Вихрастая голова исчезла. Даша ухмыльнулась:

– Да, твое объяснение намного убедительнее моего.

Прикрыв дверь, чтобы сын не услышал, Юлька прошипела тихо и недовольно:

– Рыжая, предупреждаю в последний раз: делай все, что хочешь, кроме двух вещей – не лезь ко мне в душу и не рассказывай моему ребенку о строении Вселенной. Просто занимайся делом.

Даша демонстративно закрылась книгой. В глубине души росло глухое раздражение.

– Тогда подумай, на кого повесить свое хозяйство, – проворчала она из-за потертой обложки. – Я к тебе в домработницы не нанималась.

Ни слова не говоря, Юлька вышла.

Оставшись одна, Даша отбросила книгу. Поворочавшись с боку на бок, она пыталась понять, хочет ли есть, пить или, может, еще подремать с полчасика. Спать не хотелось, вставать, впрочем, тоже, потому, поправив подушки, она просто прикрыла глаза и попыталась сосредоточиться на предстоящем расследовании.

Дело казалось простым и безнадежным одновременно. Простым оттого, что подозреваемых всего трое и все они известны, а безнадежным из-за поставленных заказчиком условий: подозреваемых нельзя расспрашивать, нельзя допрашивать, с ними нельзя даже знакомиться. И этот пункт смущал больше всего. Если нельзя вести нормального расследования, зачем вообще для такого задания детектив? Да еще за такие деньги? Сомнение становились все сильнее. А может, никакого преступления и не было? Что если Паэгле просто свихнулась от умственного напряжения? В самом деле, кто в здравом уме станет убивать каких-то там хордовых. Но даже если и станет, разве это настоящее убийство? Собаку убить или лошадь, еще куда ни шло, но рыбы… Кому они вообще нужны?

В душе расползалась тоска. Не стоило браться за это дело. Социальная значимость мизерная, да еще Юлькин характер… Кстати, вот еще одна причина, по которой, возможно, никогда не удастся найти преступника (если он, конечно, существует). Юлька противная, рыбы дорогие, почему бы не доставить себе маленькую радость?

Извернувшись как змея, Даша взяла со стула листы с биографиями. Сверху лежало досье на Истомина, директора зоомагазина с неоконченным высшим образованием. Она еще раз пробежала глазами незамысловатую биографию и недоверчиво изогнула губы. Ну зачем владельцу бурно развивающегося бизнеса мстить несостоявшемуся поставщику, да еще женщине? Что бы ни воображала Юлька о своих рыбах, это всего лишь одна из сотен, если не тысяч единиц товара. Тем более, что своих зубастых тварей она производит далеко не в промышленных масштабах. В лучшем случае десяток за полгода. На этом ни имени, ни оборота не сделаешь. С таким геморроем Истомину дешевле рыб из Африки привезти, чем у Юльки выклянчивать.

Она отбросила лист на пол.

Профессора Валикбеева, если тот не псих ненормальный, тоже тяжело представить шныряющим с пузырьком яда из одной комнаты в другую. На кой черт директору института, заслуженному работнику и лауреату всяких там премий, травить чужих рыб? Это масштаб соседки по коммунальной квартире. Валикбеев скорее выгнал бы саму Юльку из института, чего уж там мелочиться… Еще один лист полетел на пол.

В сухом остатке Пантелеев. Он и противный, и мелочный, и с рыбами не слишком удачлив. Даша с хрустом потянулась. Ну, допустим, это он, и что? Встречаться-то с ним все равно нельзя.

«Дурдом»

Неопределенность раздражала больше, чем хозяйка квартиры. Если в ближайшие день-два никто из предполагаемых преступников не попробует с ней связаться, надо будет собирать чемоданы и возвращаться восвояси – ни славы, ни денег на этом деле ей не заработать.

Сбросив одеяло, Даша присела на кровати. Тем не менее эти пару дней тоже как-то заполнить надо. Вопрос только чем? И впервые за два дня она улыбнулась. Появилась неплохая идея.

– Привет, Полетаев!

В трубке раздался сдавленный стон:

– О, нет… Надеюсь, мои уши обманывают меня. Глаза тоже.

Даша задумалась:

– Ну насчет ушей понимаю. А глаза здесь при чем?

