, сын родился? – спросил Осип Алмазова, чтобы отвлечь его от боли.
– Ну! Четвертый месяц! Домой ворочусь уж бегать, небось, будет!
– Назвали-то как?
– Прокофием. Прокофий, значит…Первенец! Прямо мне все время – счастье! И вот ранило не до смерти, а боль то я стерплю…Чего там…
Двое казаков, держа, бережно, Тимофея под спину, шагом двинулись по дороге.
В канаве, будто тюк, увязывали в шинель мертвого Ефрема Фролова.
– Чего там? – спросил Осип.
– Две в грудь, одна в голову – разнесло как арбуз.
Артиллерийский прапорщик, бывший с казаками, торопливо набрасывал кроки предполагаемой турецкой позиции.
– Осип, подсоби!
Ефрема закинули поперек седла, прихватили, чтоб не сполз, запасной подпругой.
Взвод потянулся назад к Плевне.
– Ну, что! – сказал Устякин, стоявшим под горою коневодам драгунского полка. – Сбирайтися за нами. Тута кавалерии делать нечего. Надо пехоту дожидать, да с артиллерией…
– Много что-ли турок? – спросили из цепи спешенных драгун, лежащей вдоль канавы шоссе.
– На вас хватит, ишо и на нас останется…
Такие потери в сводках отмечались как незначительные. Но 23 Донской подполковника Бакланова полк таял, ежедневно, теряя людей и коней. Ежедневно конные отряды прощупывали оборону турок вдоль Софийского шоссе, наконец, в штабе поняли – оборона серьезная и брать ее должна пехота, после хорошей артиллерийской подготовки. На Дубняки и Телиш пошла гвардия.
Документы:
«После переправы через Дунай Гвардия была двинута к Плевне, где после третьей неудачи, 30 августа, решено было сосредоточить достаточные силы для овладения этой твердыней.
На пути нас встретил Государь; вид Его поразил нас; Он исхудал, лицо было землистого оттенка. Объехав полк, Государь вызвал офицеров и в своем слове сказал, что «рад видеть мою старую команду».
Было время, когда Государь служил в нашем полку, а в 1839 г. Он им командовал.
Государь сказал нам, что 6 августа, в день нашего полкового праздника, Он так плохо себя чувствовал, что не мог достоять молебна.
Главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич произвел на нас бодрое впечатление; он легче переносил невзгоды войны и тяжелую ответственность; мы тогда, конечно, не знали, какие были трения между ним и Государем, те трения, которые Великий князь предвидел и изложил в письме к Государю в ноябре 1876 г. из Кишинева, о чем я уже писал ранее.
Гвардия продолжала поход и была предназначена для занятия с боем турецких позиций в тылу Плевны, к юго-западу от нее, где проходило шоссе из Плевны в Софию – единственный путь, по которому проводился в Плевну подвоз всего необходимого и по которому противник мог уйти из Плевны.
Мы стали биваком на правом берегу р. Вид, а на противоположном – были турки. Те места, где мы стояли, уже были использованы турками и нашими войсками, и трудно было добыть что-либо съестное, а купить не у кого, так как почти все население ушло из этих мест».
5. Баня стала как бы клубом и местом отдохновения, куда после каждого выхода шли обмываться или попросту греться, казаки. И славно было после долгой езды по раскисшим дорогам , под пронизывающим ветром или бесконечным дождем поставить коня в крепкую быстро построенную конюшню, замыть ему щетки над копытами во избежание мокреца и прочих напастей от сырости, растереть его усталого соломенным жгутом, размассировать плечи, холку, намятую на походе, задать корм и тогда развесив на просушку потник и седло, пойти в баньку , что топилась и днем и ночью, и, может даже не раздеваясь, посидеть у остывающей каменки, обсушиться, отогреться. Здесь, однажды, совершенно неожиданно, спросил Трофимыч Осипа, разомлевшего и задремывавшего от тепла:
– Что ж с тобой у болгар-то приключилося, что прилетел ты, не долечившись, как помешанный … и рожа порепанная…
– Да какая там приключения! – нехотя ответил Осип. – Конфуз один.
И он рассказал Трофимычу, как может быть не рассказывал бы отцу, о том как хорошо ему было в доме Кацаровых, и, как было, размечтался он жить в таком как у Петко доме, в этом чудном краю и как приглянулась ему Василика. И про бой…(Хотя про бой Трофимыч, к удивлению, Осипа знал больше, чем он сам. Славейков написал подробнейшее, благодарственное письмо подполковнику Бакланову, о том, как Осип организовал оборону, остановил продвижение турецкого транспорта к Плевне, и просил Бакланова о «высоком награждении» казака.)
