– Как жених с невестой?

Радка сияла.

– Ну, что с тобой делать! Пойдем, коли приглашаешь!

Осип снял турецкий мундир, натянул свой казачий, одернул, запоясался. А хозяйственная Радка уже стояла перед ним, держа вместо зеркала старый латунный поднос.

– Вишь, какой красавец супротив ваших овец! – сказал Осип, подкручивая усы. Заломил набекрень фуражку.

Радка, встав на цыпочки, расправила ему ленточку под Георгием.

– Вона значит это чье рукоделие! – догадался Осип.– Ну, что ж, когда от сердца, надобно носить.

Радка платяной щеткой прошлась у него по мундиру, и перед самыми воротами, специальной тряпкой протерла казаку сапоги.

– Ну, что тут делать! – растрогался казак. – Придется с вами, барышня. под ручку идти. Разрешите вас под крендель принять! – И галантно, изогнувшись, предложил Радке руку. Девочка выпрямилась и торжественно положила ладошку на согнутый Осипов локоть. – Раздайся народ, казура гулять идет…

– Батюшки светы, что делается! – ахнул встречный солдат на костылях, и приложил руку к козырьку. – Почтение распрекрасной парочке – кулику да гагарочке! Господин казак, разрешите поинтересоваться, иде жа вы такую распрекрасную нимфу разыскали?

– Трофейная, призовая…– не сморгнув, ответил Зеленов, кося глазом на Радку, которая шла по земле как по небу и, чтобы казаться выше, привставала на носках…

Так они шествовали до самой площади, где толпился народ и все тот же слепой волынщик и его старуха жена теперь уже наяривали плясовую. Народ пока еще не танцевал и только, возбужденные происходящим, ребятишки носились между взрослыми с визгом и хохотом, время от времени, получая чувствительные подзатыльники. В тени, свисавших из садов, через высокие беленые заборы, ветвей, с еще не опавшей листвой, стояли скамьи и столы и здесь уже восседала старшая часть деревни. Осип, под восторженные крики и даже аплодисменты людей на площади, расстался с Радкой, которая тут же позабыла про свой торжественный воскресный наряд, и принялась носиться с остальными ребятишками, и примостился к столу, где уже восседал, как всегда с чашечкой кофе в руках, Славейков.

И как всегда, там, где бывал Славейков, шел оживленный разговор. Осип вслушался в трескучую, быструю речь и понял, что говорят о разном отношении болгар к туркам и даже турок к болгарам.

А ведь и правда, – подумал он, – на завалах и в милиции были не все мужчины-жители села. И теперь слушая Славейкова, понял что зажиточные мужики против турок воевать не вышли. Больше того, как говорили, между собою болгары, они и в горы не убегали, вероятно, не боялись турок, не боялись, что в случае, если турки возьмут село им что-то будет угрожать.

– Турки прекрасно осведомлены, кто выступает против них, а кто лоялен…Служба доносительства у них работала и работает безупречно. И этот вечный грех очень нам присущ…

= Но если они ворвались бы то не пощадили бы никого – сказал Петко – Не скажи! В этом случае главное переждать первую волну, не попаст ь под вихрь атаки, а потом турки не режут всех подряд, пока не получат приказа! И только безумный в своей ненависти паша, может отдать такой приказ, да и наверняка будет за это наказан вышестоящим начальством.

– В этом и есть – сказал Славейков, – великое коварство порабощения. – Разделяй и властвуй! Когда весь народ оказывается в безвыходном положени и у него нет иного выхода кроме борьбы он страшен в своем порыве, но когда он разобщен ,когда появляется лазейка и возможность уцелеть, вот тут и начинаются поиски возможности избежать общей участи. Обратите внимание, как пополнялась армия болгарскими добровольцами в июне и как сейчас…

– Мы сами виноваты! – сказал Осип, – Не надо было отступать! А теперь болгары боятся, что турки вернуться и припомнят, кто русских поддерживал…

– Это верно только отчасти , отчасти…Расслоение существует в любом народе…И в любом народе богатые пассивнее бедных, которым в сущности нечего терять…

Но это не выдерживает критики… Сопротивление османам в Болгарии оказывали крестьяне, как правило не бедняки, у которых кроме заботы о том чем пропитаться иных забот нет… Зажиточные крестьяне и, конечно, интеллигенция, а она тоже не из бедных…

– Все не так просто,-тиская бороду в кулаке, сказал Дмитр, – Но в деяноста случаев из ста на борьбу поднимаются беднейшие слои общества, а не богачи.