– При том, что ими я вижу номер, с которого ты звонишь.

– Только не говори, что знаешь этот номер.

– Я вижу, что это московский номер. Для меня достаточно.

– Какой сообразительный юноша.

– Я уже давно не юноша, – с достоинством ответил полковник. – Потому переживания мне вредны. Что ты тут забыл, рыжий монстр?

– Трубку сейчас повешу.

– Сделай одолжение.

Даша замолчала, думая, как бы по зловреднее ответить. В результате, в голову пришла потрясающая мысль: сообщить Полетаеву правду о цели визита в Москву.

– Я здесь по поводу убийства, – как бы между прочим произнесла она и понизила голос до интимного придыхания, добавила: – Серийного.

Тишина на другом конце провода заставила сердце радостно сжаться: цель достигнута. Главное, чтобы ранение не оказалось смертельным.

В трубке что-то злобно заклокотало.

– Сергей Павлович, голубчик, говорите громче, я ничего не слышу! – прокричала Даша.

– Я спрашиваю, где и когда мы можем встретиться, – рыкнула трубка.

– Через полчаса в торговом центре под Манежем.

– А чего там? – голос собеседника неожиданно стал ласковым. – Там людей много, шумно, суетно… Предлагаю в полночь, на окраине, где-нибудь в укромном уголке… На даче моей можно.

– Зачем это?

– Затем, чтобы придушить тебя там! – прорычала трубка. – Через полчаса возле Жукова, – после чего раздались гудки.

– Возле какого Жукова? – спросила Даша у трубки.

Но та, как и она, была не в курсе.

Памятник Жукову Даше совсем не понравился. Лошадь явно страдала каким-то врожденным пороком и парила в воздухе, неестественно выпрямив ноги.

– У лошадки-то полиомиелит, – констатировала она, заметив рядом с собой синие и темные как грозовое небо, глаза.

– Пройдемте, мадам, – Полетаев крепко ухватил ее под локоть и потащил в сторону Никольской.

– Что за обращение, мужчина! – начала было возмущаться Даша. – А где «Здравствуй, дорогая, как поживаешь»?

– Я тебе сейчас устрою «как поживаешь»! – полковник шипел и пенился. – Ты что, не соображаешь, что по моему телефону нельзя нести что попало?

– А что особенного я сказала?

– О каком серийном убийстве ты говорила?

– Хордовых.

– Хордовы? – Мужественный лоб перерезали две не менее мужественные морщины. – Это семья?

– Да, семья. Цихлидовых.

– Так Хордовы или Цихлидовы? Они кто, кавказцы?

– Африканцы. – Даша развлекалась от души.

– В смысле негры?

– Фу, как неполиткорректно! Афро-африканцы.

– Ненавижу эту западную пропаганду! – полковник поморщился. – Запомни: есть латиноамериканцы, есть татаро-монголы, афро-американцев нет.

Даша фыркнула:

– Какие еще татаро-монголы? Есть татары, есть монголы, но в отдельной упаковке, а во-вторых, во-вторых, я не сказала афро-америкацы, я сказала афро-африканцы.

– Негры что ли?

Даша вздохнула.

– Солдафон. Если хочешь знать мое мнение…

Но, как и Юлька, Полетаев не собирался ее дослушивать:

– Да плевать мне на твое мнение, лучше скажи, где этих негров убили – в Москве или в Праге?

– А кто сказал, что речь идет о неграх?

– Ты же сама сказала – афро-африканцы.

– Ну так не негры же.

– Слушай, зови их как хочешь, хоть королями Вселенной, только скажи: кто, где и когда.

Видимо, что-то висело в воздухе: судя по Паэгле и Полетаеву, люди в Москве стали более раздражительными.

– Нет. Либо ты перестаешь на меня плевать слюной, либо я больше не произнесу ни слова.

Полетаев смотрел так, словно примерялся, не ударить ли ее по темечку, но в конце концов решил прибегнуть к более миролюбивой тактике.

– Вопросов нет, – он поднял руки. – Африканцы так африканцы. Хочешь, я и цыган буду звать индо-славянами, мне все равно. Я в детстве вообще состоял в клубе интернациональной дружбы.