– Вишь, как они обо мне! – сказал Осип, сглатывая ком, появившийся в горле, – А я то, как котяра блудливый…
Осип подробно и неторопливо, словно занозу больную выдавливал, рассказал Трофимычу и про Агрофену, и про то, как замечталось ему остаться в Болгарии, потому, по всему судя, он человек лишний.
– Ну, и глянулась мне эта Василика… Сильно глянулась… А она оказывается сумасшедшая. Ее турки взводом ссильничали, и дитенка ее на штык подкинули. Вот она умом и повредилась. А тут мне болгары Шайтана подарили. Конь от турок веденный, напуганный. Я, чтобы он не пугался, мундир турецкий натянул, мундир то синий как у нас, да навовсе табачищем провонятый. Ну, конь-то к запаху приобык, так не пугался. А у нее, у Василики, чтой-то в голове и защелкнулось, решила, видать, что я и есть – турок. Подманила меня, да и ножом… Болгары сбежались! Крик! Стыдоба.
– Какая стыдоба! Через чего, когда она умом тронутая? Уж, больно ты, Ося, совестлив! Тяжко тебе на свете будет, ох, тяжко…
– Я и сейчас, вашбродь, как рассказываю, а самого от стыда в жар кидает. Болгары то ничего, а я ночью поседлался, да и поехал в полк, от стыда подальше… Нет уж, видать, не судил мне Господь в здешних краях гнезда завивать…
– Об том и не мечтаем, – вздохнул старый и, одинокий как перст, подхорунжий. – А и то сказать, чего мы загадываем, война не вся, и скорого конца ей не предвидится. Какое там гнездо, когда, может тут, в землю поляжем…
– Да уж по мне лучше в бой, чем тут в бане сидеть.
– Сиди да радуйся.
– Чего радоваться, нужно турка долбить.
– Цени, дурачок, сладкую минуту . Молодой еще – радоваться не умеешь..
Документы
«Отряд Гурко состоял из 50 тыс. человек и 170 орудий. Это была гвардия, недавно прибывшая к Плевне. Первый удар было решено направить против Горного Дубняка, где турки имели 4 тыс. человек пехоты, 500 человек конницы и 4 орудия. Они занимали удачную позицию на возвышенностях, укрепленную двумя редутами и окруженную рядом окопов. Для атаки выделялось 20 батальонов, 6 эскадронов и 48 орудий. Войска должны были одновременно наступать тремя колоннами – с севера, востока и юга. В 8 часов 12 (24) октября русские завязали бой с противником. Генерал Гурко отдал приказ подготовиться к штурму. Сигналом к нему должны были служить три батарейных залпа в каждой колонне, начиная с правой. Правая колонна подала сигнал и пошла вперед. Другие колонны двинулись с опозданием. «Таким образом,– писал Гурко, – условный сигнал не был выполнен и мои предположения об единовременной атаке рушились»2. Гвардейские части, впервые участвовавшие в бою, наступали сомкнутым строем и несли большие потери. «Как и следовало ожидать, – отмечал Гурко, – последовал целый ряд отдельных атак. Все части, встречаемые в высшей степени губительным огнем, не могли дойти до главного редута» '. К 12 часам гвардейцы овладели Малым редутом и окружили Большой редут, но из-за сильного огня дальше продвинуться не сумели и залегли.
Генерал Гурко решил возобновить атаку лишь с наступлением сумерек. Тем временем под жестоким огнем турок солдаты поодиночке и группами стали накапливаться около редута. Они применяли перебежки и переползания. К 18 часам во рву сосредоточилось уже достаточное количество войск. Они находились в мертвом пространстве и не могли поражаться противником. Когда настали сумерки, раздалось мощное «ура» и на редут со всех сторон бросились русские войска. Завязался горячий штыковой бой. Он длился около получаса. Противник не выдержал удара и капитулировал. Победа досталась дорогой ценой. Потери русских убитыми и ранеными составили около 3,3 тыс. человек. Турки потеряли убитыми и ранеными около 1,5 тыс. человек и пленными 2,3 тыс. человек». Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 гг. на Балканском полуострове, вып. 48, стр. 295.