– В нашем селе беднейшие разбежались по горам, богатые попрятались в своих домах и ждали за закрытыми ставнями чем бой кончится, а дрался средний класс – сказал Петко. – Так что деление на «бедный – богатый» – примитивно. Турки вербовали доносчиков среди беднейших слоев населения…

– Они везде вербовали… И это потому, что чувствовали свою слабость…

Волынщик заиграл какую то незнакомую Осипу мелодию.

– Слушай Осип . Это очень старый фракийский боевой танец. Здесь очень интересный ритм пятнадцать – шестнадцатых, мне так объясняли… Говорят что воины Александра Македонского несли длинные копья ,которые клали на плечу и вот этот отсутствующий так – это когда они встряхивали, поправляли копья на плечах… Вот, слушай….

Со скамеек стали подниматься мужчины и становиться в ряд. Крепкий, заросший густой бородой крестьянин вскинул руку с платком и особым, танцующим шагом величественно и неспешно повел вереницу танцоров за собою. В ряд включались все новые и новые танцоры…Длинная стенка перегородила площадь в так взмахивая руками и единым движением все сразу делая следующий шаг…

– Эх , – сказал Петко.– Проклятая нога.

И все таки он стал в ряд и прихрамывая двинулся мимо Осипа вместе со всеми своими односельчанами. Плыли перед казаком серьезные крепкие лица ,многие еще со следами пороховой гари и Осип понял ,почувствовал почему криво улыбаясь от боли и Петко движется с ними вместе, почему ему нужно было стать в этот ряд танцующих. – Так он ощущает себя часть. Этих людей ,частью этого села и этой страны…

У нас так не танцуют. – сказал Осип примостившемуся рядом, с цыгаркой в зубах, егерю, с которым держал оборону на завале.

– Что ж это не танцуют ? – обиделся тот ,– У вас казаков может и не танцуют ,а у нас в Белгороде «Тимоню» пляшут еще как ! Я те дам. Этак вот в три ноги! Вспроти нас эти ползают, а не пляшут… Бабы да девки как начнут топотать..

– Да и у нас девки хороводы водят. Себя выказывают , а здесь вишь как оне все дружно слепились…Зависть берет.

– Какое дружно? Сколь мужиков в селе – сотни три, а сколь на завалах стояло? Восемьдесят человек! Да и то много! Погоди, вот армеюшка русская уйдет , – они начнут дружка дружке глотку рвать. Тожа и у них нестроние. Все люди. Един Бог без греха.

– Турок опасаются. – сказал, почти невидный в сгущающихся сумерках , только белевший свежими бинтами на голове, артиллерист. – Вот что они под Эски Загорой устроили, когда Гурко ушел.

– Не надо было уходить. – сказал Осип, – Берем да бросаем. Что Ловчу, что Эски – Загору…

– Да мы охотой что ли в оступ то идем ? Кабы возможность являлась, рази мы бы отступали…! А даром то что головы класть! Тут не захочешь да отступишь, когда он прет валом… Сила солому ломит!

– Тоже и болгары эти! – сказал егерь, пыхнув красным огоньком самокрутки. – Нас со всей Рассеи согнали, воюем живота не щадя , а они по деревням отсиживаются да смотрят , чья возьмет. Да еще сумлеваются! Насмотрелся я на них.

– Да и то сказать, неизвестно,чья возьмет.

– Как неизвестно! – сказал Осип. – Ясно мы победим!

– Тебе может и ясно, …

– Вон как на Шипке совсем было конец, а устояли и Сулеймана разнесли.

«Разнесли!» – хмыкнул артиллерист, – Батьку свово вы там разнесли! Вон он пятого опять Шипку брал!

– Как брал? Откуда голос? В газетах ничего не было!

– Да когда еще газеты к нам придут! Да и брешут твои газеты. Раненые говорили. Их вона с Шипки бессчетно везут. Я в лазарет офицеров отвозил, насмотрелся. Откуда, говорю, вас столько. Обратно, сказывают, Сулейман Шипку атакует. Вот те и разнесли! Да и повсюду он давит. Неровен час, прорвет линию, мы то в Румынию лататы зададим, а болгарам здеся отдуваться…